Лёгкие убивает не только коронавирус: Новая затея подмосковных властей
Такие решения принимаются сейчас на федеральном и региональном уровнях в рамках так называемой "регуляторной гильотины". В частности, прекращается действие нормативных документов, принятых в советское время и не имеющих срока действия. При этом предполагается, что нормы отменяемых документов должны каким-то образом войти в новую законодательную и нормативную базу.
В общем, рутина. Рабочий момент. Откуда тогда не просто тревога — а паника среди жителей области и москвичей, имеющих дачи в области? Почему политически ленивые московские и подмосковные обыватели ведут себя так, как будто их выбрасывают на улицу из собственных домов? Да потому что так и есть.
Как сгубили песнь о лесах
В 1949 году Дмитрий Шостакович выпустил свою ораторию "Песнь о лесах" на слова Евгения Долматовского. Пришлось — после мощного партийного наезда на его "формалистическую" музыку — написать произведение на актуальную советскую тему. И темой этой стал "сталинский план преобразования природы" (СППП), введённый в действие в 1947 году — за год до постановления, только что отменённого Воробьёвым.
Отменённое Воробьёвым постановление об охране зелёных насаждений — одно из многих решений на региональном уровне, запустивших процесс массовой высадки деревьев и масштабных природоохранных мероприятий по всей стране. Фото: City News Moskva/Globallookpress
Основной задачей проекта считалось резкое улучшение условий землепользования, сбережение пахотных земель.
Задуманное и реализованное "преобразование природы" считают самым масштабным и самым результативным подобным проектом в СССР — и, шире, всего мира. Как утверждается, сельскохозяйственные цели были достигнуты — в частности, на 30-40 процентов повысилась урожайность. А ещё — был запущен процесс озеленения.
Отменённое Воробьёвым постановление об охране зелёных насаждений — одно из многих решений на региональном уровне, запустивших процесс массовой высадки деревьев и масштабных природоохранных мероприятий по всей стране. Но Москве "досталось" особенно. Город был в кратчайшие сроки засажен деревьями: как рассказывает тогдашний первый секретарь московского горкома и обкома партии Георгий Попов, одно время Сталин лично вникал в процессы высаживания деревьев на улицах центра Москвы и всякий раз требовал увеличить количество деревьев и отменить действовавшие ранее ограничений. Что касается Московской области — то на протяжении советского периода "охрана зелёных насаждений" на её территории действовала достаточно жёстко.
Это было крайне важно для всей мегаагломерации (которую, в отличие от 1947-1949 годов, уже не возглавлял один руководитель). Важно — как и сейчас. Для Москвы XX века (начиная с дореволюционных времён) и для Москвы сейчас Подмосковье всегда было окном — которое всегда можно открыть и проветрить свою жизнь.
И дело не только в том, что "зелёные лёгкие" обеспечивали столицу дополнительным кислородом. Не большинство, но очень большая доля москвичей поколениями живёт летом на подмосковных дачах, многие приезжают из области на работу, все имеют возможность поехать в лес за грибами или на озеро искупаться. Это не причуда — это образ жизни. Это важная "социальная скрепа", одна из форм социализации москвичей и жителей области.
Очень большая доля москвичей поколениями живёт летом на подмосковных дачах, многие приезжают из области на работу. Это не причуда — это образ жизни. Фото: Nikolay Gyngazov/Globallookpress
Понятно, что лесные территории Подмосковья всегда привлекали внимание категории тех равноправных граждан, которые равнее других. В подмосковной Жуковке, в Архангельском, в Клязьме, в Ново-Огарёво и т. д. вселилась номенклатура — там были "номенклатурные дачи", там по дорожкам гулял Молотов, там отдыхали члены Политбюро и министры. Им там было хорошо — но от этого никому не становилось хуже. "Лёгкие" большие — на всех кислорода хватало. К 1990 году леса занимали в Подмосковье 239,3 тысячи гектаров.
…К 2018 году, по данным экологов, эта площадь сократилась на 166 тысяч гектаров. По данным прокуратуры — на 68,6 тысяч. В "лихие девяностые" в область рванули новые русские периода первоначального накопления — "бригадиры" в малиновых пиджака, голдах и с пушками. Часто они заявлялись на родительские шесть соток и громоздили там уродливые крепости. Часто эти крепости — по понятным причинам — оставались бесхозными и недостроенными и долго ещё давали приют бездомным кошкам и бомжам-эмигрантам из Москвы. Но потом бизнес изменился, заматерел — и в область потянулись намного более серьёзные люди.
Сначала точечно, а потом всё более часто находились покупатели на исторические "земельные участки". Всё более часто москвичи, приезжая на привычную прогулку в лес за грибами, оказывались перед заборами и охраной, разгонявшей "пришельцев" словами "Частная собственность!" и угрозами. Леса принялись буквально дербанить — а похожие на коррумпированные режимы (оценочное суждение) Тяжлова и Громова ничего против этого не имели.
В 2013 году регион возглавил молодой и амбициозный Андрей Воробьёв. Его главной объявленной целью стала борьба за права людей и против наследия прошлого, похожего на коррупционное (оценочное суждение).
