«Других поэтов мы просто любили, а в него мы были влюблены». Как жил и умирал Александр Блок
Когда Александр Блок впервые вышел на демонстрацию с красным флагом и почему Андрей Белый катался от его стихов по полу?
Его называли трагическим тенором эпохи, сыном русского XIX века. Александру Блоку досталась слава, которой позавидовали бы многие из величайших поэтов всех времен. Его обожали, превозносили и не понимали. Считали мистиком, пророком и почти ангелом. Владислав Ходасевич писал: «В русской поэзии есть только Пушкин и Блок, остальное — между». Смерть Блока в 1921 году Марина Цветаева назвала раной отчизны. Рассказываем, как жил и мыслил Александр Блок.
Блок остался в исторической памяти человеком отстраненным, равнодушным ко всему, нервозным, с резкими перепадами настроения и приступами глухой тоски. Даже друзья «убийственно влияли на него мраком». Друзей у Блока было немного. В 1916 году, собираясь на войну, он сделал запись:
По впечатлениям современников, Блок был удивительно простым, любезным и приветливым с кем угодно. В нем не чувствовалось ничего от позы, рисовки или жажды успеха. Он был принципиально далек от стремления завладеть разговором или вниманием, патологически застенчив. Не жестикулировал ни при чтении стихов, ни в разговоре, чаще молчал, но если говорил, то негромко и ровно, смотрел холодно. Он тяжело выносил любую компанию и порой тяготился собственным влиянием.
В воспоминаниях Зинаида Гиппиус замечала: «Никакие мои разговоры с Блоком невозможно передать. Надо знать Блока, чтобы это стало понятным. Он всегда, будучи с Вами, еще был где-то». Она же замечала, что Блок словно бы ходил «около жизни», называла его лунатиком, «безответственным мистиком», выключенным из жизни сновидцем.
Его двоюродный брат Георгий Блок вспоминал:
Советский писатель Иван Новиков признавался:
Ботаник, издатель и актер
Александр Блок родился 16 ноября 1880 года в Санкт-Петербурге, в ректорском доме на Университетской набережной. Его мать, Александра Андреевна, дочь ректора Санкт-Петербургского университета Андрея Николаевича Бекетова, осталась рожать в родительском доме, чтобы не возвращаться к мужу-тирану в Варшаву. Позже родители Блока развелись. Мальчик родился слабым; с годами он становился резвым, капризным ребенком. В семье его обожали — особенно мать, бабушка и тетка. Няня Соня читала ему сказки Пушкина и стихи Жуковского. Больше всего маленький Саша любил рисовать кораблики.
В детстве Блока водили гулять по солнечной стороне Университетской набережной, а весной и осенью — в ботанический сад. Лето Бекетовы обычно проводили в имении Шахматово в Московской губернии. Сашу впервые привезли туда в шесть месяцев. На всю жизнь он сохранил в себе любовь к Шахматово. Там, среди холмов, болот и закатов родилась блоковская поэзия:
В саду цвели сирень, розы, нарциссы, ирисы. Аллею вокруг дома украшали ели и березы. Дедушка Бекетов, ученый-ботаник, брал Сашу с собой на ботанические прогулки. Поэт вспоминал:
Ребенок любил собак, кошек, ежей и зайцев.
С пяти лет Блок начал сочинять стихи. Первое было таким:
В четырнадцать стал делать домашний рукописный журнал. Саша и до этого составлял маленькие книжечки или журналы с рассказами: в 1888 году — книжку «Моей милой мамочке…», затем ей же — альбом «Для моей, маленькой, кроши». Потом был журнал «Корабль» и, наконец, «Вестник». Там издавались двоюродные и троюродные братья, бабушка, тетки, мама. В заметке от редакции указывалось: «Редактор-издатель — г-н А.А. Блок». В «Вестнике» он публиковал прозу и переводы, стихи, был «Научный отдел», раздел с шарадами, новости, юмористический блок.
В августе 1889 года Блок поступил во Введенскую гимназию. Для застенчивого мальчика первый опыт столкновения с миром взрослых стал трагедией.
Он никак не мог привыкнуть к строгому укладу жизни и вспоминал с ужасом: «…в первый раз в жизни из уютной и тихой семьи я попал в толпу гладко остриженных и громко кричащих мальчиков; мне было невыносимо страшно чего-то».
