Итоги признания: Абхазия может неограниченно осваивать российский рынок
Сегодня исполняется восемь лет со дня признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии. Восемь лет в условиях современной динамики развития политических процессов, это много, и действительно, ситуация в кавказском регионе, диспозиции внешних по отношению к региону игроков, российско-абхазские отношения за эти восемь лет сильно изменились.
В чем конкретно заключаются эти изменения? Геополитический контекст оставим на потом, сфокусируемся на собственно отношениях Абхазии и России, с 2008 года межгосударственных в полном смысле этого слова.
Во внешней политике России, признание независимости Абхазии и Южной Осетии стало отправной точкой формирования новой, более жесткой, менее зависимой от позиции других ключевых игроков линии поведения. С точки зрения западных стран, более конфронтационной. Но само по себе признание двух стран стало возможным в рамках именно этой линии. Другим ключевым, и даже более важным, событием в мировой политике в рамках алгоритма «жесткой внешней политики» России стало присоединение Крыма, произошедшее на шесть лет позже признания Абхазии и Южной Осетии.
В Абхазии восемь лет назад была совсем другая жизнь. Подходил к концу первый срок правления президента Сергея Багапша, ему удалось серьезно укрепиться, а признание прибавило ему политического веса. За годы его правления происходило оживление в экономике, в значительной степени был восстановлен исторический центр Сухума, материальные возможности населения выросли. Было полное ощущение того, что даже в рамках существующей политической модели и далеко не безупречной управленческой модели возможно добиться прорывов в развитии.
В этом контексте запуск масштабного сотрудничества с Россией, не только по официальной линии, но и инвестиционных проектов как с частным российским бизнесом, так и госкомпаниями, в Абхазии воспринимался как последний удар по послевоенному времени, ведь денежной массы должно было хватить на почти все проекты встававшей на ноги страны. Но это оказалось упрощением.
Мы не будем углубляться в конкретику деталей финансово-экономического сотрудничества двух стран на этапе первых трех-четырех лет после признания, скажем лишь, что ситуация в корне отличалась от сегодняшней. Хотя российские бюджетные инвестиции всегда были адресными, то есть и тогда, и теперь существует перечень объектов, как правило, социальной инфраструктуры, для которых предназначались деньги, но их роль в экономической, да и в политической жизни Абхазии была иной. Эти инвестиции, с одной стороны, укрепили тогдашнюю вертикаль власти, наполнив ее материальными ресурсами, а значит, сделав ее значительно сильнее конкурентов. С другой стороны, деньги широко растеклись по стране, создав в целом новую среду, новые бизнесы, новую экономическую реальность.
Сейчас все по-другому. В принципе, надо сказать, реализована модель, на которой настаивали критики прежней системы. Все стало значительно прозрачнее. Более высокий уровень требований к подготовке проектно-сметной документации, по факту сметы утверждаются с бюджетами, минимизирующими возможности коррупции на этапе реализации проекта. Алгоритм таков, что финансы могут расходоваться только по назначению, то есть, не могут использоваться как три-пять лет назад в качестве политического инструмента. Эффективность и отдача при таком подходе, разумеется, будут выше.
Сейчас очень большая потребность в реабилитации инфраструктур жизнеобеспечения. Уровень износа фондов критический, а имеющаяся собственная экономическая база в стране не позволяет настолько быстро, насколько это нужно модернизировать дороги, коммуналку, сети и т. д. Есть, правда, ряд специфических проблем, связанных со слабостью налогового администрирования и неоправданной дешевизной тарифов на коммунальные услуги, что усиливает инфраструктурный кризис. Но в целом, российская финансовая помощь в этом сегменте сейчас как нельзя кстати.
Сегодня существуют проблемы, способные осложнить российско-абхазские отношения. На первом месте среди таких проблем сохраняющаяся политическая нестабильность в Абхазии. Практика показала, что системный кризис в абхазской политике, начавшийся еще в 2004 году, самовоспроизводится с все более короткими интервалами и не регулируется привычными способами — через смену власти, через поэтапное удовлетворение социальных запросов населения и т. д. Для российского миропонимания это тем более странно, поскольку политическая среда в Абхазии очень узкая, но нет не только признаков консенсуса, но и наоборот, ситуация все время ухудшается. Политическая нестабильность плохо сказывается и на российско-абхазских проектах и несет за собой имиджевые издержки для Москвы.
Еще одна «зона риска» в российско-абхазских отношениях — это недоговоренность, недоверие, всякого рода фобии и конспирологические теории, все это тоже, кстати, следствие политического кризиса в Абхазии. Нужно построить «дорогу» с двусторонним движением — идеи, запросы, опасения, требования абхазской стороны в российско-абхазском диалоге должны быть отражены в дискурсе. Этого не происходит опять-таки вследствие сильных конфликтов в абхазской внутренней политике, из-за чего темы, связанные с отношениями с Россией, политизируются, остаются только одни негативные импульсы.
Есть сложность, которая заключается в том, что для российской стороны отношения с Абхазией, все в большей степени являются технологическим комплексом, совокупностью программ и проектов в практической повестке. И это, кстати, очень нормально. В Абхазии, как мы уже выше сказали, пока превалирует политический, а не технологический взгляд на отношения с РФ.
В 2008 году, да и позже, в Абхазии многие были уверены в несомненно скором признании независимости страны со стороны весомых держав, имеющих вес в международном сообществе и готовых последовать примеру России. Тогдашний президент Сергей Багапш не раз намекал на близость признания со стороны одной из среднеазиатских стран. Расчет был и на Белоруссию. Но не сложилось. Сейчас кажется совершенно очевидным, что процесс международного признания независимости требует кардинального пересмотра устоявшихся практик в международных отношениях, плюс иной геополитической реальности. Само по себе качество государственного проекта при этом никакой роли не играет и аргументом не является.
При всем этом, однако, и потенциал развития отношений с Россией пока еще не освоен. Что мы имеем в качестве результатов восьмилетнего периода развития двусторонних отношений как государственных? Самый важный результат — это гарантии безопасности, исключающие в принципе вероятность новых войн в этой части региона Южного Кавказа.
Еще один результат, проистекающий прямо из признания — легитимность документов, страной происхождения которых является Абхазия.
Как следствие, в том числе, пока не ограниченные возможности освоения российских товарных рынков. Или точнее ограниченные пока узостью предложения и возможностями продвижения товаров на рынках. Сами ниши есть.
Софинансирование российской стороной зарплат работникам бюджетной сферы и пенсий. Это влияет на социальную стабильность в обществе.
Но именно в сфере освоения российского рынка остаются колоссальные неиспользованные возможности, даже частичное освоение ниш принципиально изменит экономическую ситуацию в Абхазии.
Антон Кривенюк, специально для EADaily