три фантаста, три веселых друга или pulp fiction
Я же постараюсь осветить ниже биографии сразу трех самых популярных фантастов-дипийцев, тем более что в них обнаруживается довольно много параллелей.
Во-первых, авторы - практически ровесники. Николай Мамонтов родился в 1909, Константин Касперук в 1910, а Виктор Афонькин в 1913 году. Первые двое прошли через сталинские лагеря. Константин Касперук - с его слов - был осужден в 1935 г. по ст. 58 п. 4,10, 11 и провел 5 лет в Сиблаге (отсюда, очевидно, послевоенный псевдоним Сибирский).
Судьба Мамонтова куда более извилиста. Согласно его автобиографии, он родился в семье коллежского советника П.И. Мамонтова. Во время гражданской войны они находились в Одессе, откуда эвакуировались "с остатками украинской армии". Отец по старому знакомству получил должность лесного инспектора на Волыни. В 1928 г. Мамонтов-младший эмигрировал в Уругвай, где стал моряком и восемь лет ходил (в автобиографии написано "плавал") на торговых судах по всему миру. После смерти отца в 1937 г. Мамонтов вернулся во Львов и поступил на вечернее отделение медицинского факультета. После присоединения Галиции к СССР он был арестован НКВД: "мне дали 35 статью с четырьмя годами высылки в один из северных лагерей" - Свирьстрой. В августе финны выбросили в районе Свирьстрой-2 десант, заключенные были освобождены и отправлены в Штетин. Мамонтов как гражданское лицо, проживавшее на уже оккупированной территории, был отпущен и вернулся во Львов, где устроился корреспондентом в газету "Львiвськi вiстi". Впоследствии он перебрался из Львова в Винницу, где совместно с оказавшимся там же Касперуком напечатал в газете "Вiнницькi вiстi" большой цикл очерков "СССР - тюрма народiв", подписанный криптонимом "М.К." (очевидно от "Мамонтов - Касперук"). Уже в первом же очерке авторы сообщают: "Недавно нам, авторам этой статьи удалось достать редкостный документ: 'Протоколы сионских мудрецов', которые были написаны в 1894 году на тайном съезде в Париже. В них с неискоренимой непримиримостью ко всему нежидовскому, к 'гоям' изложен дьявольский план по захвату власти над всем миром в свои руки", после чего сообщают, что "первый шаг октябрьской революции, а именно декрет Ленина о национализации земли, был продиктован жидами". Впрочем, ближе к концу, когда авторы отвлекаются от глобальных цивилизационных проблем и начинают описывать лагерный быт и лагерную среду, очерки становятся существенно более информативными.
Здесь, однако, таится несколько биографических загадок. Во-первых, ко второй годовщине "освобождения" Винницы Мамонтов публикует статью "У Вiнницi в першi днi вiйны".
Илл. 1. М. Мамонтов "У Вiнницi в першi днi вiйны". "Вiнницькi вiстi", №62 (207), 22.07.1943.
Вроде бы она написана от лица человека, который в это время находился в Виннице, а не на Свирьстрое. Кроме того в очерках из цикла "СССР - тюрма народiв" говорится о пребывании одного из авторов в Свирьлаге в феврале 1937 г., что никак не согласуется ни с биографией Касперука (сидевшего в Сиблаге), ни с биографией Мамонтова (в это время еще бороздившего моря и океаны). Также отметим, что после войны Мамонтов в отличие от Касперука не вошел в "Общество бывших политкаторжан", о котором пойдет речь ниже.
Других публикаций Касперука и Мамонтова в "Винницких вестях" мне при беглом просмотре выявить не удалось. В начале 1944 года место "Вестей" заняла эвакуированная из Харькова газета "Нова Україна", в ней нашлось еще две публикации Мамонтова (подписаны "М. Мамонт"): маленький фельетон о Рузвельте и Черчилле и статья "Робiтництво i продукцiя в США".