В первый день Саша пришел из гимназии тихим, потерянным. Когда мама стала расспрашивать, что случилось, он долго молчал, а потом ответил: «Люди». Даже семье Блок мало рассказывал об учебе, но домашние быстро поняли, что отдали его в гимназию в слишком «нежном, ребячливом возрасте». В шалостях одноклассников Блок не принимал участия, но на всё реагировал со спокойствием и благородством.
Один из гимназистов вспоминал:
Блока часто описывали как хорошенького, красивого — со светлыми глазами и волосами. На фотографиях он кажется брюнетом, но знакомые отмечали, что кудри у него всё же светлые. Когда Белый много позже в первый раз увидел Блока с женой, идущими к нему по лесу, то воскликнул: «Царевич и царевна».
В последних классах гимназии Блок стал веселее, общительнее. Родные замечали: «Росту очень большого, но дитя. Увлекается верховой ездой и театром, Жуковским, обожает Шахматово», «в 16 лет Саша остался почти таким же ребенком, как и в 13». В семье Бекетовых его долго воспринимали маленьким.
Весной 1898 года, окончив гимназию, Блок окончательно переменился: научился модно одеваться и вести светскую жизнь. Сергей Соловьев, троюродный брат Блока, вспоминал:
Блок довольно долго мыслил себя скорее актером. Соловьев замечал:
Любовь настала
7 марта 1901 года Блок пошел на Васильевский остров покупать для матери таксу. Возле Андреевского собора он вдруг увидел, как из саней выходит Любовь Дмитриевна Менделеева — она шла на занятия в Бестужевских курсах. Блок, зачарованный, отправился за ней. Он оставил об этом дне запись: «…я написал зашифрованное стихотворение, где пять изгибов линий означали те улицы, по которым она проходила, когда я следил за ней, незамеченный ею (Васильевский остров, 7-я линия — Средний проспект — 8–9 линии — Средний проспект — 10 линия)». Стихотворение получилось заговорщическим:
Блок знал ее с детства. Менделеевы жили в Боблово, усадьбе неподалеку от Шахматово. Саша и Люба вместе играли в домашних спектаклях: она — Офелию, он — Гамлета. Менделееву той поры многие воспринимали как принцессу из сказки, носившую розовые платья и заплетавшую волосы в косы.
Менделеева ходила на уроки к М.М. Читау, Блок ждал ее выхода и следил за ней, иногда провожал. За 1901 год Блок написал несколько сотен стихотворений: позднее многие из них сложились в цикл «Стихов о Прекрасной Даме». Прекрасная Дама стала одним из ключевых блоковских образов. В реальной жизни, вне мистического откровения, она тоже осталась с ним.
7 ноября 1902 года Блок пошел объясняться с Любовью Дмитриевной. Заранее купил револьвер и подготовил предсмертную записку. Решил, что если признание в любви не будет принято, то застрелится. Они долго шли рядом, Блок говорил о своих чувствах, а Любовь Дмитриевна отвечала ему, что он привязан не к реальной женщине, а к выдуманному образу. И всё же она приняла его. Тогда Блок протянул ей сложенный листок записки:
На обратном пути, по воспоминаниям Менделеевой, они поцеловались. На следующий день она хвастала подруге: «Знаешь, чем кончился вечер? Я поцеловалась с Блоком!..» Через два месяца Блок сделал Любови Дмитриевне официальное предложение. Свадьбу назначили на 17 августа. Приглашение быть шаферами отправили Сергею Соловьеву и Андрею Белому (Белый не смог приехать из-за смерти отца). Букет невесты не поспел из Москвы, так что Блок с матерью нарвали в саду розовых астр. Молодые венчались в маленькой церкви возле Шахматово. Блок был бледен и взволнован, Любовь Дмитриевна плакала.
