Ксения Собчак: Здравомыслящий молочник
- Фото: Ксения Бабушкина
Когда-то мой добрый знакомый, а ныне законный муж Максим Виторган имел привычку покупать в супермаркетах продукцию фирмы «Рузское молоко» — йогурты, творожки, простоквашу и сметану. Для тех, кто разбирается, качественная молочная продукция — это роскошь, которую ничем не заменишь. Но однажды маленький уютный мир Максима треснул по швам. В те дни владелец «Рузского молока» Василий Бойко публично предписал своим сотрудникам, живущим в греховном сожительстве, сочетаться церковным браком и под страхом увольнения воспретил им делать аборты. Незадолго до этого Василий Вадимович взял себе и своим близким вторую фамилию, став Бойко-Великим, и завел обыкновение появляться на людях в причудливом мундире с наперсным крестом. Под влиянием этих событий Максим принял решение больше не поддерживать своим рублем мракобесное безумие, и продукция «Рузского молока» навсегда исчезла из его рациона.
Но принципы принципами, а иногда хочется простокваши. Тогда и набрел мой Максим на бренд «Молочная культура», вполне устраивавший его с точки зрения качества. Владельцы «Молочной культуры» вроде не были замечены в экстравагантном поведении и прихотливых мировоззренческих вывертах. И все же мое женское сердце было неспокойно: второго такого разочарования, как с «Рузским молоком», Максим мог и не перенести.
Я решила провести расследование. Что ни говорите, но примеры Василия Бойко или хоть того же Германа Стерлигова учат нас, что, когда преуспевающий бизнесмен удаляется от мирской суеты в пустынные места и увлекается экологичным животноводством, это может быть нехорошим симптомом.
То, что я узнала о владельце «Молочной культуры» Андрее Ионове, хоть и не внушало особой тревоги, но слегка настораживало. В 2007 году он и его партнеры продали датчанам свой процветающий бизнес по дистрибуции продуктов питания. Ионов занялся сельским хозяйством: стал развивать молочную ферму в Ленинградской области, купленную почти случайно. Ни малейшего прагматического смысла я в этом проекте не усматривала. А узнав, что Ионов реставрировал находящиеся по соседству развалины молочной фермы барона Корфа, чтобы разместить там ультрасовременное молочное производство, я и вовсе пригорюнилась: от такого обостренного чувства исторической миссии до кафтана с наперсным крестом, на мой взгляд, уже рукой подать. Неужели новый любимый кефир моего мужа тоже окажется с посконным душком?!
«Спокойно, Ксения. Люди разные, не надо мерить их одним аршином», — одернула я себя. И отправилась в поселок Сельцо Волосовского района Ленинградской области, где встретилась с Андреем Ионовым и расспросила его, чего он хочет в жизни и как вообще себя чувствует.
- Фото: Ксения Бабушкина
Мотивация
СВы начинали с дистрибуции импортной молочной продукции и сыра из Европы. Как получилось, что вы пришли в этот бизнес?
Мы вообще существуем 25 лет, с 90-го года — еще с советского времени — с одним и тем же названием, группа компаний «Артис». Как-то так исторически сложилось, что это торговля продуктами питания. У нас были друзья в Эстонии, которые работали на молочных заводах, и мы стали помогать им продавать их продукцию. То есть тут не расчет, тут случай.
СВы с вашими партнерами по бизнесу с самого начала были вместе?
Да, мы с самого начала были вместе. Мы учились в одной школе. Нас трое партнеров — двое из одного класса, а один из параллельного.
СИстории моих знакомых говорят о том, что лучший способ поссориться — это завести совместный бизнес.
Да, это правда. Мы неоднократно ссорились и до сих пор ссоримся. Но мы находим способы мириться. Я считаю, что это тоже случай. Ни у кого из нас нет блокирующего пакета. Нам до сих пор как-то интересно. Главное же, чтобы было интересно, да? Вот нам интересно.
СВ 2007 году вы продали дистрибуторский бизнес и приобрели молочную ферму, правильно я понимаю?
Понимаете, я тем бизнесом давно не занимаюсь. Торговля — это не вполне мое. Мне нравится исследовательская работа. Может быть, это глуповато прозвучит, но то, что вы здесь видите — мы пользуемся таким словосочетанием — это такое «сельскохозяйственное Сколково». Со стороны кажется, что сельское хозяйство и производство продуктов вроде молока — это просто, но на самом деле это очень сложный, очень наукоемкий процесс.