Поскольку линия эвакуации проходила по маршруту "Харьков -> Винница -> Львов", самое время вписать в рассказ нашего третьего героя.
Виктор Афонькин вырос в Харькове в семье почтового служащего Федора Афонькина. Согласно послевоенной анкете последнего, Афонкьин-старший был арестован в начале 1936 г., но затем отпущен и до войны работал в жилищном управлении. Афонькин-младший в 1935-38 гг. работал инженером (по всей видимости, в институте механизации сельского хозяйства), в 1939-41 г.г. зарабатывал деньги как писатель ("литературой и поэзией"), мне, к сожалению, не удалось обнаружить его довоенные публикации. Попав в оккупацию, в 1942-43 г.г. жил крестьянским трудом, а затем снова вернулся к писательству, работая в украинском издательстве. Самая ранняя из пока выявленных его публикаций - фантастический рассказ "На чорнiй фармi", опубликованный в феврале 1944 года во львовском журнале для молодежи "Дорога".
Илл. 2. В. Росiнський "На чорнiй фармi". "Дорога", №2, 02.1944. Отрывок.
Затем Афонькин успел поработать секретарем православной общины в Познани, во время "тотальной мобилизации" был отправлен на завод, в панике последних месяцев войны добрался до Мюнхена, где после прихода американцев четыре месяца работал на аэродроме. В Мюнхене оказался и Касперук, а вот Мамонтова судьба забросила чуть восточнее - в Ной-Ульм.
Биограф Мамонтова А.Любимов пишет, что, оказавшись в 1944 году в Германии, тот издал книгу о "провокационной работе НКВД" "Сексот", которую тоже пока не удалось обнаружить. В Ной-Ульме Мамонтов работал переводчиком в Пятом отделе американского военного управления по гражданским делам, а также сотрудничал в местной газете "Україньскi вiстi".
Наконец, в 1946 году он под псевдонимом Ник Майнд издал приключенческую повесть "Львиный лик". Это послужило своеобразным стартовым сигналом, так как за ней последовали роман В. Эфера (Афонькина) "Бунт атомов" (1947), сборник его же рассказов "Превратности судьбы"(1947), роман Иво Има (вероятно, Касперука) "Похитители разума" (1947) , повесть К. Сибирского (Касперука) "Черная тень над моим солнечным завтра" (1948) и сборник рассказов Евлампия Октябрева (Мамонтова) "Смех сквозь слезы" (1948).
Илл. 3. Обложки книг Иво Има, К. Сибирского и В. Эфера.
Таким образом, три фантаста за короткий срок насытили рынок бульварной литературы в лагерях ди-пи. Хотя с распространением ее не все обстояло благополучно. Мамонтов жаловался в одном из писем: Бaндеровцы не раз нападали на кольпартеров [торговцев], развозивших по ДиПи лагерям газеты и литературу, отбирали ее, жгли. Причем не только русские или польские, но и украинские, противоречащие идеям Степана Бaндеры. В биографии Мамонтова, к слову, указано еще несколько произведенный, изданных в эти годы: повести "Черная хунта", "Глаз Будды", "Голубой пояс", "Сокровища острова Ниу" и "сборник рассказов из жизни советских моряков 'Полундра'", но найти физические доказательства их существования мне не удалось.
Наиболее удачливым из всех троих оказался Афонькин. "Бунт атомов" был издан на русском и украинском, а в 1948 году и на немецком. Официально Афонькин выдавал себя за "нансеновца" (т.е. человека без гражданства), учившегося во Львове, а жившего после 1939 г. в Познани. Он даже набрался смелости отправить в IRO (International Refugee Organization/ Организацию по делам беженцев) следующее письмо (публикуется в переводе с английского):
"Джентльмены!
Я обращаюсь к Вам за помощью.