Их семейная жизнь не была легкой. Они построили собственный мир с собственными странными правилами. Любовь Дмитриевна просила мужа уменьшить мистический надрыв их жизни, тяготилась положением музы и «функции». Они прощали друг другу измены и романтические увлечения. Менделеева играла в театре, Блок писал стихотворения. Любовь Дмитриевна делилась в мемуарах:
Странный, таинственный брат
Но, кроме Любови Дмитриевны, в судьбе Блока были и другие принципиально важные имена. Прежде всего, Андрей Белый и Сергей Соловьев. Мать последнего, Ольга Михайловна Соловьева, приходилась двоюродной сестрой матери Блока. Как минимум с 1897 года она и ее супруг Михаил Сергеевич уже знали, что Блок пишет стихи. В августе 1901 года Соловьевы прочли их Белому. Тот писал:
На Белого стихи Блока произвели необыкновенное, громадное впечатление. Ольга Михайловна Соловьева писала Зинаиде Гиппиус:
В марте Блок познакомился с Мережковским и Гиппиус. Зинаида Гиппиус при первой же встрече с поэтом интуитивно почувствовала его трагическую незащищенность «от всего, от самого себя, от других людей, от жизни и от смерти». Она запомнила его медлительным, тихим, по-детски милым. Мережковские ввели Блока в круг своих знакомств. А Блок и Белый написали друг другу свои первые письма.
В январе 1904 года Блок с женой приехали в Москву. Тогда они впервые пошли к Белому в гости. Белый смутился — после многолетней переписки Блок наконец появился перед ним и оказался вовсе не таким, как представлялось. Блок смутился тоже. Одна Любовь Дмитриевна оставалась непринужденна. Белый запомнил ясный морозный день, розовые лучи солнца и кудрявую голову Блока, склоненную набок. Блок в письме к матери замечал: «Бугаев (совсем не такой, как казался)». Оба слегка разочаровали друг друга — и быстро стали лучшими друзьями.
Блок блестяще пародировал манеру Белого распевать стихи, единственный мог заставить его замолчать, успокаивал его душевное смятение и часто бывал ласков.
Они проводили дни и ночи вчетвером — Блок, Белый, Соловьев и Любовь Дмитриевна. Менделеева обыкновенно слушала, «уютно зажавшись (с ногами) в клубочек на уголочке дивана, в своем ярком, пурпурном капоте, с платком на плечах, положив золотистую голову на руку».
Летом 1904 года Белый поехал в Шахматово с ответным визитом. Издалека он увидел Блока и Любовь Дмитриевну. Она шла в розовом платье с белым зонтиком, белокурая, он — в белой русской рубахе, расшитой красными лебедями. Для Белого, измученного, уставшего, Шахматово стало сказкой. Свои впечатления он зафиксировал в статье «Луг зеленый», где написал «Россия — большой луг, зеленый, зацветающий цветами». Как-то Блок отвел Белого в поле и начал говорить, что он вовсе не мистик, что он темный. Блока тревожили свет и тьма внутри. Он писал: «…отряхаю клоки ночи с себя, по существу светлого». Приезжал и Сережа Соловьев. Все трое, будучи поклонниками философии Владимира Соловьева, формировали вокруг Любови Дмитриевны мистический культ, которым Блок сначала гордился, а потом тяготился. Белый и Соловьев делали выводы по поводу ее нарядов и движений. Перед закатом все ходили в лес за фиалками.
9 января 1905 года — в исторический день, который потом назовут Кровавым воскресеньем — Белый впервые приехал в Петербург. Устав от Мережковских, он сбежал к Блоку. Тот принял его без слов, усадил в кресло. Белый вспоминал:
В феврале Белый вернулся в Москву. Когда он прощался на вокзале с Блоками, на Сенатской площади Кремля эсер Иван Каляев бросил бомбу в великого князя Сергея Александровича, бывшего московского генерал-губернатора. Узнав о его смерти, Блок вечер бродил по улицам, а потом написал два письма — Белому и Александру Гиппиусу. Белому: «Как было хорошо с Тобой в Петербурге!», «Ты незаменимый и любимый». Гиппиусу: «Остро люблю Тебя».
Блок отчетливо чувствовал начинающийся революционный, страшный период в истории России. Белый ответил ему с той же дружеской нежностью: «Люблю Тебя, Саша; хочу послать Тебе снежного забвения, которое тихо разливается вокруг меня. Аминь».