Как боролись за зелёное Подмосковье
4 июля 2016 года Владимир Путин подписал закон, который в медиа назвали "законом о зелёном щите". Закон ограничил вырубку деревьев вокруг городов. Соответствующие изменения вносились в действующий закон "Об охране окружающей среды", а также в Кодекс об административных правонарушениях (КоАП) и в некоторые другие законодательные акты. Закон предусматривал создание лесопарковых зелёных поясов, то есть "зон с ограниченным режимом природопользования и иной хозяйственной деятельности". В зелёный пояс могли включаться "территории, на которых расположены леса, и территории зелёного фонда в границах городских населённых пунктов, которые прилегают к указанным лесам или составляют с ними единую естественную экологическую систему". Принятие конкретного решения о создании "зелёного пояса" возлагалось на законодательный орган власти субъекта Федерации. Первоначально концепция закона была выдвинута Общероссийским народным фронтом и собрала более 100 тысяч подписей на сайте "Российская общественная инициатива".
К исполнению "путинского плана преобразования природы" (ПППП), разумеется, подключилась и исполнительная власть московского областного субъекта Федерации. Целиком и полностью поддерживая и одобряя "зелёный щит", региональная власть стала последовательно проводить в жизнь принцип "заботы о людях". Обо всех. Особенно о старушках.
Нет, ну а что? Старушка, скажем (или её старик, бывший ещё молодым), в давние годы советские получила участок в садовом товариществе. Там вся жизнь прошла. А теперь вдруг оказывается, что документы потерялись, а домик стоит в природоохранной зоне. Что же теперь, старушку без домика оставлять? Нет, ну всё же правильно! Остап Бендер же совершенно правильно говорил (правда, не о старушках, а о детях — но тоже дело): "Цель святая. Отовсюду мы слышим стоны… Маленькие дети, беспризорные, находятся без призора. Эти цветы улицы, или, как выражаются пролетарии умственного труда, цветы на асфальте, заслуживают лучшей участи…" Ну а то, что старушки бывают разные — и старики тоже, у кого шесть соток, а у кого тысячи гектаров — так у нас равноправие и, чай, не советская власть, чтобы людей за заслуженные высокие доходы клеймить.
…Так под лозунгом "Спасти бабушек!" возникла "лесная амнистия", которая позволила вывести из-под зелёного щита тысячи гектаров, похожих на захваченные по беспределу равноприближёнными хапугами.
А тут и "регуляторная гильотина" подоспела — и старое системообразующее постановление, на котором десятилетиями основывалась практика лесозащиты в Подмосковье, обрубили.
Впрочем, о чём это мы? А может быть, всё пойдёт, как надо? И будет похоже на заботу о людях и лесах — а не на что-то другое?
Мусорная стая
Когда я пытаюсь подобрать слова, чтобы как-то описать своё впечатление от того, что происходит на просторах Подмосковья, я их не нахожу. Только образ один стоит перед глазами.
Двигаясь в Долгопрудный из Москвы, вы увидите из окна автобуса одну из самых старых мусорных свалок Москвы и Подмосковья. Слежавшуюся задолго до мусорной реформы. Когда-то, когда я впервые увидел её, я был потрясён неожиданным и страшноватым зрелищем. Это были чайки.
Тогда я ещё не видел фильм Хичкока "Птицы". Но образ апокалипсиса предстал перед глазами грубо и зримо. Бесчисленное количество потерявших всякое отношение к морю грязных птиц… Дикая суета, шум, гам… И — как же они жрут!
Бесчисленное количество потерявших всякое отношение к морю грязных птиц… Дикая суета, шум, гам… И — как же они жрут! Фото: Semen Likhodeev/Globallookpress
…Так вот, о мусоре. "Мусорная" тема была для региона ключевой всегда. А в последние годы — особенно. После того как экологическая угроза от разросшихся свалок коснулась каждого во многих населённых пунктах области. После того как началась "мусорная реформа" и на её реализацию были направлены очень серьёзные средства. И после того как мусорная ситуация в Подмосковье — в глазах некоторых наблюдателей — стала всё больше похожа на криминальную (многие допустили даже такое оценочное суждение, как "мусорная мафия").
Вообще, от оценочных суждений, постоянно и по разным поводам всплывающих в медиа и на городских и районных форумах Подмосковья, буквально кровь стынет в жилах. Там и какие-то слухи о каком-то якобы рыбном бизнесе. И диковинные рассказы о смещениях-назначениях глав муниципалитетов и городских округов (повсеместно их выборы были отменены и заменены "выборами" депутатами — из списка, определяемого конкурсными комиссиями, половина членов которых назначается губернатором лично). Почему-то эти выборы-назначения всё чаще связывают с якобы коммерческими интересами и переделом бизнеса.
Нет оценочных суждений (точнее, никому и дела нет) только об одном. О людях. О москвичах. О "подмосквичах". Об их жизни, их лёгких, их здоровье.
И давайте попытаемся понять самое важное — чтобы вынести окончательное оценочное суждение и успокоиться.
За что же их, точнее, нас — жителей Подмосковья и Москвы — так ненавидят?