- Фото: Ксения Бабушкина
СМожно сказать, что это такая ваша личная игрушка — что-то, что вы делаете для самоудовлетворения и полной самореализации?
Это, безусловно, делается для самореализации, но мы все в этом видим очень большой потенциал именно в смысле бизнеса. Я совершено убежден в том, что если что-то делать хорошо, то стратегически это выигрышно. Хотя тактически оно может быть невыигрышно.
СЯ пытаюсь понять: существует крупнейшая компания, которая занимается дистрибуторским бизнесом. Это точно хорошие деньги. Какова была мотивация продать вашу долю и уйти в бизнес совершенно инновационный, с длинной окупаемостью? Мотивация именно с точки зрения бизнеса, а не с точки зрения какой-то красивой истории.
Понимаете, что из этого вырастет, я не знаю. Может вырасти «Макдоналдс», «Эппл». У нас для этого уже сейчас все есть. Те ноу-хау, которые мы здесь имеем, абсолютно не на слуху и мало кому интересны, но, поверьте, они есть. В смысле бизнеса это такой ход за джекпотом. Ты что-то делаешь, где впоследствии где ты будешь первый. Ты делаешь то, что никто не может.
СВсе равно ваш бизнес никогда по объему прибыли не сравнится с более массовым производителем молочных продуктов. Вы это понимаете и осознанно идете на это, просто чтобы стать самым качественным брендом в России? Это цель?
Мы осознанно идем на это, будучи уверены, что мы догоним по обороту крупнейших конкурентов в отрасли. Мы фактически только начали. Но люди, которые пробуют нашу продукцию, другую уже не пьют, понимаете? Это не «Майбахи». Мы делаем просто хороший продукт.
СЕсли вы не делаете «Майбахи», то тогда кто делает «Майбахи» в вашей отрасли, на ваш взгляд?
Мне кажется, что в молочной отрасли «Майбаха» вообще быть не может. Наш конкурент в этой нише, если говорить о Москве, возможно, «Рузское молоко» и другие премиальные бренды.
СО, история несчастной любви моего мужа к продукции «Рузского молока» как раз и привела меня сюда! Впрочем, некорректно сплетничать с вами о ваших конкурентах, вернемся к вашей истории. Вы сначала продавали молоко заводам «Вимм-Билль-Данн» и другим крупным производителям. Почему потом вы все-таки решили изменить эту схему и самим построить завод?
Когда мы получили молоко выдающегося качества, выяснилось, что наши молокозаводы за это качество платить не готовы. Они платят одни и те же деньги и за очень плохое молоко, и за очень хорошее. Ведь все равно они его кипятят в общем котле, а когда обрабатываешь молоко при высокой температуре — не имеет значения, какого качества сырье. Делать хорошее молоко стоит дорого, но при стандартных закупочных ценах, которые устанавливают молокозаводы для всех, это не окупается в принципе. Поэтому мы решили, что надо перерабатывать самим, и тогда делать хорошее молоко станет осмысленно.
- Фото: Ксения Бабушкина
СПравда, что вы раньше вообще не любили пить молоко?
Да, раньше я не употреблял молочные продукты. Начал здесь. Ряженку я первый раз попробовал нашу. То, что я раньше не пил молоко, это помогает, потому что мы, делая так, как надо, получаем в итоге вкус, которого больше ни у кого нет. Нам многие говорят: «Надо же, разве такая бывает простокваша!»
СЭто бывшая усадьба Николая Корфа. Сложно ли было построить современное производство в историческом здании?
Конечно, это очень сложно. Любая реставрация — это сложно, и особенно взаимодействие со всеми контролирующими инстанциями в лице Государственной инспекции охраны памятников. Они нас измучили, но у них работа такая. Я к этому стараюсь относиться философски. Но вообще что бы то ни было построить — это очень сложно. Мы девять месяцев получали разрешение на электрическую мощность. Три раза перекладывали стены, потому что они сделаны из крупных камней, как старые крепости, а в России мало реставраторов, которые могут восстановить каменную кладку.
СЕсли бы вы вернулись назад, вы бы построили современную фабрику, не заморачиваясь с памятником архитектуры?