С 1905 года Блок стал работать сначала в «Вопросах жизни», потом в «Новом пути». Отцу он писал: «…ближайшими людьми остаются Сергей Соловьев, Борис Николаевич Бугаев (Андрей Белый) и Евгений Павлович Иванов (из „Нового Пути“)», упомянул и Зинаиду Гиппиус. Он понимал ее и любил, кажется, на протяжении всей жизни.
Утрата лучших друзей
Следующим летом Белый и Соловьев вновь приехали в Шахматово. Многое переменилось: по крайней мере, Блок уже не разделял склонности друзей к мистицизму. Он уходил гулять один, Любовь Дмитриевна запиралась у себя. Встреча кончилась драматически: Соловьев уехал куда-то на всю ночь, его искали, а на следующий день он весело вернулся сам, объясняя свое исчезновение переживанием мистического опыта. Белый обиделся на него и вернулся домой. Соловьев, Белый и Блок обменялись холодными письмами. Любовь Дмитриевна объявила Белому, что переписка между ними прекращается. Белый в свою очередь заявил, что более не общается с ней и Александром Александровичем. Блок отозвался в стихотворении: «…Ибо что же приятней, // Чем утрата лучших друзей».
Россию знобило от предчувствия перемен.
Гуляя с Евгением Ивановым по Соляному переулку, Блок жаловался: «Меня все принимают за светлого, а я ведь темный, понимаешь?» На прощание вдруг спросил: «Женя, я есть или нет?» В этот же день был напечатан Манифест 17 октября. 18 октября Блок присоединился к демонстрации. Шел по улицам с красным флагом в руках.
Позднее Белый приехал в Петербург выяснять отношения с Александром Александровичем и Любовью Дмитриевной. Он назначил им встречу, надеясь объясниться — понял, что любит Любовь Дмитриевну, решил, что предъявит им ультиматум, заставит Любовь Дмитриевну выбрать, а Блока — устраниться. В конечном итоге никакого разговора не случилось. Друзья встретились, и всё вернулось, словно недомолвок не было. Они скучали друг по другу. 13 января 1906 года Блок написал Белому стихотворение с заголовком «Боре». Опубликовано оно под названием «Брату»:
23 января 1906 года Блок закончил «Балаганчик» — историю Пьеро, Арлекино и Коломбины, в которой многие увидели художественное воплощение реального любовного треугольника Белого, Менделеевой и Блока. Через месяц Блок прочитал его у себя. Пришли Пяст, Кондратьев, Потемкин, Евгений Иванов. И Белый. Он дослушал — и ушел, не сказав ни слова. Белый увидел в «Балаганчике» оскорбление мистикам, насмешку над своей судьбой. Накануне Блок, Белый и Любовь Дмитриевна ездили в театр. На обратном пути в санях Любовь Дмитриевна села с Белым, Блок — с матерью.
Потом Любовь Дмитриевна писала про Белого:
Евгению Иванову она тоже говорила прямо:
Белый, чтобы никого не терзать, объявил Блоку, что они с Любовью Дмитриевной вместе собираются ехать в Италию. Блок посмотрел на него и спокойно ответил: «Что ж, я рад». Менделеева же, по ее словам, разлюбив Белого, сама попросила его уехать. Блок написал Белому, что убирает посвящение ему с «Нечаянной радости»: «Теперь это было бы ложью, потому что я перестал понимать Тебя».
Однако Любовь Дмитриевна была не единственной причиной разлада между друзьями — были и идеологические разногласия. Блок всё дальше отходил от принципов Белого. Белый посвятил Блоку стихотворение: «Забыл ли ты прежние речи, // Мой странный, таинственный брат?»
В 1907 году Блок написал статью «О реалистах», в которой вступился за Горького. Белый посчитал эту статью заискивающей, лживой. «Спешу Вас известить об одной приятной для нас обоих вести. Отношения наши обрываются навсегда», — написал он другу. Блок в ответ назвал Белого полупомешанным и вызвал на дуэль. Белый ответил: «Теперь Вы для меня посторонний, один из многих, а со всеми не передерешься». Блок продолжил давить: «Чувствую, что всем, что я пишу, еще более делаюсь чуждым Вам. Но я всегда был таким, почему же Вы прежде любили меня? „Или Вы были слепы?“ — спрошу в свою очередь». Они всё же встретились. Проговорили всю ночь, а утром разошлись друзьями.
