Творец по подобию
Архимандрит Тихон (Кондрашов) – не только известный в донбасской Горловке священник, настоятель храма Нерукотворного образа Христа Спасителя, но и композитор, с произведениями которого исполнители занимают призовые места на международных конкурсах. «Музыка – это удивительный язык, которым можно передать особенные смыслы. Более того: это универсальный язык», – убежден он. Как на этом языке разговаривать и как его расслышать?
Творить, а не разрушать
Отец Тихон, расскажите, пожалуйста, о том, какое место искусство занимает в Вашей жизни – жизни священника, музыканта, поэта.
– Я считаю, что, если человек – это подобие Божие, а Бог есть Творец, то человек тоже должен быть творцом. Все свои силы, энергию и действия ему нужно направить на то, чтобы творить, а не разрушать. Одно из проявлений творчества – искусство.
Если говорить обо мне, то в нашей семье не было людей, которые профессионально занимались бы искусством. Но все мы увлекались музыкой, театром, литературой, и меня все это тоже увлекало с раннего детства.
Я окончил музыкальную школу по классу баяна, еще будучи школьником. В старших классах занимался в труппе Горловского народного театра «Юность». Мечтал о сцене. Кино меня никогда не привлекало, а вот в театр я был влюблен, и поэтому по окончании школы мне очень хотелось поступить в театральное учебное заведение. Первая попытка окончилась неудачей: я тогда многого не знал, что-то подводило – например, мой донбасский говор.
Будучи уже студентом математического факультета Донецкого национального университета, я все время готовился к поступлению в театральный вуз. Была не одна попытка: я ездил поступать в Москву на первом и втором курсах. На втором почти достиг цели и прошел отборочные туры в ГИТИС (нынешний Российский университет театрального искусства) на курс Марка Захарова. Оставались только вступительные экзамены, но до подачи документов я не дошел: на тот момент Господь меня привел в храм. Я понял, что хочу идти по другой колее.
Но любовь к занятиям различными видами искусства – поэзией, музыкой – осталась, созревала и со временем дала свои плоды. Я начал самостоятельно изучать фортепианную клавиатуру, играть, развивать композиторские способности. И у меня рождались мелодии.
В раю люди не разговаривают
– В музыкальном искусстве именно мелодия всегда была для меня на первом месте. Я люблю ту музыку, где она становится основным двигателем произведения. Сейчас в изобилии такие «творения», в которых мелодии нет. Многие современные музыканты даже посмеиваются над теми, кто ставит ее во главу угла. Появилось много музыки разрушающей, ломаной. Нужно чем-то выделиться, вот и придумывают что-то для этого. Но, мне кажется, никогда не нужно выдумывать велосипед. Надо отшлифовывать и обогащать то, что придумали те, кто жил и творил до нас. А свои произведения создавать так, чтобы в них было что черпать тем, кто придет после нас.
В эпоху постмодерна очень популярной стала мысль о том, что все уже сказано, ничего нового придумать нельзя, и нам осталась только цитатность. Вы согласны с этим?
– Смотря что цитировать. Многое ведь осталось недосказанным. Например, с открытием гармонии, тональной музыки из области пристального внимания выпало то, что создавалось веками: напевы октоиха, народные гласы, лады народной музыки. Они не были полностью забыты, и все же… В последнее время у теоретиков снова возникает интерес к ним.
Я думаю, что музыка – это удивительный язык, которым можно передать особенные смыслы. Более того, это универсальный язык. Однажды я понял, что в раю люди не разговаривают. Они поют. Не случайно ангелы, первые небожители, изображаются с трубами и лирами, изображаются поющими Херувимскую песнь. По преданию, и молитву «Святый Боже» открыли нам они.
