День Бородина-2016: лошади, французы и летающие дроны
Лагерный быт
Дорога от поля до русского лагеря занимает 15 минут. На ней каждые пятьдесят метров стоит полицейский, а разбитый асфальт покрыт лошадиными "яблоками". В самом лагере первыми нас встречают кони. Они грустно жуют подгнившее сено и смотрят на волонтёра Алексея, который вьючит их.
"Лошади — это большие котята, за морковку на всё готовы", — говорит мне Алексей. Пытаюсь возразить, что котята за морковку не готовы совершенно ни на что и никогда, но спасает случайность — чья-то лошадь сорвалась с привязи и начала галопом носиться по поляне. Под ногами коня чуть не оказывается чья-то миниатюрная собачка. Под вопли "чья лошадь?" и "чья собака?" из подлеска выходит гусар в зелёных штанах, окрикивает жеребца и уводит его куда-то вдаль.
Иллюзию того, что на дворе 1812 год, пытаются посильно поддерживать — просят, например, убрать с деревянного стола пластиковую банку кофе. У костра в середине лагеря сидят реконструкторы и пьют чай с лимоном. Разочарованно отмечаю, что такая роскошь, как лимоны, не была доступна солдатам 19-го века, а из стаканов вряд ли торчали ярлычки чайных пакетиков.
"Пленённые французы" из Воронежа Наталья и Владимир рассказывают, как вынуждены были на эту ночь покинуть лагерь и провести её в гостинице. На вчерашнюю генеральную репетицию сражения Наталья надела лёгкое платье и простудилась. Спрашиваю про домишки на поле — что с ними делать будут — обещают, что будут жечь.
Где-то неподалёку строятся кадеты, прибывшие к месту сражения на автобусе. Реконструкторы называют их “кадети”. Кадети выглядят немного растеряно, снующие вокруг них уланы и драгуны явно сбивают их с толку. Кто-то из кадетов украдкой пытается сфотографировать проходящего мимо гусара на телефон.
Сидящие вокруг костра реконструкторы выглядят помято — вчера была холодная ночь, каждый грелся как мог. В ход шли, как говорит Наталья, алкоголь и "знакомства". На слове "знакомство" она подмигивает. Поэтому сегодня утром реконструкторы обливаются холодной водой и пьют чай стакан за стаканом.
К костру приходит Андрей. У него конная ферма с 8-ю конями, которые будут участвовать в сегодняшнем сражении. Увидев бэйдж с надписью “пресса” Андрей говорит, что Министерство не выделяет деньги на компенсации реконструкторам с 2012 года, хотя стоимость обмундирования одного кавалериста может доходить до 50-70 тысяч рублей. "И это без сабли!", — ропщет Андрей. Билеты, дорога, дополнительные расходы — всё это энтузиасты оплачивают из своего кармана. “Из-за нехватки денег у лошадей гнилое сено”, — это больше всего возмущает Андрея.
Француз и канадец
Разговор у костра превращается в обсуждение муниципальной политики Нижнекамска и Набережных Челнов. Разговор насущный, но не очень интересный. Тактично удаляюсь в противоположную часть лагеря, где встречаю француза Люка и его друга Александра. Люк приехал сюда из города Динар, что во французской Британи. Это его второй визит, впервые он приезжал в 2012 году, на двухсотлетнюю годовщину битвы. В сражении Люк участвовать не собирается, но носит шикарный мундир и улыбается во все зубы настоящей европейской улыбкой. Главная претензия Люка к происходящему — снизившийся масштаб сражения и недостаток лошадей. Он видел вчерашнюю репетицию и говорит, что в 2012 году битва была значительно зрелищней.
Его друг и переводчик Александр за пределами лагеря и Бородинского поля — программист из Канады, ныне живущий в той же Британи. На нём нет мундира, он ходит в джинсах и ветровке и носит фотоаппарат на шее. Александр тоже широко улыбается и на вопрос о том, кто, по его мнению, победит сегодня, говорит: “Дружба!”.
Обратно на поле мы идём с воронежскими французами. Наталья рассказывает историю.
Вчера министр культуры приезжал. Все уже пьяные были. Он в палатку к нам пришёл. Сорок минут говорил, все молчали. Никто не помнит, что он рассказывал.
