Понимать хирурга без слов
Операционная медсестра — правая рука хирурга. Она заранее знает ход операции, которая может длиться много часов, и готова к любому развитию событий. Но пациент, проснувшись после анестезии, вряд ли вспомнит ее. В День операционной медсестры мы поговорили с Татьяной Татариковой, операционной медсестрой второго детского отделения Национального медицинского исследовательского центра нейрохирургии имени академика Н. Н. Бурденко, о работе, семье и пациентах.
Каковы ваши обязанности?
Я должна знать план предстоящих операций. Подготовить операционную по всем правилам асептики и антисептики — в оперблоке необходима стерильность. Проверить инструменты, сроки их годности по стерильности. Выложить их в соответствии с ходом операции на операционной платформе. Для каждой операции необходимы разные инструменты.
Зачем заранее знать ход операции?
Чтобы понимать, где в каждый момент операции будет находиться хирург. И правильно встать по отношению к больному. Во время операции мы должны быть бдительными, ведь здесь важен каждый момент. Иногда хирург может оперировать молча на протяжении многих часов. А мы должны понимать его без слов, чтобы в нужный момент положить в его руку необходимый инструмент. Наша совместная работа похожа на часовой механизм. Мы действуем слаженно, как единый организм, понимая друг друга без слов.
Кем вы мечтали стать в детстве?
Воспитателем в детском саду. Я хотела работать с детьми. И жизнь меня с ними свела. Я операционная медсестра в отделении нейрохирургии. Наши пациенты — дети с патологиями спинного и головного мозга.
Как выбрали профессию?
Никогда не думала, что буду медицинским работником. После школы поступила в сельскохозяйственный колледж. А потом папа моей школьной подруги, главврач больницы в Старом Осколе, он был мне как отец, устроил меня в свою больницу, в регистратуру. Это было в 1996 году. Как-то он мне сказал: «А вдруг медицина — это твое? Попробуй». Я начала читать медицинскую литературу, штудировала анатомию. И постепенно поняла, что медицина — это действительно мое.
На следующий год поступила на акушерское дело в старооскольский медицинский колледж, который закончила в 2000 году. Помимо акушерской специализации, у меня еще два сертификата — операционное дело и анестезиология и реаниматология. Но мне так и не удалось поработать акушеркой — не было ставки в роддоме. Поэтому после колледжа я пять лет отработала медсестрой в операционном блоке скоропомощной больницы Старого Оскола.
Вообще попасть в операционные медсестры не так-то просто. Оказалось, что это элита среди медицинских работников среднего звена. Порой нужно месяцами ждать, когда освободится ставка в оперблоке.
Вы давно работаете в Центре им. Н.Н. Бурденко?
С 21 июля 2005 года. Когда я пришла сюда, здесь не было ставки операционной сестры. Поэтому первые три месяца я работала в реанимации. А потом позвонила старшая медсестра и сказала, что одна из операционных медсестер уходит в декрет. И я пришла на декретную ставку, а через год перешла на постоянную. И сейчас я в оперблоке как рыба в воде.
Я начала работать в восьмой операционной, где до сих пор оперирует легендарный нейрохирург Александр Николаевич Коновалов (в 2019 году он стал лауреатом премии Нейрохирургического Общества Уолтера Э. Дэнди и признан лучшим нейрохирургом в мире — прим. ред.). Я благодарна моим учителям в оперблоке — операционным сестрам Алле Игнатовой и Светлане Березиной. Можно сказать, что они для меня как крестные матери. Они вложили в меня все то, что я знаю и умею.
Сейчас я работаю в третьей операционной, это отделение детской нейрохирургии, которым заведует профессор Армен Григорьевич Меликян. Я восхищаюсь нашими нейрохирургами. Это врачи от бога. В них есть что-то сверхчеловеческое. Ведь как досконально нужно знать головной мозг, чтобы проводить на нем десятки тысяч удачных операций.
Вы знаете, что делать, если ситуация вышла из-под контроля?
Операционная сестра должна быть готова к критической ситуации. Это значит, что я всегда начеку. Тут же реагирую, если у пациента вдруг начинается кровотечение.