Политические и поэтическое
Значение Блока для литературной жизни Петербурга всё возрастало. Александр Александрович интенсивно работал. 30 декабря 1906 года прошла премьера «Балаганчика». Через год появились стихи «На поле Куликовом» с впечатляющим сравнением: «О, Русь моя! Жена моя!». В 1911 году вышел четвертый сборник стихотворений Блока «Ночные часы». В некоторых лавках его раскупили за день.
В записной книжке Блока за июль 1914 года Блок есть слова: «Пахнет войной». Весть о том, что Германия объявила войну России, застала его в момент эмоционального покоя. В телефонном разговоре с Зинаидой Гиппиус он даже воскликнул: «Ведь война — это прежде всего весело!» Гиппиус заметила даже, что Блок опять влюблен — в Россию.
Позднее у него вышла небольшая книжка «Стихи о России». Продавали за 40 копеек. Всю прибыль от издания поэт направил в Общество русских писателей для помощи жертвам войны. Блока отправили служить в Беларусь — строить укрепления. Там он получил новость о Февральской революции.
В 1917 году Блок не написал ни одного стихотворения. Его раздражал даже сам вопрос, пишет ли он что-то новое. 15 октября Зинаида Гиппиус позвонила Блоку с предложением писать для газеты эсера Бориса Савинкова «Час». Блок отказался: «Война не может длиться. Нужен мир». Она спросила: «И вы… не хотите с нами… Хотите заключать мир. Уж вы, пожалуй, не с большевиками ли?» Блок, никогда не лгавший, ответил: «Да, если хотите, я скорее с большевиками». Усталый, изможденный, он написал в дневнике: «Всё будет хорошо. Россия будет великой. Но как долго ждать и как трудно дождаться. Ал. Блок. 22.IV.1917».
Начало 1918 года Блок встретил поэмой «Двенадцать» — историей об отряде из двенадцати красногвардейцев на улицах Петрограда. Двадцать восьмого января поэт оставил в записной книжке трижды подчеркнутое «Двенадцать», двадцать девятого — «Сегодня я — гений». «Двенадцать» он написал за несколько дней. Уже 3 марта поэму опубликовала газета левых эсеров «Знамя труда». С Блоком перестали общаться Мережковский и Гиппиус, Сологуб, Пяст, Ахматова, Вяч. Иванов, Чулков, Пришвин. Гиппиус, встретив Блока в трамвае, отказалась подать ему руку. Георгий Иванов пересказывал слова Гумилева по отношению к этой поэме: «Он, написав „Двенадцать“, вторично распял Христа и еще раз расстрелял государя». В мае, узнав, что Любовь Дмитриевна будет на одном из вечеров читать «Двенадцать», отказались участвовать Пяст, Ахматова и Сологуб. Андрей Белый писал Блоку: «По-моему, Ты слишком неосторожно берешь иные ноты. Помни — Тебе не „простят“ „никогда“ <…> поражаюсь отвагой и мужеством Твоим».
Поэму сложно принимали даже в среде тех, кто по своим идеологическим и политическим взглядам должен был бы одобрить ее. Появляющийся в финале загадочный образ Христа, идущего впереди революционеров в белом венчике из роз, так и остался до конца непонятым.
Ленин, по воспоминаниям Шульгина, спрашивал: «В белом венчике из роз впереди Исус Христос. Вы понимаете? Объясните. Не понимаю».
Литературовед Виктор Шкловский считал, что «Двенадцать» не поняли из-за ее иронической интонации, частушечного, блатного стиля — на контрасте с предельно серьезной поэтикой старого Блока. Горький тоже сказал однажды Блоку, что считает поэму сатирой. Блок задумался: «Сатира? Неужели сатира? Едва ли. Я думаю, что нет. Я не знаю». Блок часто не мог объяснить своих стихотворений, словно их появление в его жизни было лишь воздействием чужой воли, подслушанным звучанием далекой музыки. Христа он тоже не мог объяснить. В записных книжках писал, что «к сожалению, Христос», а «надо, чтобы шел Другой» (то есть противоположный Христу).
