Дмитрий Крымов: поведение Мединского на моем спектакле — это «предельное дурновкусие»
В интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу режиссер ответил на вопросы о спектакле «Борис», об уходе из Школы современной пьесы и о свободе мысли в театре
«Борис Годунов» Александра Пушкина — драма о царе и народе, о боярах и авантюристах, об иностранных интервентах и о непобедимой силе народной молвы. Не все это попало в спектакль Дмитрия Крымова под названием просто «Борис». Почему? И что сказал режиссеру Владимир Мединский, который опоздал на спектакль и со сцены был отчитан самим царем? На эти и другие вопросы в интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу ответил театральный режиссер Дмитрий Крымов.
Дмитрий Крымов: Мне кажется, здесь интуиция и сознательность как-то вместе. Интуиция у человека дикого может что-то другое сказать. Или у другого человека, который все знает, как я. Он для себя это сделает. Я не знаю, такое стихотворение написалось. Это, наверное, называется — я все время как-то юмористически относился — авторский театр. Я недавно слышал песню Окуджавы «Память о Высоцком». Я не могу сказать, что это какая-то сногсшибательная песня. У него много других потрясающих песен. А это, я даже когда ее услышал в 1980 году, я подумал: а что, он к Высоцкому плохо относился? Какой-то там аист, куда-то летит, а где Высоцкий? А почему он не взял оттуда то, что он взял из «Арбата», из «Леньки Королева», из «Ключ дрожит в замке», из «Войны», из каких-то других вещей? Это полноценность, а здесь какой-то росчерк. Но ответа же нет. Потому что он Окуджава, потому что он написал такое стихотворение. А дальше можно ему задавать вопросы, а можно и не задавать. Есть темы, которые огромны, и иногда писатель, поэт или режиссер возвращается к ним постоянно. Например, Чехова я уже сколько делал и еще готов завтра начать все три пьесы делать заново. И если получится, я и начну это делать, потому что что-то недосказал там, и находится какой-то другой поворот. А иногда сделаешь «Бориса Годунова» вот так, и когда еще придет охота? А может, и придет, и какой-то другой угол будет. Почему? Не знаю. Тут нет никакой логики, которой можно было бы оправдаться.
«Все, что сейчас происходит, на мой взгляд, это дурной концерт».
Дмитрий Крымов: Это смешно, я тоже смеялся, когда в первый раз увидел, но это какой-то смех на грани чего-то брезгливого и брезгливо-философского, потому что все, что происходит в дурном концерте в жизни, очень часто вот так. Мне рассказывали, когда был юбилей Чехова, как это в его родном городе происходило. Сначала утром принесли венки какие-то люди, потом через час пришли ветераны, и те венки убрали, принесли ветераны венки. Так пять или шесть раз. Потом кто-то приезжал главный, не помню кто, Медведев, Путин. В конце концов, вообще все венки к чертовой матери унесли, как будто их не было. Его не поздравляли ни ветераны, ни люди, ни пионеры. Это же пародия. Это же концерт.
Дмитрий Крымов: Капустник — это и есть символ нашей жизни. Это образ. Капустник как образ нашей жизни. Я стараюсь не смотреть телевизор, но если зайдешь на наши каналы — это просто вообще капустник нашей жизни. Вместе с последними известиями, которые подчас очень драматичны, и там не до смеха.
«Твое поведение как министра культуры должно показывать, как себя вести другим».
Дмитрий Крымов: Полноценным можно и без этого быть, но это всегда очень заманчиво. Просто сейчас мы живем в таких условиях, когда то, что мне нужно, и то, что когда-то Анатолий Васильев, глава Школы драматического искусства, предоставил мне эту возможность, построил театр, позвал нас, позвал меня руководитель лабораторией, и там была полная свобода. Он построил здание сначала на Поварской, потом на Сретенке. Он предоставил мне и моей группе зарплату и помещение — «делайте, что хотите!» Когда он узнал, что я с художниками делаю, он очень обрадовался и открыл двери своего закрытого театра для нас. Сейчас такого помещения, «беру кого хочу», и чтобы хотя бы небольшую зарплату получали (мы когда-то подавали на грант, тогда были очень маленькие деньги, мы все спектакли делали на коленке), сейчас вообще такого я не вижу.
«У меня волосы шевелятся, сколько это может стоить».
Дмитрий Крымов: Нет, он дрессированный. Открою секрет. Там два ворона: один летает, а второй кланяется. На вид один, а на самом деле два. Но повторяю, Робермана можно убедить в том, что это нужно, и он тебе поверит. Во всяком случае, мне.
«Я начал блуждать не от хорошей жизни в театре».
Дмитрий Крымов: Поэтому мне и интересно. Мне интересно, как публика воспримет то, что я придумал. Может она как-то скукожится или не придет, не дай бог. Я не знаю. Это как раз вопрос очень нервный. Но я стараюсь о нем сейчас не думать, потому что тогда ты будешь или специально подлаживаться, или специально шокировать, а я просто хочу сделать свой хороший спектакль.
«При том количестве вранья кругом театр — то место, когда можно словить живую мысль и живое чувство».