Музыка как конструктивная критика
– Я считаю, что музыка – очень сильный инструмент воздействия. И, как любой инструмент, может как спасать, так и ранить. Нужно быть с ней очень аккуратным. Все зависит от субъективности автора или исполнителя. Я заметил: в исполнении разных музыкантов мои произведения тоже воспринимаются по-разному. От исполнителя зависит многое.
Насчет цитирования – не знаю. Главное – это собственно творчество: можно говорить о многом разными словами. Мне кажется, в этом вопросе нужно избегать каких бы то ни было клише. Музыка должна поднимать, возносить душу человека. В искусстве послеромантического периода – тот же модерн, постмодерн и все, что творилось в ХХ веке, – многое опиралось на пессимизм, негатив. Немало было сделано для того, чтобы обескрылить душу, показать, что люди в грязи живут и им не подняться. А мне кажется, что музыка, как и другие виды искусства, должна говорить: посмотри! Это плохо? Значит, ты должен встать и отойти. Она – как конструктивная критика, которая не льстит и не растаптывает, но помогает увидеть правду о себе и измениться. Язык и средства музыки должны этому помогать.
Может ли священник написать симфонию?
Вы видите себя как автора музыки для Церкви и богослужений – или светской?
– Я не отказываюсь от духовной музыки, но мне очень интересна и классическая инструментальная музыка. Я сам, давая оценку своему музыкальному чувству, и люди, которые слушают мои произведения, сходимся во мнении, что я мыслю симфонически, оркестрово. Поэтому даже в фортепианных пьесах у меня условно присутствует оркестр. Инструментальная музыка меня очень привлекает, я хочу в этом совершенствоваться.
Мое светское творчество – это не творчество развлечения, а, скорее, особая духовная философия, побуждающая слушателя задуматься о вечном и главном.
Знаменитые духовные композиторы – Чесноков, Архангельский, Бортнянский – не были известны своими небогослужебными произведениями. Но опыт создания такой музыки у них был.
Еще бытует мнение: если человек пишет иконы, он не должен заниматься живописью, потому что практика светскости влияет на духовную чистоту произведения. Мне кажется, это какие-то искусственные клише и рамки. Если человек изначально – творец, если в нем есть эта творческая сила, он не может ничего испортить. Если в своем творчестве, любом – выращивании клубники, воспитании детей, вождении автомобиля – он будет являть себя как образ Божий, то всегда будет делать это хорошо. Одно другим будет обогащаться.
Без ресторанности
Если православный человек через свое творчество служит высшим идеалам, Богу, то почему в современном православном искусстве так мало действительно хороших произведений? Ведь это все противоречит самой его идее. Истертые образы, низкий уровень языкового мастерства, мелодическая блеклость – откуда все это?
– Есть такое понятие, как «ресторанность искусства»: человек заказывает, оплачивает – и ему приносят то, что он хочет. Это большая беда нашего времени, и симптомы этой болезни обнаруживаются во всем. Вспоминаю, как владыка Митрофан однажды спросил: «Вы обращаете внимание, какие книги стоят на полках наших храмов?» Зачастую – жития святых. Люди «клюют» на чудеса.
Даже в Церкви встречается фарисейский подход к жизни и жажда хлеба и зрелищ. Не все хотят высокого искусства. Кому-то нужны «дворовые три аккорда». Шансон в самом худшем смысле слова удовлетворяет колоссальное число людей. То же и в поэзии, в живописи. Есть и другая крайность: когда художник рисует черный квадрат, а критики дискутируют и находят в такой картине бездну смыслов.
С дирижером Донецкого оперного театра Виктором Олейником
Есть элитарное искусство и массовое. Массовым очень легко держать толпу, вести ее. Попрыгать, завести, в барабан побить – чтобы потом строй было удобно направить в нужном направлении. К этим средствам всегда прибегали люди, которые хотели управлять чужими умами.