Я - писатель, живущий в Германии как дипи (я - русский эмигрант без гражданства, с 1920 года). Сейчас я работаю над крупным литературным произведением - романом-эпопеей "Возрождение".
В ней описывается великая русская трагедия за период с 1915 по 1945 гг. Для этого труда мне нужно множество исторических материалов. Как я узнал из разговора в Баварской Академии Наук, их можно найти в архивах в Швейцарии.
Помимо того я работаю в Германии как корреспондент газеты "Новое русское слово" (Нью-Йорк) и для своих статей я должен разъяснить определенные вопросы. По этому делу мне нужно посетить штаб-квартиру PCIRO в Женеве. Мне будет достаточно задержаться в Швейцарии на 10-12 дней, но без Вашего согласия оплатить мои расходы я не смогу приехать в Швейцарию, поскольку мне запрещено иметь денежные средства в таком количестве.
Прошу Вашего одобрения! Я думаю, что денежная сумма не будет большой, мне нужен самый минимум средств.
Это будет прекрасной помощью писателю-дипи. Кого же мне еще просить о помощи, если не PCIRO?
Позвольте надеяться, что мое заявление будет удовлетворено.
Извините меня за мой английский и за беспокойство.
Остаюсь с совершенным почтением,
Виктор Афонькин-Россинский."
Илл. 4. Виктор Афонькин-Россинский. Фотография из личного дела IRO.
Из Швейцарии заявление было отправлено назад в немецкий офис, на чем, судя по всему, вопрос и был закрыт. В 1950 году Афонькин все под тем же псевдонимом Эфер издал сборник стихов "Находки и потери", ставший, судя по всему, его последней книгой. В том же году он официально обратился в IRO, признавшись, что "опасаясь насильственной репатриации" сообщил ложные данные о месте жительства и занятиях до 1941 года и просит изменить национальность "нансеновец" на "Украинская ССР". Согласно пометке чиновника IRO на заявлении его анкета была признана "достоверной", впрочем, на прежней анкете стояла схожая пометка.
Константин Касперук в 1948 году опубликовал в "органе общества жертв коммунизма 'За железной завесой'" мемуарный очерк "Винница", повествующий о раскопках могил жертв НКВД летом 1943 года.
Илл. 5. К. Сибирский. Винница. "За железной завесой" №3, 1948. Отрывок
За океан Касперук отправился вторым из троих - в октябре 1949 года, вызов отправил некий Бальдо Отеро (1905 - 1990), в графе "профессия" было указано сакраментальное "садовник". Четырьмя месяцами раньше в США уплыл Мамонтов (профессия - моряк, поручитель - некто Шерман Ричардс), Афонькину удалось добраться до США лишь в конце 1951 года (профессия - секретарь, поручитель - Толстовский фонд).
В Соединенных Штатах пути фантастов-дипийцев разошлись. Касперук вступил в местное общество политкаторжан, которое, как и полагается любому эмигрантскому объединению, немедленно погрязло во внутренних дрязгах: "По докладу г. Иргизова и содокладу г. Яковенко, Общее Собрание приняло резолюцию, признав работу Правления - НЕУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНОЙ. Вслед за этим весь состав Правления - покинули Собрание... Член Правления г. Сибирский уходил и снова приходил в зал Собрания."
Сибирский (т.е. Касперук) также входил в редколлегию издаваемого обществом англоязычного журнала "The Challenge", но к тому времени как дрязги поутихли, закончились и деньги.