Наталья, реконструктор
Есть и другая байка про субботнюю репетицию: во время расстановки войск исполнитель роли Суворова ездил по полю на машинке для гольфа и отдавал инструкции пехоте, коннице и артиллерии, не вставая с водительского кресла.
Подготовка к битве
Мы возвращаемся на поле. В воздухе уже витает сложная смесь запахов: пережаренный шашлык и дым от дизельных генераторов. Из гигантских репродукторов играет седьмая симфония композитора Прокофьева.
До битвы ещё два часа: гуляю мимо торговых рядов. Мама покупает хныкающему мальчику грубо вытесанный деревянный топор, которым он начинает тут же с неистовством размахивать в воздухе. Рядом папа качает сына на руках, тот, свесившись, начинает плевать в землю, папа легонько встряхивает хулигана и говорит ему: “Не плюй на землю, сынок — она святая”.
В центре шторма из шашлыка, солдатской гречневой каши с тушёнкой и сувенирных наполеонок внезапно оказывается Люк. Француза роем окружают женщины с телефонами в руках, поправляют испорченные в автобусах причёски, фотографируются и начинают лихорадочно вспоминать школьный французский. Язык возвращается к ним с большим трудом. На пятнадцатом "же не манш па сис жур" (Я не ел шесть дней - франц.), не смотревший "12 стульев" выходец из Британи начинает всерьёз предлагать угостить девушек едой.
Сражайся или лежи
И вот наконец настало время битвы. Начинается она с оглушительного пушечного залпа. От каждого выстрела поджилки трясутся. В небо улетают идеальные кольца порохового дыма.
Фоном начинает играть Чайковский, а два комментатора принимаются объяснять значения манёвров. По полю едут пушки, шагает пехота, скачет кавалерия. Дым из мушкетов постепенно становится над полем как утренний туман.
Над полем во время сражения летают дроны. Их три: один держится высоко, другой вьётся в трёх метрах над землёй и подныривает к солдатам, а третий как-то регулярно исчезает из поля зрения и, наверное, снимает зрителей. В некоторые моменты кажется, что пехота стреляет именно в дроны, отбиваясь от нашествия маленьких инопланетян.
Оборачиваюсь посмотреть на зрителей. На пригорке их несколько тысяч. Замечаю всё тех же "кадетей". Они скучают, некоторые из них копаются в телефонах.
А битва продолжается. Солдаты маршируют, изредка останавливаясь для синхронного залпа из мушкетов. Пушки продолжают лупить что есть мочи. Кавалеристы бесцельно скачут из одной стороны поля в другую, время от времени сталкиваясь с противником и хохоча.
Расстроено отмечаю, что реконструкторы — не каскадёры. Любые столкновения заканчиваются слабыми ударами саблей о саблю, с коней никто не падает, со страшными ранами от мушкетов или пушечных ядер наземь тоже никто не валится. В подтверждение моей теории, над российской стороной в воздух после попадания пушки взлетает костюмированное чучело. Позади, как и обещалось, неистово чадит хибара — бензина не жалели.
Лес давно заволокло дымом. Некоторые солдаты начинают улыбаться фотографам из середины поля и дурачиться. На поле падают двое "французов", пытаясь изобразить раненых. К ним подбегают русские с мушкетами и начинают тыкать штыками в землю и наигранно бить их прикладами. Один из пушкарей даёт залп и пританцовывает. Хибары постепенно догорают и теперь просто пускают густой дымный след.
Бородинская битва выглядит, как сражение, в котором у всех кончились ядра и пули, затупились лезвия и вообще есть дела поважнее.
Как только шум и мельтешение начинают утомлять даже самых стойких зрителей, бой заканчивается. Комментаторы долго перечисляют все клубы, участвовавшие в постановке с именами руководителей и другими регалиями. Пушкари устало расходуют порох, давая залпы на пустом поле.
На выходе вижу ребёнка лет семи, висящего на ограждении. Он с любопытством рассматривает выходящих с поля людей: журналистов, приглашённых послов и работников МВД. Спрашиваю, понравилось ли ему. Он радостно кивает и расплывается в улыбке.
Ну и отлично, главное чтобы детям нравилось.