Я ничьими умами управлять не хочу. Мне хочется, чтобы человек, когда слышит музыку – не важно, чью, – развивал свои мозг и душу. Чтобы не говорил: «это модно, и потому правильно». Человек – это личность. А личность – это индивидуальность. Ведь то, что мы все разные – это большая ценность для Бога, а значит – и для всех нас. И каждый должен уметь пользоваться своими особенностями. Нельзя позволять кому бы то ни было управлять твоей жизнью, твоими талантами. Во всем есть своя иерархия, подчинение: в Церкви, государстве, семье. Но внутренняя свобода – это то, на что даже Бог не посягает.
Эта индивидуальность очень ценна в искусстве. Я вижу в этом возможность выразить свое видение мира, свои чувства.
Высказаться, чтобы не было больно
Из того, как Вы говорите о музыке, понятно, что из всех видов искусства она Вам наиболее близка, хотя у Вас есть и опыт создания поэтических произведений. Получается, для Вас музыка больше, чем поэзия?
– Мне близка мысль классика о том, что музыка – это поэзия в звуках, а поэзия – музыка в словах. У меня есть стихотворные произведения, но я вижу в них некоторую нехватку образования и творческого опыта. Однако ничто не мешает их со временем восполнить.
Мне интересна поэтическая миниатюра. Большое выразить в малом – как в японской поэзии. Но все же язык музыки для меня – универсальный, на нем можно смело высказать свою мысль, причем так, что каждый услышит свое и о своем подумает.
Страхи нас сковывают, парализуют. Мы часто чего-то боимся. У художника (в широком смысле этого слова) есть предубеждения: зачем то, что я делаю? Кому это надо? А что, если не поймут, толпа затопчет, посмеется? Эти страхи побуждают высказаться так, чтобы не было больно. И музыкальными средствами это легче делать: реализовать себя, выразить сокровенное.
Главное действующее лицо Евангелия
И нынешний кризис, о котором мы говорили, может быть решен через стремление делать свое дело максимально хорошо, опираясь на особенности своих дарований, собственные вкус и совесть?
– Все должно быть индивидуально. Противостоять этому кризису можно по-разному. Я, например, хочу воскресить проект, который начал еще до войны. Он назывался «Лик человеческий». Мы делали его с музыкантами. Идея параллельно родилась у меня и преподавателя музыкальной школы № 1 Маргариты Лаврик.
Это был духовно-музыкальный проект: беседы с залом на важные духовные темы, которые перемежались выступлениями музыкантов. Я рассказывал о Церкви и православном учении. У нас ведь люди очень мало знают о нашей вере. Максимум – это жития святых. Евангелие, учение святых отцов известны мало. Священное Писание воспринимают как художественное произведение и видят в нем только Христа и апостолов. А ведь главное действующее лицо в Евангельском повествовании – это каждый из нас. В нем нужно узнать себя и меняться к лучшему.
«Лик человеческий» – это были не только беседы. Там можно было послушать и музыкальные произведения, духовные и классические. Например, архидиакон Дамаскин (Леонтьев) с хором исполняли концерты Павла Чеснокова. Звучала инструментальная и вокальная музыка. Приезжали музыканты и исполнители из Донецка и других городов области. Было очень интересно, людям это нравилось.
Бывали и казусы, конечно. Например, я рассказывал о молитве «Отче наш», о том, что не случайно мы молимся именно такими словами. Что не просто так в молитве мы обращаемся к Богу не «Отче мой», а именно «наш». Все люди, находящиеся в зале и за его стенами, – Его дети, а значит – братья. И во время разговора о высоком задают вопрос чрезвычайно меркантильный. Но, тем не менее, большинство интересовали духовные аспекты и музыка. Именно поэтому мне очень хочется возобновить эти встречи.
Человек должен быть прекрасен во всем
– Многие удивляются: как это священники слушают нецерковную музыку, учатся композиции. Но, например, святители Василий Великий и Григорий Нисский имели светское образование. Христианство не идет путем разрушения. Оно не уничтожило языческую культуру – оно ее преобразовало. Те же колядки: изначально это языческие песни, но в свете христианства они иначе звучат и воспевают не языческих богов, а Солнце Правды Христа Бога нашего.