Не знаю. Иногда мне кажется, что так, иногда, что этак. Есть какой-то кайф в восстановлении, воссоздании, приведении в порядок.
СБывший владелец лесопромышленной группы «Илим» Захар Смушкин тоже открыл молочную ферму в Пушкинском районе. Молочное животноводство — это такой петербургский тренд сейчас?
Я за эти годы видел много энтузиастов, которые очень быстро все это бросали. Невозможно получить быстрый результат. Если даже ты получил результат в какой-то момент: «Ну все, супер!» — это завтра закончится. Как я видел восемь лет назад, так вижу и сейчас: этим занимаются абсолютные фанатики.
Ведь как привык думать крупный бизнесмен? Важнейший вопрос — это масштабирование: «У меня получилось здесь, и я потом пошел-пошел-пошел. И вот я сижу в бизнес-центре класса А, а там у меня везде менеджеры». В случае сельского хозяйства и особенно молочного животноводства это невозможно в принципе. Если тебе повезло, если у тебя хорошая команда, то у тебя получается. Но ты не можешь никуда уехать. Ты не можешь ничего ни на кого оставить.
- Фото: Ксения Бабушкина
СВы участвуете в каких-то государственных программах по поддержке сельского хозяйства? Таких энтузиастов, как мне кажется, государство должно поддерживать, нет?
Я вам должен сказать, что поддержка молочного животноводства унизительно мала. В общем объеме расходов это статистическая погрешность.
Понимаете, молочное животноводство сейчас в России во многом пионерская отрасль. Уже невозможно использовать наработки советской животноводческой школы. Надо все делать фактически с нуля. Та животноводческая школа, которая может использоваться, есть — еще в нескольких хозяйствах. Но это надо собирать.
СА помогают ли вам консультациями какие-то специалисты, например, Министерства сельского хозяйства? Есть какая-то российская школа молочного животноводства?
Теоретически российская школа молочного животноводства, может быть, и есть, но лучше бы ее не было. Откуда берутся специалисты? Они заканчивали наши вузы. А их там учили те, кто учился по книгам Трофима Денисовича Лысенко, который, например, говорил о браке растений по любви. Я серьезно. О наследовании приобретенных растениями признаков. О воспитании растений, которое будет передаваться по наследству. Вы понимаете, что это живо?!
СТо есть адекватных специалистов нет? Как тогда можно развивать отрасль?
Самим становиться специалистами. Вот мы, я считаю, за эти годы ими стали, судя по нашим результатам. Но мы на это тратим время, деньги, ресурсы. А другого способа нет.
СВы ведь купили эту землю еще до того, как задумали заниматься сельским хозяйством? Что тогда вами двигало?
Изначально мы ее купили, ни о чем не думая. Не как сельхозактив, а скорее как актив земельный. Хотели поделить на участки и перепродать. Тогда был такой бизнес-тренд.
СЯ человек совершенно не сельскохозяйственный и не производственный. Просто так получилось, купили. Хозяйство было погибающим, коровы — жуть, что было с коровами. Вначале их накормили. А потом — куда ты денешься от такого крупного животного, которое такими глазами на тебя смотрит?
Когда немного позанимаешься коровами, от них невозможно оторваться. Если ты с ними хоть месяц провел — все, ты к ним привязан. Стало невозможно их продать или отдать на мясо. Их надо хорошо кормить, а для этого надо возделывать поля. Пришлось этим заниматься. И дозанимались до того, что у нас появилось молоко уникально высокого для России качества. Читать дальше >>
- Фото: Ксения Бабушкина
Пастораль с вечерней дойкой
Слова Андрея о крупном животном, которое на тебя смотрит, запали мне в сердце: я твердо решила, что должна встретиться с коровой лицом к лицу и, возможно, даже подоить ее. Тем временем Андрей показывал мне молочный завод — космически чистый и почти безлюдный.
— Мы всегда волнуемся, когда показываем завод людям не из отрасли, — смущенно произнес он. — Мы-то этим увлечены, но на самом же деле не знаем, как все это выглядит со стороны...
— Очень хорошо выглядит, — заверила я его.
— Знаете такую шутку: «Я не ем булку — я работала на хлебокомбинате»? Так вот, у нас, в отличие от очень многих производств, те, кто тут работает, пьют только наше.