Обычно в каждой операции принимает участие бригада специалистов: нейрохирург, его ассистент и операционная сестра. А также анестезиолог и медсестра-анестезистка. За время, что мы работаем вместе, мы стали друг для друга родными людьми. У меня есть напарница, подруга, да почти сестра, с которой мы работаем в нашей операционной. Это Светлана Тележникова. Если, скажем, на завтра назначены две операции, на одной буду работать я, а на другой — она.
А бывали моменты, когда что-то не клеится во время операции?
Бывало всякое. Но мы все это пережили. Доходит до того, что едва нейрохирург заходит в операционную, ты сразу видишь, в каком он настроении, как себя следует вести, можно ли пошутить или лучше работать молча. Операционная сестра — это еще и психолог. Среди наших пациентов — дети и подростки, от двух месяцев и до 18 лет. И с ними тоже нужно ладить.
Сколько операций у вас бывает в день?
В день — от двух до пяти. Но случается, что одна операция может длиться 19 часов. В девять часов встаешь к операционному столу, и только в два-три часа ночи такая операция завершается. Речь идет, например, о функциональной гемисферотомии, сложнейшей нейрохирургической операции. Она показана детям, которые страдают от эпилепсии. Такие операции проводят Армен Григорьевич Меликян и Юрий Вадимович Кушель.
А самые короткие операции — эндоскопические или связанные с шунтирующими системами. Они длятся от 60 минут до полутора часов.
Что самое сложное в работе операционной сестры?
Знаете, как говорят операционные медсестры? Мы зарабатываем деньги своими ногами. Нам приходится очень много стоять во время операций. Я, конечно, могла бы сесть, но мне совесть не позволяет это сделать. Ведь мой профессор, ему 73 года, все операции проводит на ногах. Нельзя отлучиться во время операции из операционной ни на минуту! Поэтому надо уметь контролировать свой голод, если предстоит операция, утром меньше пить.
Тяжело эмоционально, когда видишь на операционном столе совсем крошечных детей.
На самом деле первое, что хочется сделать, выйдя из операционной, — это выпить воды, перекусить и поднять ноги кверху, чтобы ушел отек. Варикозное расширение вен — профессиональная болезнь операционных сестер.
Удается ли познакомиться с пациентами?
К нам дети, как правило, поступают в полудреме, так что даже поговорить с ними не получается. Но если есть возможность, я обязательно прихожу их проведать после длинных операций. И когда видишь, как они восстанавливаются после сложнейшей операции, встают на ноги и бегают по коридору, эти ощущения словами не описать. На глаза наворачиваются слезы радости и гордости. Это значит, что каждый из нас сработал на 100%: от приемного отделения до нейрохирургов, анестезиологов, реаниматологов и реабилитологов.
Есть ли риски в работе операционной сестры?
Каждая операция — это риск, ведь мы работаем с кровью.
Но самое дорогое для меня — это улыбка ребенка после пяти-шестичасовой операции, в которой я принимала участие. Мы должны спасать каждого ребенка, в каком бы тяжелом состоянии он ни находился. Иногда случаются настоящие чудеса. Скажем, у ребенка заболевание, несовместимое с жизнью. А после операции он выходит из больницы на своих ногах. Это ведь чудо!
Расскажите о своей семье.
У меня дочь Аня, ей шесть лет. Я родила в 36 лет. Можно сказать, что вся моя жизнь проходит на работе. Это нормально для оперирующих медиков. И это очень сложно вытерпеть нашим родным и близким. Уезжаешь на работу, а семья еще спит. Возвращаешься с работы — все уже спят. Поэтому воспитанием дочки занимается моя мама.
Моя Аня знает, кем я работаю. Все свое свободное время посвящаю ей. У операционных медсестер длинный отпуск, который я всегда провожу с дочкой. Аня сначала мечтала быть врачом-ветеринаром, а потом посмотрела сериал «Тест на беременность» и теперь хочет учиться на акушера-гинеколога. С одной стороны, я буду только рада, а с другой — кто знает, что случится через 10-12 лет.
Если мне заново пришлось прожить жизнь, я бы однозначно занималась медициной. Я бы никогда не променяла операционное дело ни на что другое.