Георгий Мирский, Сторублевка и фашистский знак
Вот услышал я, что некий депутат Государственной Думы, большого ума человек (как и все его коллеги), обнаружил в сторублевой купюре что-то вредное, эротическое, генитальное, способное пагубно повлиять на детей, сроду таких органов не видевших.
И что-то припомнилось. Память – единственное, чем можно похвастаться в моем возрасте – не подвела.
…Мы столпились, мальчишки и девчонки, у входа в класс; затаили дыхание.
А какой-то старшеклассник, держа в руке учебник, рассказывает, что если приглядеться, на обложке можно заметить фашистский знак (слово «свастика» тогда никто не знал). Все оцепенели; но это было только начало. Вскоре во всех московских школах дети возбужденно делились чудовищной новостью: оказывается, тот же знак есть и на обложках обыкновенных школьных тетрадок, если как-то повернуть да с лупой присмотреться. И самое интересное: никто не сомневался, что так и есть.
Малые дети, мы были уже приучены к тому, что вокруг враги, шпионы, диверсанты, вредители.
Знали стихи Багрицкого:
«Оглянешься – а кругом враги.
Руку протянешь – и нет друзей.
Но если он скажет: «солги!» – солги.
Но если он скажет: «убей!» – убей».
Только Он, Вождь, и спасал страну.
А враги народа (термин « пятая колонна» уже появился, ведь шла испанская война, но еще не употреблялся) способны на все, и вот вам – фашистский знак на тетрадке.
Прошли десятки лет, вся эта чушь забылась, но вспомнил я ее, когда известный антисионист Валерий Емельянов сделал потрясающее открытие: пять огромных зданий на Новом Арбате строились по проекту, основанному на Пятикнижии Моисеевом.
Это уже было почище, чем школьные тетрадки.
А надо сказать, что я был хорошо знаком с Валеркой Емельяновым, просто вместе с ним учился на арабском отделении Московского Института Востоковедения.
Он был на курс старше. И был такой случай, задолго до Пятикнижия: сидели мы в большой компании в ресторане «София» на площади Маяковского, обмывали отъезд в загранкомандировку одного товарища, уже закончившего институт. Емельянов сидел напротив меня, а справа оказался еще один вчерашний студент, который, подобно ему, был туристом и альпинистом. И этот товарищ рассказал мне, как однажды Емельянов где-то прибился к компании туристов, устроивших привал, и внес свой вклад в ужин – раздал всем по кусочку жареного мяса. Все съели, заметив, правда, своеобразный вкус мяса, и тогда Валерка вынул из рюкзака и показал всем три отрезанные кошачьи головы. Его избили как следует.
Услышав этот рассказ, я со всего размаха бросил в Емельянова через весь стол тарелку с бефстрогановом, которую только что принес официант.
Скандал ничем не кончился, меня не забрали в милицию, а Емельянов даже уехал на собственной машине – иномарке, по поводу которой все изумлялись, ни у кого тогда ничего похожего не было и быть не могло.
Но вскоре стало ясно, как появилась машина.
Емельянов уже был крупным, известным на всю страну борцом с сионистами и жидомасонами, выступал, писал брошюры, перед ним были открыты двери важнейших государственных учреждений, в арабских посольствах он был любимым гостем, высокопоставленных покровителей, спонсоров у него был пруд пруди.
Правда, как рассказывали, кончил Валерка Емельянов плохо: зарубил жену топором, куски трупа в мешках разбросал по мусорным ящикам в районе метро Вернадского.
Говорили, что в Антисионистском комитете был как бы неофициальный траур.
Вот что вспомнилось.
И подумалось: а вдруг Экклезиаст прав даже больше, чем нам кажется? «И возвращается ветер на круги свои»…