Интервью с самой молодой представительницей правления Федерации Катынских семей Доротой Бентке
Катынское преступление - одна из самых масштабных национальных трагедий в истории Польши. Это история уничтожения польской военной и гражданской элиты, ставшая для многих тысяч людей историей их семьи. Память о близких, расстрелянных органами НКВД в 1940 году в Катынском лесу, под Харьковом, в селе Медное и других местах, хранится в сердцах каждого очередного поколения поляков.
Наша собеседница - самая молодая представительница правления Федерации Катынских семей Дорота Бентке- правнучка полковника Стефана Столяжа, убитого в Катыни, участница Международной научной конференции в Варшаве «Катынь Pro Memoria», организованной Центром польско-российского диалога и согласия к 80-й годовщине Катынского преступления.
Дорота Бентке: Для меня память о Катыни - это, прежде всего, история семьи и память об истории моих родных, которую я узнавала с самого раннего детства. Как у правнучки, у меня было в этом преимущество, потому что эта история уже стала явной, известной. Не надо было ее скрывать, говорить о ней шепотом. Правда о Катыни перестала быть опасностью, о которой я читала в учебниках. Мне очень горько, что у моих прабабушки и бабушки такой привилегии не было, и они вынуждены были собирать эту правду по кусочкам, рискуя собой и семьей. Катынь присутствовала в моей жизни в виде фотографий прадеда, семейных снимков прабабушки. Для меня это была реальность. Но когда я пошла в школу и начала учить историю по школьной программе, я поняла, что не такая уж реальность. И ребята из класса относятся к этой истории лишь как к главе из учебника о чем-то таком далеком, почти как Пунические войны. Но поскольку мой прадед был убит в Катыни, эта история в глазах моих школьных друзей стала как-то оживать, вызывать неподдельный интерес. И это стало для меня сигналом, что надо больше и чаще говорить на тему Катыни.
- Вы уже тогда осознавали что-то вроде миссии?
Дорота Бентке: На самом деле, для ребенка гибель прадеда в Катыни была, скорее, интересным фактом. Но с ходом времени, развитием моего сознания, взросления, я стала относится к этому более серьезно. И то, что я сейчас состою в рядах и в правлении Федерации Катынских семей - считаю своим долгом и обязанностью. Я взяла ее на себя с чувством, что моя бабушка сделала бы то же самое. Потому она всю себя посвятила катынской теме, и это была ее жизненная категория, определявшая каждую минуту.
- Вы впервые посетили Польское военное кладбище в Катыни в 2010 году. Как это было?
Дорота Бентке: Я оказалась там не в качестве члена моей семьи непосредственно, а по приглашению Изабеллы Сариуш-Скомпской, возглавляющей Федерацию Катынских семей. В то время я была студенткой-первокурсницей, а она - моей преподавательницей. Во время экзамена и сдачи зачетки на оценку, Изабелла спросила меня, кем мне приходится Эва Бентке. Я ответила, что это моя бабушка. И тогда я узнала, что Изабелла тоже из «катынской» семьи, что у нас общее прошлое, и что есть возможность поехать в Катынь. Я была очень удивлена, ведь раньше место в таких поездках было забронировано для бабушки. Но на этот раз по состоянию здоровья она ехать не могла, и я могла принять эстафету. После этого я ездила уже дважды и наверняка поеду еще не раз. Это невероятные паломничества. И мне кажется, что именно только тогда, находясь первый раз в Катыни, я осознала, чем является память о Катыни, почему это так важно, и что это моя обязанность.
- Трудно ли Вам справляться с эмоциями во время таких поездок и вообще, в Вашей общественной деятельности?
Дорота Бентке: Не уверена, что «эмоции» - это точное определение в данном случае. У меня нет такого эмоционального отношения, как у дочерей, сыновей погибших. Мои чувства другого рода. Я с большой трогательностью отношусь ко всем свидетелям. Честно говоря, я даже представить себе не могу, какой же силой должны обладать эти люди, чтобы суметь жить со всей этой неизвестностью, сомнениями, со всем тяжким грузом, легшим на их плечи. И не просто жить, а еще делиться памятью с другими, передавать эту память нам. Знаете, сейчас, когда думаю о своих бабушке и прабабушке, я поражаюсь, какие же это сильные женщины. У меня нет такого груза, зато есть полная трогательности и чувства обязанности жизнь, понимание, что эта история не должна быть забыта. Все эти переживания, семейные реликвии, истории нужно передавать дальше. И речь не идет об особой сентиментальности в связи с моей семьей. Мы посещаем могилы также других дедов и прадедов, рассматриваем их фотографии, видим, что они тоже брали своих детей на коленях, обнимали своих жен. И в какой-то момент их не стало... Эта пустота в семье ощущалась каждый день, близкие жили в неизвестности о том, что случилось.
- Вы могли бы приблизить историю Вашего прадеда - полковника Стефана Столяжа?
Дорота Бентке: Я как правнучка узнавала его историю из рассказов моей бабушки. И не очень много знаю, ведь эта история состоит из кусочков информации, воспоминаний, которые где-то запечатлены. Но в опредленный момент обрываются. Но именно обрывки на самом деле - часть этой истории... Знаю только, что мой прадед был командирован вместе с семьей в Краков, вернее в деревню Бежанув, которая тогда еще не была районом Кракова. В Бежануве сейчас есть улица Стефана Столяжа. Моя прабабушка всю жизнь прожила в Бежануве, была там известной личностью, очень активной. Говорю это к тому, что история прадеда видится мне сквозь призму истории прабабушки и ее дочери, то есть, моей бабушки. Зато я знаю, что прадед был убит именно в Катынском лесу, и там находится его мемориальная доска. С моей перспективы то, что я так мало знаю - это наиболее трагично. Я хотела бы знать больше. Моя бабушка посвятила жизнь правде о Катыни. Но последние 10 лет она страдала болезнью Альцгеймера, и эта память постепенно стиралась. Для меня это тоже своеобразный символ того, что вместе с ней уходит память, которую надо передавать дальше. И мне хотелось бы, что то, что делаю, стало передачей памяти, которую она уже не может передать.