О «веселом праведнике» Якове Тейтеле и его интеллектуальном «салоне»
Читая воспоминания сотрудников дореволюционной «Самарской газеты», непременно встретишь в них упоминание о Якове Тейтеле. Человек чрезвычайно добродушный и гостеприимный, он устраивал в своем доме на углу Предтеченской и Лебяжинской (Некрасовской и Садовой) многолюдные вечера.
На них он приглашал всех, кто казался ему человеком умным и интересным. Без различия чинов, вероисповедания и материального положения. Там царило свободомыслие. Завсегдатаем «салона» был председатель окружного суда Владимир Анненков, известный тем, что повесил в своем рабочем кабинете кандалы отца-декабриста. Здесь Тейтель принимал и полунищего фельетониста Алексея Пешкова, в будущем Максима Горького. Хорошо бы установить памятную доску на доме, который видел стольких знаменитых людей нашего города.
Деятельная доброта
Максим Горький вспоминал, что именно у Тейтеля встретился с Николаем Гариным-Михайловским. А этот известный писатель и инженер живо представил в своих «Очерках» гостеприимного хозяина дома на Предтеченской под фамилией Абрамсон.
Тейтель действительно заслужил имя «веселый праведник», которым его наградил Максим Горький. Окончивший Московский университет Яков Львович был знаком со многими передовыми умами России. Как только Тейтель получил диплом юриста, одной из главных его забот стала помощь евреям, страдающим от притеснений в западных областях Российской империи. Многое сделал он и для того, чтобы Самара приняла как можно больше бегущих от погромов. Боролся за создание в Российской империи Еврейского университета. А после революции, будучи в эмиграции в Берлине, содействовал переселению соплеменников из охваченной Гражданской войной страны в Европу. И в то же время этот видный деятель еврейского общественного движения признавался в любви к русскому народу, к русскому языку и культуре. Воспоминания Якова Тейтеля о детстве:
Единственным светлым лучом в тогдашней моей жизни был мой товарищ Трохим, сын заводского ночного караульщика, мой ровесник… В избе родителей Трохима я чувствовал себя как дома и не понимал, как можно не любить человека только потому, что он «гой» или «жид». Я многим обязан милому Трохиму и его матери, типичной хохлушке.
В 1877 году Тейтеля назначили исполняющим обязанности судебного следователя при Самарском окружном суде. В 1880-м он был утвержден в этой должности. Окружной суд неоднократно избирал его в члены своей коллегии. Но министерство юстиции соглашалось утвердить это решение лишь при условии принятия Тейтелем христианства. Несмотря на то, что смена веры обещала ему большие карьерные перспективы, самарский следователь отказывался. Это казалось ему равносильным предательству.
Владимир Ульянов больше слушал
И в Самаре он старался всем помочь. Благодаря своему знакомству с новым собственником «СГ» Семеном Костериным, Тейтель по просьбе Владимира Короленко помог в устройстве на работу в редакцию журналиста Алексея Пешкова. А потом возил в Москву из Самары первые рассказы начинающего литератора. Да и будущую жену Максима Горького — вчерашнюю гимназистку Екатерину Волжину именно Тейтель порекомендовал в «СГ» в качестве корректора.
Разъезжая по Самарской губернии в качестве судебного следователя, Яков однажды встретил талантливого молодого крестьянина-гусляра и пригласил его в Самару. Устроил писцом в суд, затем певчим в архиерейский хор. Подсказал, что тот может публиковать свои произведения. Так в редакции «СГ» появился еще один сотрудник — поэт и фельетонист Степан Петров, печатавшийся под псевдонимом Скиталец.
Антонова я дома не застал, а у Абрамсона очень долго звонил, пока дверь вдруг не отворил сам хозяин и весело закричал: — А-а! Пожалуйте, пожалуйте, очень рад, колокольчик не звонит, да и дверь никогда у нас не затворяется. Он ввел меня в свой маленький кабинет и показал рукой на белую, известкой выкрашенную стену, на которой на листе крупно было написано: «О старости и тому подобных неприятных вещах просят не говорить в этом доме». Он дождался, пока я прочел, и весело расхохотался. … Столовая — маленькая комната, с крошечным столиком и другой надписью на стене. Крупно было написано: «конфеты, закуски, вина» и мелко «в магазине Иванова». Когда мы перешли в третью и последнюю комнатку — кушетка для спанья стояла в кабинете, — Яков Львович сказал: — Ну что ж, хорош салон? И действительно, ведь весь город бывает, за исключением вашего кружка… Ах, потеха. В последний раз была у меня Марья Николаевна Петипа — видали вы ее на сцене? Николай Гарин-Михайловский, «Очерки»
К Тейтелю захаживала писательница Александра Толстая-Бостром с сыном Алешей. У него на литературных вечерах оттачивал свой талант писатель Евгений Чириков. Здесь обменивались новостями журналисты из разных периодических изданий Самары. Заходили Дробыш-Дробышевский, Чешихин-Ветринский, СмирновТреплев. В его доме слушал рассуждения о новом учении — марсизме — будущий вождь мировой революции. Николай Гарин-Михайловский о Якове Тейтеле
«Ульянов (Ленин), — писал Тейтель, — бывал у нас в конце 90-х годов, когда его мать, вдова с детьми, переехала из Симбирска в Самару. Он был помощником присяжного поверенного, ныне покойного, известного земского деятеля, человека кристальной чистоты Хардина. Ленин, тогда совсем еще юный, не вмешивался в разговоры; человек замкнутый, он любил прислушиваться к спорам».
Самарский доктор Гааз
Посетители «салона» Якова Львовича на протяжении всей своей жизни не забывал прекрасные, полные мысли и чувства встречи, беседы и диспуты в маленькой квартирке Тейтелей. Вспоминали о том, что небогатый следователь окружного суда часто ничего не мог предложить своим гостям, кроме бутылки водки, нескольких бутылок пива и пары селедок на закуску. Однако к нему приходили за пищей духовной, а не телесной.
Максим Горький:
Мне посчастливилось встретить человек шесть веселых праведников; наиболее яркий из них — Яков Львович Тейтель, бывший судебный следователь в Самаре, некрещеный еврей… Вполне солидный возраст Тейтеля нимало не мешает ему делать привычное дело, которому он посвятил всю свою жизнь: он все так же неутомимо и весело любит людей и так же усердно помогает им жить…
Часто Тейтель делился с писателями и журналистами своими впечатлениями от поездок по окрестным деревням, рассказывал об интересных случаях из своей юридической практики. И это становилось темой художественных произведений.
«B «Деревенской драме», — писал Гарин-Михайловский, — весь сюжет полностью взят мною из действительной жизни. Рассказал его мне судебный следователь Я.Л. Тейтель; дело происходило в нескольких верстах от моего имения в Самарской губ., слушалось в Самар. окр. суде, и все виновные были приговорены к каторге…».
Преступления, которые приходилось раскрывать Тейтелю в его бытность следователем, были обыденными проявлениями «идиотизма» русской провинциальной жизни. И все знали, что дело, которое ведет Тейтель, будет расследовано правильно, по совести. В одной из своих публикаций «СГ» назвала Тейтеля «самарским доктором Гаазом», человеком, который многое сделал для облегчения положения заключенных в тюрьмах.