— Вы, конечно, сделали огромную работу. Я такого уровня производство в России видела на «Белой Даче», но там работают с готовым продуктом, а у вас тут полный цикл, от коровы до пакетика. Круто! — выдала я Ионову заслуженный комплимент.
— Это, конечно, отчасти фанатизм, но все настоящее делается постепенно. Просто дайте время, и мы будем и в «Форбсе», и везде, потому что мы делаем хорошо. Мы почему своих коров разводим? Потому что молока такого качества, которое нас устроит, просто нигде нет.
Итак, разговор сам собой вернулся к коровам и заодно к моей заветной идее — поехать на ферму. У компании «Молочная культура» несколько ферм: мы отправились на ближайшую к молокозаводу и, согласно рекомендации Андрея Ионова, самую симпатичную.
Симпатичная ферма располагалась в старом, советских времен, здании с недавно вставленными «евроокнами» и полностью замененной внутренней начинкой. Коровы стояли ровными рядами на привязи и чинно жевали сено. Их лица были стоически бесстрастны, но я сердцем почувствовала, как страдают эти существа без вольного ветра свободы.
Мой взгляд упал корову, грустно сидевшую на полу. Мне стало ужасно жалко бедное животное, которое лишено самых элементарных гражданских прав: прилечь и отдохнуть. Я пристыдила Андрея, обратив его внимание на антигуманный аспект его деятельности. По моему настоянию корову подняли на ноги, заставили походить, прилечь. Оказалось, ничто не мешало ей заниматься всеми этими приятными делами: видимо, бедолаге просто нравилось полулежать в странной позе. Насильственные манипуляции побудили животное недовольно замычать, и из разных концов коровника послышались «Му-у-у» солидарности и поддержки.
Я поняла, что эти существа еще не готовы принять свободу, которую я намеревалась им возвестить: подобная коллизия была мне уже знакома по моей деятельности в Координационном совете оппозиции. Поэтому мы решили перейти непосредственно к дойке.
Как оказалось, для показательной дойки с другой фермы были специально привезены две опытные коровы, готовые смиренно переносить отчаянный натиск моей любви. Я попыталась погладить одну из них. Выяснилось, однако, что и ее смирение имеет границы: от ужаса корова тут же навалила огромную кучу. Пока искали человека с лопатой, который уберет из кадра компрометирующую груду навоза, я обратилась ко второй корове.
- Фото: Ксения Бабушкина
Корову звали Бутона. Она была прекрасна.
— А как вы выбирали коров? — спросила я у Ионова. — это какие-то передовые коровы, лидеры по удоям? Или просто... по красоте?
— Ну слушайте, у нас все кругом лидеры по удоям. Конечно, мы их выбирали по красоте.
— В жизни всегда так: у одних красота, у других удои... Корова, ты такая красивая!
Бутона скинула мою руку, попытавшуюся почесать ей нос, и показала глазом, что чесать надо щеку. Контакт был установлен.
— Очень важно, чтобы у доярки был контакт с животным, — одобрительно заметила начальница фермы. — Часто бывает, что, когда доярка болеет, у коровы падают удои, а когда доярка возвращается на работу, удои восстанавливаются.
О том, что коровы консервативны, я уже догадывалась; теперь выяснялось, что они еще и капризны. По словам начальницы, на удои влияют многие факторы, в том числе погода и события повседневной жизни коровника. Коровы любят, когда туманно и скучно. Поскольку мой приезд никак нельзя было назвать скучным, удои в тот день были обречены заметно снизиться.
Я примерилась к вымени, но тут оказалось, что руками уже давно не доят. Моя мечта оказалась под угрозой. «А можно все-таки в порядке исключения?..» — «Нет, коровы привыкли к аппарату. Если доить руками, корова подумает, что ей делают массаж», — отрезала начальница фермы.
Принесли аппарат. Следуя указаниям, я смазала соски, обмакнула их в дезинфицирующий раствор и надела аппарат. Через пять минут все было кончено. «Теперь нужно закрыть канал, смазать сосок йодным раствором,
поэтому макаем в эту баночку». Все были очевидным образом счастливы, что мой опыт закончился бескровно, и только корова растерянно глядела на свое вымя, пытаясь понять, что это было.
— Почему у коровы такое странное имя? — спросила я доярку.
— Почему странное? Вот это Зойка, это Роса, а Бутону назвали в честь цветка. Типа бутон цветка. Но раз она девочка, то Бутона. Она, кстати, вчера родила теленка.
Разумеется, мне было необходимо увидеть теленка. Роддом был во дворе фермы, где в вольерах стояло около дюжины телят. Ребенок Бутоны был самым маленьким, по размеру и окраске напоминая собаку породы далматин.
Тем временем надоенное мной молоко готовили к отправке в лабораторию. На этикетке требовалось указать дату, время, погоду на момент дойки и имя доярки. «Напишите сами, не стесняйтесь, — предложил Андрей Ионов. — И автограф поставьте, пожалуйста». Вернувшись на завод, мы продолжили нашу беседу.
- Фото: Ксения Бабушкина
Коровы и свобода
СЯ в первый раз на молочной ферме. Я понимаю, что у вас коровы находятся в потрясающих условиях, но все равно первая эмоция — мне их жалко. Хочется их всех отпустить, чтоб они были с телятами, гуляли, ели бы траву.
Ксения, у меня эмоции были ровно те же самые, что вы сейчас описали. Было очень жалко. А то, что я тогда увидел, поверьте, ни в какое сравнение не идет с тем, что есть сегодня.
СИ что ж вам не захотелось их всех отпустить?
Захотелось! Мы их начали выгуливать! А тут и оказалось, что коровам от этого плохо, их от свежей травы пучит. Начинаешь разбираться почему. Что можно сделать, чтобы им было хорошо. Приглашаешь специалистов из Голландии, из Германии, начинаешь этому учиться и втягиваешься. Если вы еще несколько раз приедете на ферму, то ваше отношение к ним начнет меняться. Это очень эмоционально привязывает.
СНу потом вам все равно приходится эмоции куда-то девать, когда они попадают на мясокомбинат.
Приходится. Конечно, мы продаем, а что с ними делать? К счастью, я этого не вижу, я от этого себя избавляю.
СЧерез год после покупки фермы вы увеличили надои вдвое и поставили рекорд в Ленобласти по надоям молока на одну корову — 7,6 тонны, при средних показателях по России — 4 тонны. Как вам это удалось?
Это не совсем так. Никаких рекордов в Ленинградской области по надоям мы не ставили. Мы действительно увеличили надои в два раза — это рекорд не по абсолютной цифре, а по увеличению. Я спрашивал всех знакомых, коллег-животноводов в Европе, и все говорят, что такого увеличения надоев в принципе быть не может.
СЗа счет чего увеличились надои?
За счет профессионального отношения к делу. Здесь нет «кремлевской таблетки». То есть все важно: как доишь, как соски протираешь до, как протираешь после, как кормишь. Абсолютно все важно. Мы приглашали консультантов, много читали, много ездили.
СКонсультантов вы иностранных вы приглашаете, немцы делали вам это оборудование. Почему при этом у вас только российские коровы?
Объясняю. Иностранную корову на нашу ферму запускать нельзя. Потому что иностранная корова, в отличие от нашей, полностью согласится с вашим представлением о том, что это «грустно, жалко, негуманно». Это может только наша корова выдержать. Вы обратили внимание, что у нас на фермах животные стоят на цепях?
СДа.
В Европе и США фермы такого типа запрещены уже год или два. Там ты заходишь на ферму — нет никаких стойл, коровы свободно ходят. Есть зона, где они спят, и зона, где едят. Стоит доильный робот, и когда они хотят подоиться, они к нему подходят, и робот их доит. Сейчас мы планируем построить новую ферму, в три раза больше нынешней. И тогда мы, безусловно, купим коров за границей.
- Фото: Ксения Бабушкина
СПодождите, корова же не рождается с ощущением, что она не может стоять на цепи? Вы сейчас говорите уникальную для российской государственности вещь. Масштаб этого открытия для меня гораздо шире, чем животноводство. Вы утверждаете, что есть генетическая память, что корова, которая не приучена генетически стоять на цепи, не выдержит жизни без свободы. А корова, приученная к цепи, может и постоять.
Нет-нет, не совсем. Смотрите, какая ситуация. Генетики и селекционеры понимают, кого с кем скрестить, чтобы получить что-то, что тебе надо. Вот, например, для нас важны надои. Нам нужны крепкие ноги — чтобы у коровы были крепче скакательные суставы. Общая выносливость, легкость отела.
