Check out
- Фото: Нина Николаевич
Что делаем напоследок?
Сидим на дорожку. Бросаем монетку в море (можно в бассейн, если он есть). Обшариваем все углы в поиске завалявшихся вещей. Щелкаем вид из окна. К хорошей жизни быстро привыкаешь. С ней трудно расставаться. Гостиница – по-моему, лучшее изобретение человечества. Ни за что не отвечаешь, не убираешь, не чинишь, не чистишь. Никакого раздражающего быта и ненужных контактов. Живи себе и радуйся на всем готовом. Впервые люди по-настоящему оценили это только в ХХ веке, массово переселившись из своих замков и домов в разные гранд-отели и гостиницы попроще. Иногда вынужденно – войны, революции, эмиграция. Чаще – по природной склонности к авантюрам и перемене мест. Но еще чаще – из-за нежелания обзаводиться лишними привязанностями и недвижимостью. Зачем, если все равно отберут? К чему эти хлопоты, страдания и расходы?
Гостиничный номер, какие бы картинки ни висели на его стенах и какой бы антиквариат ни стоял, всегда анонимен, безличен, бездушен. У него нет прошлого, даже если рекламные пресс-буклеты взахлеб твердят о знаменитых постояльцах, спавших на одной с вами постели. У него нет будущего, даже если на соседних этажах полным ходом развернулась реновация и по утрам вы просыпаетесь под звук дрели. На самом деле у гостиничного номера есть только вы! На ночь, на неделю, на месяц... Неважно! На сколько хватит денег и желания видеть один и тот же вид из окна, листать Herald Tribune за завтраком и слышать знакомый голос портье по телефону: «Чем могу быть вам полезен?» Чем? Да ничем! А впрочем, принесите club sandwich, что-то я проголодался.
Философия гостиничных людей – это философия прирожденных одиночек. Они ни на что не рассчитывают, ни на что не надеются, ничего не хотят. Они намертво заперты в своем одиночестве, как в номере, где на ручке двери предусмотрительно вывешена табличка Do not disturb. Я убежден, что по-настоящему рассмотреть экзистенциальные бездны прошлого и нынешнего века можно только в гостиничном зеркале. И лучше в три часа ночи, в час волка, в час всех самоубийц. Неслучайно, чтобы свести счеты с жизнью, они выбирали отели. Маленькие затрапезные норы где-то на окраине, где никому ни до кого нет дела. Истекайте кровью в ванной, пишите и плачьте над своими последними распоряжениями, глотайте нембутал в любых количествах, никто не шелохнется, не ворвется с криком, не бросится спасать и вызывать скорую помощь. Пока заплачено, живите или… умрите, как вам будет угодно. Главное – не беспокоить других постояльцев. И чтобы имущество было в порядке.
Впрочем, у гостиничной истории есть и другой аспект, несравненно более радостный. Это, конечно, секс. Лишь те, кто плутал поздней ночью по длинным коридорам в поисках заветного номера, кто вздрагивал и замирал при звуке приближающихся шагов, кто подчеркнуто равнодушным голосом заказывал по телефону завтрак на двоих плюс бутылку розового шампанского, только тот, считай, и знает, что такое настоящая жизнь в отеле. На самом деле она вся состоит из задернутых штор, развороченных кроватей, смятых простыней, подносов на полу с остатками еды и пустых бокалов с отпечатками губной помады. Секс в гостинице – это так кинематографично. Помню, как специально поехал в Довиль, только чтобы взглянуть на гостиницу, где занимались любовью Анук Эме и Жан-Луи Трентиньян в фильме «Мужчина и женщина», так поразившем мое воображение в детстве. Теперь она называется Barrière Le Royal Deauville. Все очень солидно и буржуазно. И даже есть мемориальная доска. Но не на номере, а на пляже, где они гуляли под музыку Франсиса Лея.
Ах, гостиница моя, ты гостиница,
На кровать присяду я, ты подвинешься...
Это уже совсем другая музыка и другая история, озвученная голосом покойного ленинградского барда и поэта Юрия Кукина. Но как все похоже! Гостиница упраздняет ненужные формальности, возвращает нас к самим себе. В сущности, схема всюду одна и та же: есть постояльцы, и есть обслуживающий персонал. Есть check in, в смысле заезд, и есть check out – до двенадцати утра, а дальше с вещами на выход. Все остальное – детали. Вот мы и попытались разобраться с ними в новом выпуске литературного «Сноба».
Среди наших авторов, как всегда, есть признанные мэтры, давно сотрудничающие с журналом, но и много дебютантов, для которых публикация в «Снобе» – первая в жизни. И это невероятно приятно, поскольку означает, что новое поколение литераторов, мыслящее себя исключительно в формате соцсетей и персональных блогов, потянулось к бумаге. Я остаюсь при убеждении, что настоящим писателем можно стать только когда тебя начинают издавать, когда ты увидел свой текст напечатанным. Именно бумага возвращает литературу к своему первородству. И дело тут не в страхе перед передовыми технологиями, стремительно вытесняющими гутенберговское изобретение из привычного обихода, а в той неистребимой жажде обладания, которая живет в каждом писателе: запечатлеть, удержать, сохранить. Именно она заставляет не спать ночами, терзаться, мучиться, биться над словом, переписывать его снова и снова, чтобы в какой-то момент увидеть: вот оно, есть. Мое!
И что эти наши гостиничные истории, как не очередная попытка отсчитать часы назад, войти в давно сданные номера, пережить забытые мгновения, вспомнить, где стояла мебель, как шумела вода в душе и какие слова были сказаны в самом начале. А потом отъезд. Поспешный, нервный, суетливый. Главное, ничего не забыть.
И, кажется, мы не забыли.
С.Н.