Илл. 6. "Информационный бюллетень для членов и друзей общества" №5, 01.07.1952. Отрывок
Афонькин все под тем же псевдонимом Эфер опубликовал в 1956 г. в "Новом журнале" рецензию на книгу стихов А. Браиловского. Он вообще лучше других социализировался в США и завел дружбу с редактором "Нового Журнала" Романом Гулем. Поэт Дмитрий Кленовский (наст. Крачковский) заметил по этому поводу в одном из писем: "Глеб Струве, судя по его письмам, тоже сильно уязвлен отзывом Гуля о его книге ["Русская литература в изгнании"]. До меня газета еще не дошла, и я сужу по кратким из нее выдержкам. Но сразу же в глаза бросается общий злобный и враждебный ее тон. Несомненна ее мстительная подоплека, вызванная тем, что Г[леб] С[труве] вспомнил в своей книге сменовеховское прошлое Гуля, о котором он предпочитает не вспоминать. Что касается фактических деталей статьи, то если Гуль, как пишет Струве, в числе якобы несправедливо неупомянутых им писателей назвал, да еще именуя его поэтом, Эфера то дальше идти, право, некуда! Я случайно этого Эфера знаю, ибо во время войны и после он жил в Германии и одно время я даже с ним переписывался. М. б., и Вы его знавали или о нем слыхали? Кроме этого псевдонима он писал еще под именами Росинский и Ивоима (настоящая фамилия его Афонькин). Известность приобрел он в дипийских послевоенных лагерях тем, что немцы называют Schundliteratur - романчиками, где (для примера) повествуется о скрещении обезьян с остовками в гитлеровских кацетах. Перебравшись в Америку, сей муж молчал лет 6-7 и лишь сейчас опять впервые объявился с рецензией в №44 Нов[ого] журнала. Упоминать о нем в книге об эмигрантской литературе было бы, в сущности, неприлично. Это очень напористый, нагловатый парень и, вероятно, понравился Гулю, взявшему его себе под крылышко. Г[леб] С[труве] написал мне именно об Эфере, ибо во время нашей встречи этим летом у нас зашел о нем разговор». (Относительно Иво Има автор письма, вероятно, путает Афонькина с Касперуком).
В начале 1958 года Афонькин официально сменил фамилию на Россинский, и в том же году получил американское гражданство (Касперук получил его тремя годами раньше).
Илл. 7. Сертификаты о натурализации Касперука и Афонькина.
Относительно напористости Афонькина поэт Кленовский оказался прав: уже вскоре тот оказался рядом с Гулем в Нью-йоркском программном отделе радио "Свобода", а в 1960 году и вовсе вступил в должность главного редактора русской редакции радиостанции, оказавшись тем самым боссом всех тех, кто подобно Кленовскому когда-то смотрел на Афонькина свысока и уничижительно отзывался о его творчестве.
А что же Мамонтов? Бывший уругвайский моряк оказался единственным из троих, не оставившим стезю pulp fiction в Америке. С 1954 года он довольно активно публиковался на английском в журнальчике бульварной фантастики "Fate", в частности, напечатал рассказы "Miracle at Kalinovka" (1954), "Mystery of the Epiphany Water" (1954), "The Commissar's Conversion" (1955), "Can Thouhts Have Form" (1960), "Return of The Monster" (1962).
Илл. 8. Обложки журнала "Fate" c публикациями Мамонтова.
Биограф Мамонтова утверждает, что тот также участвовал в подготовке брошюры о винницких раскопках и "белой книги" о голодоморе, однако, в двухтомном издании "The Black Deeds of Kremlin: A White Book" (1955) мне не удалось найти его имя ни среди авторов, ни среди жертвователей. Последняя из обнаруженных мной его публикаций - мемуарный рассказ о событиях августа 1943 года: "The Gestapo Knocks" ("Scott's Monthly Stamp Journal", 1976).
Константин Касперук умер в 1961, Виктор Россинский - в 1996, Николай Мамонтов - в 1997 году.
Основные источники кроме указанных выше:
Публикации А. Любимова "Отрывки из воспоминаний" и "О литературной деятельности Н.П. Мамонтова" в журнале "Летопись русского зарубежья" (1996, №1).
Обсуждение на сайте "ФантЛаб".
Сообщения Р.В. Полчанинова, Г.Г. Суперфина и А.В. Мешавкина.