Маяковский в некрологе Блоку заметил: «В своей знаменитой, переведенной на многие языки поэме „Двенадцать“ Блок надорвался». Он еще успел написать последние великие стихотворения — «Скифы», «Пушкинскому Дому». Но принципиально вопрос оказался решен.
Последний концерт
В конце ноября 1920 года Блок написал в записной книжке: «Сорок лет мне. Ничего не сделал, утро гулял по Петербургской стороне. Потом был Женя, вечером — Павлович». В 1921 году Марина Цветаева через Н.А. Нолле-Коган передала Блоку свое стихотворение, посвященное ему:
«Пять букв» — «Блокъ». Блок прочел его с улыбкой.
25 апреля Блок в последний раз публично выступил в Петрограде, в Большом драматическом театре. На вечер искусств билеты оказались разобраны задолго до даты проведения. В.А. Рождественский вспоминал:
Поэт Владислав Ходасевич, тоже присутствовавший на вечере, рассказывал:
Многие замечали, что уже тогда Блок был как бы мертв. Михаил Зощенко вспоминал встречу с Блоком: «Я никогда не видел таких пустых, мертвых глаз. Я никогда не думал, что на лице могут отражаться такая тоска и такое безразличие».
Чуковский рассказывал, как ездил с ним в Москву. Блок ходил с палочкой, был весел, а потом:
Как-то Блок спросил Чулкова: «Георгий Иванович, вы хотели бы умереть?» Чулков ответил, что нет. Блок сказал: «А я очень хочу».
Эрих Голлербах утверждал, что люди, знавшие Блока, так и говорили всегда, что он умер оттого, что хотел умереть. Точный диагноз Блока до сих пор не ясен. В 1920 году врачи поставили ему послегрипповый хвост (синдром, при котором после выздоровления от инфекции организм не восстанавливается полностью; современный аналог — постковидный синдром). Вероятно, диагноз был ошибочным. В 1921 году Блок начал жаловаться на одышку, боли в ногах и в сердце. Поднявшись на второй этаж, он уже чувствовал себя утомленным.
25 мая 1921 года Блок, уже не выходивший из дома, с высокой температурой, написал Чуковскому:
18 июня он написал в дневнике, что ему трудно дышать. Тогда же — уничтожил часть архива.
Любовь Дмитриевна попросила Горького похлопотать о выезде Блока за границу на лечение. Горький поехал в Москву. 3 июля Блок уничтожил еще пятнадцать записных книжек. 23 июля, после долгой волокиты, Блоку разрешили выезд за границу. Началось оформление документов. Но положение ухудшалось с каждым днем. Вернувшись в Петроград, Горький 27 июля телеграфировал: «Срочно. Москва. Кремль. Луначарскому. У Александра Блока острый эндокардит. Положение крайне опасно. Необходим спешный выезд Финляндию. Решительно необходим провожатый. Прошу вас хлопотать о разрешении выезда жене Блока. Анкеты посылаю. Спешите, иначе погибнет. М. Горький». 2–3 августа Горький уверил Любовь Блок, что все документы будут в течение пары дней. 6 августа Луначарский написал Горькому, что Блок может отправляться хоть завтра.
Но завтра, утром 7 августа 1921 года, Александр Блок умер в окружении семьи. Евгений Замятин, узнав, позвонил Горькому:
После этого у него зазвонил телефон — попросили написать страницу о смерти Блока.
Замятин написал две строки: «Блок умер. Или — точнее: убит. Убит всей нашей теперешней, жестокой, пещерной жизнью».
10 августа Блока похоронили. Дату согласовали в последний момент. В типографии распечатали объявления, развесили по городу. К дому поэта пришла толпа. Гроб несли на руках Андрей Белый, Владимир Гиппиус, Вильгельм Зоргенфрей, Евгений Иванов, Владимир Пяст и Евгений Замятин — по Офицерской улице, мимо Мариинского театра, по Николаевскому (ныне Благовещенскому) мосту на Смоленское кладбище.
Константин Федин вспоминал:
Цветов было очень много.
Георгий Адамович позднее сказал:
Корней Чуковский заметил еще точнее:
Список литературы:
- Владимир Новиков «Александр Блок»
- Константин Мочульский «Александр Блок»
- Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
- Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2
- Л.Д. Блок «И были и небылицы о Блоке и о себе»