О евреях-артиллеристах, Георгиевских кавалерах Первой мировой.
Винокур-Коген Вольф Гершевич (Киршевич) – артиллерист, унтер-офицер. Полный Георгиевский кавалер. За выдающуюся храбрость награждён 4-я Военными орденами (Георгиевский крест), орденом святой Анны и представлен к большой нашейной золотой медали.
Родился в Киеве. Жил в Пермской губернии. Работал на Лысьвенском механическом заводе гравёром, начальником пожарной охраны.
Был арестован 20 августа 1918 и обвинен в контрреволюционной деятельности. Приговорён Военно-революционным полевым судом штаба 3 армии Восточного фронта 4 октября 1918 к высшей мере наказания – расстрелу.
Из статьи капитана 32-я артиллерийской бригады Всеволода Евгеньевича Милодановича, опубликованной в русском эмигрантском журнале "Военная быль" в 1968 г. в Париже (Издавался Обще-кадетским объединением):
В.Е. Милоданович в годы Первой мировой войны.
"Для евреев в российской артиллерии было резервировано место телефонистов. Оно считалось для них наиболее подходящим. Они, правда, не очень хорошо говорили по-русски, и Егор Егоров в своих «Военных рассказах» утверждал даже, что вместо «угломер 1-25» они иногда произносили «угломер-рубль, 25 копеек», но в общем даже это было достаточно понятным. (...)
Телефонная связь на русской полевой батарее.
Здесь, однако были и исключения: Мендель Нафтулович Лашпун, бессарабский еврей, бомбардир — наводчик 8-го, потом 6-го орудия, приятной наружности и репрезентативного телосложения, был лучшим наводчиком 5-й батареи 32-й артиллерийской бригады и за первый же бой — георгиевским кавалером.
Остановлюсь на момент на эпизоде из этого первого боя 13/26 августа 1914 года.
5-я батарея 32-й артиллерийской бригады, стоявшая на позиции в поле восточнее села Скваржава, открыла было огонь, но через полчаса была подавлена огнем австрийской артиллерии. Позиция была открытая, окопов выкопать не успели, появились первые потери. Командир батареи приказал отвести прислугу назад, за большой стог соломы, стоявший очень кстати шагах в 50-100 за серединой батареи.
Артиллерийский расчет на огневой позиции.
Прошло около часа, неприятельский огонь прекратился, и командир батареи подал команду: «К орудиям!» Прислуга на момент замялась, но бомбардир Лапшун не колебался ни секунды и спокойным шагом, покручивая ус, направился к своему 8-му, в данном случае — правому орудию. Его пример увлек и остальных. В поступке этом было выполнена некоторая доля условия Георгиевского Статута: «...когда никто другой на это не решился», и Лапшун получил свои первый георгиевский крест. (...)
Георгиевский Статут, по общему мнению офицеров, был составлен не очень удачно. Например, орудийная прислуга почти не имела возможности получить георгиевский крест, так как «пески», как мы называли членов Военного Совета, были все еще под обаянием военных действий прошлого столетия. Наводчику, например, полагался крест «за подбитие неприятельского орудия». В боях на коротких дистанциях и при открытых позициях артиллерии такое деяние могло быть зарегистрировано, но не в современном бою, кроме разве самых исключительных случаев, которых в течение всей войны у 32-й артиллерийской бригады не случалось. В другом случае, — любой чин прислуги должен был ждать, пока все офицеры и старшие его нижние чины не будут перебиты, чтобы «вступить в командование и победоносно закончить бой» или же во время боя поднести патроны, «когда никто другой на это не решился». В последнем случае (и подобных) у нас «решались» все, и это, теоретически взятое, уничтожало всякую возможность представления отдельных лиц. (...)
Но в том, что касается телефонистов, то за неимением примеров прошлых войн «пески» уклонились в обратную сторону: крест им полагался «за исправление линии под огнем», явление на войне совершенно нормальное. Таким образом для телефонистов очень скоро не хватило бы «полного банта» (четыре креста и четыре медали). А кроме того, батарея оказалась бы под еврейским командованием, так как получение георгиевского креста 3-й степени сопровождалось автоматическим производством в младшие фейерверкеры, а 1-й степени — в подпрапорщики!
Телефонисты Российской императорской армии.
Чтобы предотвратить такой неожиданный для «песков» оборот дела, мы учитывали разницу в силе огня и представляли телефонистов только тогда, когда они имели, действительно, мало шансов вернуться после исправления линии неповрежденными. Но даже и при таком корректировании Статута, после передовых наблюдателей (всего 2-4 человека) «телефонные евреи» оказывались по числу наград на первом месте! (...)
Телефонисты, награжденные знаками Военного ордена (Георгиевскими крестами) и Георгиевскими медалями.
Прошло еще несколько времени, и мы получили приказание свыше (чуть ли не из Ставки) представить донесение о поведении солдат-евреев на войне, с примерами геройских их подвигов или, наоборот, трусости и т. п., и с общим заключением. (...) Я написал о Пуховиче, Сонце и Лагапуне, с одной стороны, и о Шлеме Розентоге, с другой...
Приняв все это во внимание, я написал в заключение, что евреи — храбрый народ и службу несут превосходно, хотя некоторые особенности их характера и служат предметом насмешек у неевреев.
— Ты, однако, и расхвалил же их! — сказал Курзеньев (командир батареи), прочитав составленное мною донесение.
— Сказал ли я хоть слово неправды? — спросил я.
— Нет, конечно! Все это правда, — ответил Курзеньев и подписал донесение".
Знак отличия Военного ордена I степени для лиц не христианских вероисповеданий - вместо изображения Св. Георгия на нем помещался двуглавый орел.