Наша жизнь должна быть преобразована в духовном ключе. Задача христианина – как пчеле взять нектар со всех цветов и преобразовать его в духовный мед.
Говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Но часто бывает так: тому, кто имеет один талант, легче реализовать его, чем тому, у кого способности ко многому. Первому не приходится разбрасываться, он идет в одном направлении – и в большей степени преуспевает. На ваш взгляд, нужно ли стараться развить все таланты, или надо выбрать приоритетные сферы и работать в них?
– Я склонен считать, что человек должен быть прекрасен во всем. Мне кажется, нельзя быть хорошим в одном и плохом – в другом. Например, щедрый не может быть гневливым. Если же так, то он лживо щедрый.
Доводить ли себя до универсализма – это уже другой вопрос. Есть такое понятие, как экфрасис: взаимообогащение одного вида искусства другим. Например, у меня в 2008 году вышел гитарный сборник «Terra Incognita». В нем каждое музыкальное произведение предварял стихотворный эпиграф (в большинстве случаев это были мои стихи). А к «Шотландской сюите» музыкантом и художницей Еленой Самойловой были созданы специальные черно-белые рисунки. То есть все было призвано к тому, чтобы средствами разных видов искусства усилить художественное впечатление.
Детей надо грузить!
– Я не думаю, что человек должен заниматься чем-то одним. До революции людей учили и танцевать, и нескольким языкам, и разным наукам. Сейчас жалуются, что детей стали сильно загружать. Я как педагог по первому образованию из своего опыта знаю: чем больше бывал загружен, тем лучше были результаты в школе. В 8-м классе я окончил музыкальную школу и в общеобразовательной завершил год с отличными результатами. В 11-м был театр, и тоже учился хорошо. А между ними был год, когда я только учился в школе, ничем дополнительно не занимался – результаты были ниже.
Сейчас столько технологий, информации, а дети знают все меньше. Их надо грузить! И учить трудиться. Но ребенок обязательно должен понимать, зачем ему то, что он учит. Самый неинтересный предмет сейчас – это математика. А ведь она царица наук, и она может быть чрезвычайно интересной! Более того: она необходима детям, потому что развивает мозг так же, как физкультура – тело.
Вообще, проблемы образования – это тема, на которую я могу долго говорить. Посмотрите: в их основе лежат сугубо духовные понятия. «Просвещение» – это о Свете Христовом, «образование» – восстановление образа Божьего. А светскость образовательной системы исказила сам смысл этих понятий, и люди, оперируя этими словами, ведут себя и детей к совершенно другим началам и идеям.
Зачем учиться взрослым?
Вы много учитесь. Матфак университета, Киевская духовная семинария, потом – академия. Защитили кандидатскую работу по догматическому богословию. Затем Вы – студент Донецкой музыкальной академии имени С.С. Прокофьева. Откуда такая жажда к познанию?
– У меня нет стремления получить как можно больше дипломов. Моя главная цель – это знания, которые помогут мне строить жизнь красивой и гармоничной. Очень радостно, когда то, что я делаю, получает отклик у музыкантов и слушателей. С моими гитарными произведениями многие исполнители занимали призовые места на конкурсах. А один молодой человек, Александр Харитонов (к большому прискорбию, он погиб во время войны), на «Крымской весне» в Ялте даже получил гран-при.
Сейчас я учусь композиторскому искусству. Мой руководитель говорит, что за год учебы уровень того, что я пишу, вырос. Конечно, спуску он мне не дает, и учеба превращается из хобби в серьезный и кропотливый труд. Но главное заключается в том, что профессиональный рост есть. Все это чрезвычайно вдохновляет и радует.
Записала Екатерина ЩЕРБАКОВА
В основе материала – публикация сайта Горловской епархии