«Мы уже в кризисе». Кому идут деньги, которых не хватает людям
Почему простые люди не замечают улучшение жизни, когда государство рапортует об успехах? О том, что скрывается за данными и прогнозами правительства, RTVI рассказывает депутат Госдумы от партии «Справедливая Россия», экономист Михаил Делягин.
В течение всего года представители власти говорили о «мягкой посадке» экономики, снижении инфляции и низкой безработице. О том, почему простые люди не замечают улучшение жизни, RTVI рассказывает депутат Госдумы от партии «Справедливая Россия», экономист Михаил Делягин.
Что скрывается за словами о «мягкой посадке» экономики
Мягкая посадка имеет смысл, когда это происходит как в случае с самолетом: сели мягко, а потом взлетели, полетели дальше, набрали высоту. Но о новом взлете речи не идет. Есть прогнозы, нарисованные в откровенно сказочном стиле, и есть реальная динамика.Экономический рост в 3,5% год назад был признан ЦБ «перегревом экономики» — то есть недопустимо высоким (при этом 3,5% — это, прямо скажем, чуть выше статистической погрешности). После этого случились два эпизода. Во-первых, по официальным данным, рост в итоге оказался не 3,5%, а 4,3%. Во-вторых, в третьем квартале этого года официальный рост составил менее 1%.
Будем держать в уме, что инфляция у нас занижается минимум вдвое, а может и втрое. При официальном росте 4,3% и трехкратном занижении инфляции мы имеем небольшой экономический спад. А при 1% официального роста и той же заниженной инфляции — спад уже вполне ощутимый. Именно его люди и чувствуют на себе.
Еще хуже ситуация с инвестициями. В третьем квартале инвестиционный спад составил 3,7%. Это лишение страны будущего. Крупные корпорации уже больше года открыто говорят о прекращении внедрения новых инвестиционных проектов (старые доделывают благодаря решениям, принятым ранее). В следующем году ожидается официальный инвестиционный спад еще на 0,7%. Он даже не комментируется властями — как будто его не существует.
Занижение роста цен в строительном секторе достигло таких масштабов, что строители вынуждены самостоятельно рассчитывать индекс роста цен и использовать его для корректировки сметной документации и соответствующих расходов в бюджет. Официальная статистика перестала отражать реальность настолько, что от нее отказывается даже бюджетный сектор.
Но проблема не только в занижении цифр. Проблема в самой логике бюджетной политики.
Бюджетный абсурд: 9,6 триллиона в кармане
На 1 января 2026 года на счетах федерального бюджета будут лежать мертвым грузом 5,2 трлн рублей. Если вычесть годовые проценты, остается 4,8 трлн чистыми — деньги, которые можно запустить в экономику немедленно. Еще 4,4 трлн рублей находятся в Фонде национального благосостояния в ликвидной форме — в деньгах и золоте. Золото можно продать Банку России без проблем. Итого — 9,2 трлн рублей лежат без движения.При этом дефицит бюджета, по разным оценкам, составляет около 8,5 трлн рублей. Элементарная арифметика: у тебя в кармане 10 тысяч, тебе не хватает восьми. Что нужно сделать? Взять восемь из десяти.
Но нет. Вместо этого 5,2 трлн рублей отдают банкам на прокрутку по ставке «ключевая минус полпроцента», а потом берут у этих же банков взаймы по полной ключевой ставке для покрытия дефицита. Это называется убыток. Если бы любой получатель средств из бюджета использовал федеральные деньги так же — просто хранил их и не тратил — он сидел бы в тюрьме. Но для Минфина другие правила.
Попробуйте задать Министерству финансов простейший вопрос: зачем? Каков мотив этих действий? Даже у преступника есть мотив: хотел украсть, хотел ограбить. Есть мотив недоразумения: хотел бабушку перевести через дорогу, просто рука оторвалась. Это разные составы преступления.
Но на этот простейший вопрос Минфин ответить не в состоянии, и в нем это понимают. Именно поэтому впервые в истории России депутаты Госдумы добровольно, без внешнего принуждения, за три дня приняли решение не обсуждать бюджет публично. Обсуждать его могут только специально выбранные люди, прошедшие собеседование с министром финансов.
Получается, что экономическая политика сформулирована так, что ее невозможно обосновать даже перед лояльной аудиторией вроде депутатов Государственной Думы.
Доходы растут, но не у людей
Теперь о ненефтегазовых доходах бюджета, которые, как отметил Даниил Егоров, глава ФНС, втрое превысили нефтегазовые. Это действительно так. За первые 11 месяцев года нефтегазовые доходы сократились с 10,3 до 8 трлн рублей. Ненефтегазовые выросли с 22,3 до 24,9 трлн рублей. Соотношение изменилось с 50 на 50 в 2018 году до 70 на 30 сейчас.Но что это означает на практике? Во-первых, рост ненефтегазовых доходов произошел за счет повышения налогов. Во-вторых, расходы выросли еще сильнее — более чем на 4 трлн рублей, с 33 до 37,2 трлн. Дефицит увеличился с 360 млрд до 4,3 трлн рублей.
Рост расходов произошел в основном за счет госзакупок. Почему? Потому что в условиях разрушения экономики единственным источником ее поддержания становится бюджет. Государство вынуждено увеличивать расходы, чтобы экономика вообще как-то функционировала. Дефицит растет не от хорошей жизни — это попытка компенсировать то разрушение, которое создается самой экономической политикой.
При этом о росте благосостояния граждан говорить смешно. По данным Высшей школы экономики, в прошлом году 50% населения имело доход 40 тысяч рублей или меньше при прожиточном минимуме 51,3 тысячи. То есть половина страны жила ниже прожиточного минимума, а реально — думаю, процентов 70.