Есть еще, не поверите, ровность спины. Мы сейчас этим озаботились: вот спина, вот тут хвост, корень хвоста как бы вверх поднимается, а потом вниз. И это не очень красиво. Мы хотим, чтобы спина была ровная: позвоночник — и сразу вниз хвост. У европейских коллег это сделано так.
Но невозможно выбрать все. Нет, ты в чем-то идешь на компромисс. Так вот, проблема выносливости, которую мы культивируем, на Западе неактуальна, понимаете, какое дело?
СГлубочайший у нас философский дискурс! Мне-то казалось, что мы о коровах, а мы вообще... То есть, если наши коровы попасутся на свободе без цепей несколько поколений, они тоже уже будут непривычные?
Абсолютно. Я вам больше того скажу: даже наши коровы уже привыкли к хорошему питанию, потому что сделать хорошую консервированную траву — то, что называется силосом, — это искусство. И они уже другую не будут есть. А восемь лет назад им лишь бы была трава, лишь бы хоть что-то им дали.
СГлавный вопрос, который волнует оппозицию: сколько поколений коров должно пройти, чтобы они уже не могли жить, привязанные на цепи?
Чтобы на этот вопрос ответить, надо провести исследование: вначале их отучить от цепи, а потом снова посадить на цепь. Но этого уже никто не делает: если отучил, то отучил.
СПо-разному бывает.
Я знаю статистику, я спрашивал у тех, кто этим вопросом глубоко занимается: в течение двух лет 75% привозного скота умирает. Даже в хороших хозяйствах. Дело не только в цепях — привозят и на беспривязное содержание. Дело в кормлении, в отношении, в уходе.
СТо есть здесь у нас все другое?!
В России в области молочного животноводства пещерный век. Мы безнадежно отстали. Нет специалистов, их никто не готовит, никто не хочет идти в эту отрасль. Мне бы хотелось, чтобы был престиж профессии. Это не дерьмо месить, это как в римской пословице: что Рим несет? Оружие и плуг. Мы называемся «Молочная культура», а ведь первое значение слова «культура» — возделывание, земледелие. Читать дальше >>
- Фото: Ксения Бабушкина
Мифология отрасли
СМногие системы питания солидарны в одном утверждении: после определенного возраста прием любых молочных продуктов становится очень тяжелой нагрузкой для организма. Все согласны с тем, что после 30 лет лучше к молочным продуктам не притрагиваться. Что вы можете на это сказать?
Я изучал этот вопрос. Это неправда. Более того, молочные продукты абсолютно необходимы людям.
Существует примерно 20% людей, у которых нет этого белка, который расщепляет молочный сахар. Это так называемая лактозная непереносимость. Всем остальным молоко в высшей степени показано, как и продукты из него. Более того, многие считают, что надо пить маложирное молоко и молочные продукты, а жирные — плохо. Это еще один миф, потому что, во-первых, молочный жир — это вкус молочного продукта. А во-вторых, один из самых полезных элементов, которые есть в молоке, — это кальций. Причем кальций очень доступный для организма. Как раз его полезно бы употреблять пожилым людям. Но все дело в том, что кальций усваивается организмом только с молочным жиром. Если вы пьете обезжиренное молоко, он не усваивается. Он там есть, но ты его забрать не можешь. Еще молочный жир архиважен для выработки определенных гормонов. После 30–40 лет это могло бы быть очень показано.
СЯ бы вам посоветовала организовать какие-то дискуссии на тему полезности молочных продуктов, потому что в той среде, где я общаюсь, — а я, безусловно, ваша целевая аудитория — принято считать по-другому. Было бы хорошо, чтобы была представлена другая точка зрения.
Я сам давно об этом думаю, но это крайне сложно организовать. Мы вообще сталкиваемся с гигантским количеством мифов. Например, существует миф о том, что маложирная продукция очень дорога в изготовлении. Поэтому кефир 1% и кефир 4% стоят одинаково. Это полная неправда, то есть прямое вранье. Сепаратор стоит на любом заводе — ты забираешь от молока самое дорогое, что там есть, жир. Нам многие говорят, что мы не делаем маложирку, потому что сэкономили на оборудовании. А это просто выгодно большим производителям, понимаете? Делать плохо и говорить, что это хорошо и дорого и что это полезно.
То есть это абсолютно полный бред — все, что касается молока. Я смотрю передачу по исследованию продовольственного рынка, и там говорят: если вы ставите молоко в теплое место и оно за день или за два не скисло, значит, в молоко на заводе добавлен антибиотик. Я должен сказать, что, если молоко не скисло, это значит, там мало молочнокислых бактерий, потому что это чистое молоко. На заводе могут что угодно добавлять, но антибиотики никто никогда не добавляет. Это просто полный бред, какое-то тотальное невежество. Да, мы хотим заняться подобного рода просвещением.
Люди должны понимать, что кефир, сделанный на сухой закваске, должен называться кефирным напитком. Но все пользуются сухой закваской, хоть это и незаконно. С грибами много возни, надо иметь специального человека — микробиолога. Не каждая партия кефирных грибов нормально оживляется, и тогда не получается кефир.
СКефирный гриб такой капризный?
Страшно капризный. Он такое же живое существо, как корова. Если бы вы слышали, как микробиолог о них говорит! Кажется, что человек немножко с ума сошел: «Сегодня кефира не будет, у грибов плохое настроение». Мы пишем на некоторых продуктах — на простокваше, на ацидофилине и на кефире — такую надпись: «Возможно вздутие на стакане». Мы получаем массу писем от ретейлеров, что поставляем испорченный продукт, потому что у нас вздувшаяся упаковка. А это как осадок в хорошем вине — признак качества, потому что, если кефир не вздувается, это не кефир. То есть это живой напиток. Живой!
СА вы не хотите настоять на том, чтобы производители были обязаны писать о том, что это «кефирный напиток», а не кефир?
Очень хочу, но это глас вопиющего в пустыне, и немножко не до этого, и нет трибуны. Это должно быть предметом публичного интереса. Не невежественная ерунда о том, что антибиотик добавляют в молоко, а обсуждение действительно важных для отрасли вещей.
- Фото: Ксения Бабушкина
СВы довольно давно работаете в сельскохозяйственной отрасли. Как вы считаете, российские «антисанкции» принесут плоды? Это будет эффективная мера для развития сельского хозяйства?
Я считаю, что это деструктивная акция. Я ездил за границу к нашим конкурентам, я все это изучал. Я видел у них вещи, которые казались сумасшедшими по сложности. А сейчас мы делаем лучше, и они сами это признают. Конкуренция всем движет. Сейчас, когда ничего этого нет на прилавке, неизбежно снижаются требования молочных заводов к себе, к сырью, которое они получают с ферм.
Излишки молока мы до сих пор поставляем на «Вимм-Билль-Данн». Они сейчас меняют формулу расчета цены. В общем, они сделали цену практически одинаковой что для супермолока, что для молока, которое по финским нормативам надо выливать в канализацию. И честно говорят, что им все равно. Им не было все равно год назад, когда еще не было антисанкций. А сейчас им стало все равно. Они нам прямо говорят: «Не делайте такое хорошее молоко».
СНо разве это не породит, на ваш взгляд, конкуренцию внутри отрасли именно в России?
Нет, мне кажется. Потому что для этого должны быть и какие-то другие условия: кредитование, получение энергетических мощностей. Вот у нас, по меркам агробизнеса, маленькое хозяйство. При этом у нас работает 25 вахтеров. У нас на заводе столько не работает.
СПотому что крадут?
Много разбросанных объектов, не поставишь вахтера — там просто все унесут. Здание на кирпичи разберут. Но, простите, это вообще не наша работа. Мы платим налоги, а этим должны заниматься соответствующие органы, понимаете?
Нет, те, кто у нас работает, не воруют. Воровство проистекает от окрестных жителей. Человек мимо едет — что-то взял. Картошку выращивают — почему не набрать мешок картошки? Пришлось вышку ставить, там сажать человека. А ведь это затраты, да? Это к вопросу о том, что, кроме эмбарго, много других условий должно соблюдаться.
СА как отразились санкции конкретно на вашем бизнесе? Стали ли сети, например, более лояльны к российскому производителю?
На нас это никак не отразилось. Ни в плюс, ни в минус.
- Фото: Ксения Бабушкина
СПосле введения санкций Россия увеличила закупки пальмового масла. Что это значит, можете нам объяснить?
Я могу это объяснить. Растительное пальмовое масло используется как заменитель животного жира, который очень дорог. Поэтому изымается животный жир и используется пальмовое. Я вот читал исследования: эксперты ходят по магазинам и отбирают 20 образцов. Не будем называть бренды, но выясняется, например, что в сливочном масле 95% растительного жира, и только 5% животного. В сметане, которая называется сметаной, а не «сметанный продукт» — 0% животного жира, а весь жир растительный. И тут у меня есть вопрос к думающему потребителю. Ты хочешь и хороший, и дешевый продукт. Не может хороший продукт столько стоить! Пусть сметана с использованием пальмового масла стоит, условно, 100 рублей, а с использованием только молочного жира — 500 рублей.
СНу так она и есть дешевле.
Да, но не надо называть это сметаной, не надо вводить в заблуждение, потому что иначе получается некорректная конкуренция.
СМожно ведь законодательно провести инициативу касательно названий?
Можно законодательно зафиксировать названия, но дело в том, что очень многое уже зафиксировано. Просто никто этого не соблюдает. И после таких исследований, как я вам рассказываю, заводы не закрывают, ничего не происходит.
СВы планируете в ближайшее время начать собственное производство сыров?
У нас это есть в планах. Я сам очень люблю сыр. Что-то, мне кажется, даже в нем понимаю, но для этого надо восстановить эти развалины.
СНа молоке введение санкций не сильно отразилось, а сыр подорожал вдвое. Очень многих видов сыров нет, появляется какой-то очень смешной Брянский пармезан, сейчас должен появиться какой-то бри из Черноземья. Скажите, может в России быть пармезан или бри?
Может. Для этого нужно сырье. Что такое сырье? Вот мы, например, бьемся над составом трав, которые выращиваем для коров. Это важно для придания нашему молоку определенных вкусовых качеств, которые, мы считаем, хороши. Так вот для сыра — и для бри, и для пармезана — нужно то же самое. Нужно делать сырье специально под эти продукты. А для этого надо об этом думать, исследовать.
СВы готовы в России делать сыр — бри, пармезан, рокфор?
Для настоящего рокфора надо разводить овец, но в принципе да. Конечно, мы займемся изготовлением сыров. Пока я думал о мягких белых сырах. То есть это не пармезан. Рокфор — да, это интересно, это совсем не исследованная область.
- Фото: Ксения Бабушкина
Блиц
СНазовите трех самых талантливых, на ваш взгляд, бизнесменов в России.
Гусинский, который сделал «НТВ+». Я не очень хорошо понимаю историю вопроса, но был организован какой-то альтернативный вариант телевидения, которым мы все пользуемся. Безусловно, Аркадий Волож, который создал «Яндекс» и до сих пор выдерживает конкуренцию. Третий… Очень трудно назвать.
СЕсли бы у вас был всего один миллион долларов, в какой бизнес вы бы его сегодня в России вложили, с точки зрения прибыльности?
В сельское хозяйство. В овощеводство.
СПредставьте, что у вас есть волшебная палочка и уникальная возможность изменить любые три закона в российском законодательстве. Какие это будут три закона?
«О судебной системе», «О выборах». Очень плотно поработал бы с антимонопольным законодательством.
СЕсли бы вы могли сделать так, чтобы какого-то одного бренда больше не существовало, что бы это был за бренд?
Есть много несимпатичных мне брендов, но, даже имея такую палочку, я бы не стал его убивать. Если бренд есть, значит, он кому-то нужен. Надо побеждать без волшебной палочки.
СНо вы сами говорите, что люди пьют молоко, которое в канализацию можно сливать?
Значит, они этого хотят.
СНу вы же гуманист, как вы можете?
Я не гуманист. Вы понимаете, я хочу делать хороший продукт. Это мое желание. Я хочу, чтобы люди захотели его пить. Я хочу их убедить его пить. Но если они хотят пить плохой продукт, то что же делать?
СУ меня мама очень любит одну историю: мне было шесть лет, мы пошли с ней на вокзал, и там продавались, как сейчас помню, жвачки «Дональд Дак». Это был тогда большой дефицит. Я купила жвачку, и оказалось, что это не жвачка, а карамелька. Тогда я поставила ящик, встала на него и стала говорить: «Люди, не покупайте! Это обман! Это карамельки! Это не жвачки!» Я час стояла, пока мы ждали поезда — мы летом ездили к ба