Именно эта реальность, а не официальная статистика, определяет ситуацию на рынке труда.
Ни безработицы, ни специалистов
Власти постоянно говорят о минимальной безработице, одновременно бизнес массово жалуется на дефицит кадров. Никакого противоречия здесь нет. Это всего лишь означает, что минимальное количество людей ищет работу. А если нет людей, которые ищут работу, то, конечно, бизнес жалуется на дефицит кадров.Если выйти за пределы статистики на улицу, мы увидим огромное количество людей, не имеющих нормальной работы.
Что же происходит? С одной стороны, государство лишило трудящихся реальных прав. Человек, не обладающий редкими компетенциями, не может претендовать на достойную зарплату. У него просто нет инструментов защитить себя от ситуации, когда ему говорят: получай 40 тысяч или пошел вон, заменим тебя таджиком, узбеком (а теперь еще и индусом).
Мигрантов завозят именно потому, что люди, которым нужно платить за коммуналку, не могут работать на таких условиях. Значит, нужны те, кому за коммуналку платить не надо. Отсюда — деградация, алкоголизм, разрушение демографии, демографическая катастрофа коренного населения. Люди лишены возможности заработать себе на жизнь.
С другой стороны, помимо соблазнов из роликов в TikTok в духе «попляши — станешь миллиардером», система образования лишает людей способности логически мыслить, а значит — устраиваться в жизни. Если вы хотите получить нормальную рабочую специальность, проще поехать в Узбекистан, где восстановлена советская система ПТУ. Наши колледжи недоступны: их мало, многие платные.
Молодой человек перебивается случайными заработками и искренне не считает себя безработным: здесь перехватил, там перехватил, пока молодой — в общем, ничего. Но дальше у него не будет никакой социальной защиты. Даже из крупных госкорпораций ко мне приходят молодые люди с вопросом: мы можем устроиться только на договор ГПХ практически без каких-либо прав — это что, всегда так теперь будет? Приходится отвечать, что при такой системе — да.
Дешевый мигрантский труд блокирует технический прогресс. При советской власти по улицам ездила коммунальная техника, убиравшая снег. А сейчас для уборки снега нужно завезти побольше индусов. Почему? Не потому, что мы не можем купить технику. Дешевый рабочий труд делает техническое перевооружение невыгодным. Техника имеет смысл, когда труд рабочего стоит дорого. Если завозишь мигрантов, техника утрачивает экономический смысл.
По Москве ездят машины с поднятыми крутящимися щетками, на закупку которых попилили деньги. По паркам бродят мигранты с воздуходувками, передувая листья из одной кучи в другую. Когда человек ничего не стоит, а робот стоит денег, проще сломать робота и заменить его бесплатным человеком. Модернизация в таких условиях невозможна.
При этом произвол монополий, запрет на кредит для реального сектора (он доступен только финансовым спекулянтам), сжимающийся внутренний спрос — все это создает идеальный шторм. Обратите, кстати, внимание на маркетплейсы: когда «Озон» стартовал, комиссия с продаж составляла 7%, а сейчас — 36%. Бизнесмены уходят, потому что платить такие комиссии невозможно. Оставляют личный кабинет как рекламное окошко, но работать через них не могут.
«Москва-2042» и прогноз до 2042 года
Правительство выпустило прогноз, по которому бюджет будет дефицитным до 2042 года, причем как по лучшему, так и по худшему сценарию. Подозреваю, кто-то из его составителей явно начитался Войновича и решил вспомнить заголовок его книги «Москва-2042». Сама мысль о прогнозе на 2042 год при неспособности сделать адекватный прогноз на 2026-й — это уже не экономическая мысль, а публицистика.Бюджет на следующий год сверстан исходя из того, что инфляция будет составлять 4% три года подряд. Но она не может быть одинаковой три года подряд в принципе. Как у человека не может быть одинакового пульса три часа подряд. И это положено в основу государственной политики.
Что же произошло? Просто Банк России сказал: наш целевой показатель инфляции 4%, мы достигнем его в следующем году. Минфин взял под козырек и заложил эту цифру в прогноз. После чего, кстати, ЦБ передумал и сообщил, что 4% будут только к концу 2026 года, а средняя инфляция окажется выше. Но было поздно — прогноз уже сформирован и одобрен.
Это институциональная безответственность.
Что дальше
Мы уже находимся в кризисе, и в следующем году будет только хуже. Малый и средний бизнес буквально подлежит уничтожению — это официальная политика, зафиксированная в налоговых изменениях. Малому предпринимателю станет сложнее рассчитывать НДС. Часть бизнесов закроется, часть сократит доходы, часть уйдет под контроль этнических преступных группировок, которым налоги платить не нужно. Это приведет к качественному усилению этих криминальных объединений — расширению их финансовой и экономической базы, а значит, политической значимости.
При этом банки — у которых самая высокая прибыль — получают налоговые льготы на рекламу. В первом чтении Госдума уже проголосовала за этот закон, «Единая Россия» его одобрила, все в восторге. Больше всех в налоговой поддержке у нас, значит, нуждаются именно банки. Такова логика нынешней экономической политики.
Тем временем слово «министр» стало ругательством. Меня в этом году так обозвали — и по контексту это было тяжкое оскорбление, предполагающее отсутствие мыслительных способностей. Было очень обидно. Это многое говорит о социально-экономической политике российского государства.
Мы входим в новый год с экономикой, которая реально сокращается, с инвестиционным спадом, с бюджетом, который невозможно обосновать даже перед депутатами, с прогнозами, оторванными от реальности.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции