Нужна ли России общественная дискуссия о Сталине
Два раза в год это имя — то ярче, то бледнее — непременно проступает на поверхности общественного бытия. Ну, и общественного сознания, само собой — уж такого, какое есть, другого, извините, не завезли.
Даты смерти некоторых исторических персон запоминаются гораздо лучше и крепче, чем даты их рождения. Вот и об этом персонаже существенно чаще вспоминают 5 марта каждого года, то есть в годовщины того дня, когда он завершил свое физическое существование.
Официальную дату его рождения помнят немногие. С реальной она, как известно, не совпадает — как и дата смерти, которую и подавно никто, кроме узких специалистов, не может вспомнить.
Я, конечно, помню. Хотя бы потому, что краешком детской памяти застал густой след той искрящейся и дымной кометы, которая промчалась в непосредственной близости от моего отчего дома 21 декабря 1949 года, когда «все прогрессивное человечество» в едином порыве праздновало 70-летие «Великого вождя».
Само событие я помнить не могу — был слишком мал. Но след его, повторяю, длился долго, чуть ли не до достопамятного ХХ съезда.
Во всяком случае в Музее подарков Сталину я успел побывать. С мамой, естественно.
Чего там только не было! Как все это волновало нежный ум! И присланное из Китая рисовое зернышко с вырезанным на нем поздравительным текстом, который можно было рассмотреть лишь с помощью большого увеличительного стекла, и присланный еще откуда-то макет Московского Кремля, выполненный то ли из шоколада, то ли из сахара, и ковер с понятно чьим портретом, вытканный безруким таджикским колхозником посредством, естественно, ног. И еще бог знает что.
В тот же самый день, кстати, я в первый и последний раз побывал в Мавзолее, где я успел увидеть не только Ленина, но и его тоже. «Мама, — громко спросил я, — почему Сталин такой рыжий?» И тут же получил не то чтобы особенно сильный, но хорошо мне понятный пинок маминой коленкой по заднице.
Почему люди помнят о 5 марта, понятно. А вот почему надо вспоминать о том, как в городе Гори в один из тех дней года, когда ночи особенно длинны, а дни коротки, в семье сапожника появился на свет величайший гений всех времен и народов, победитель во всех прошедших и грядущих войнах, принявший страну с сохой, а оставивший ее с перебитым хребтом, с поротой задницей и с вывихнутыми мозгами, но зато, хотя и с украденной, но все же со смертоносной бомбой? Почему надо помнить об этом, не вполне понятно.
Считается, что любая историческая дата — это уместный повод для общественной дискуссии. Вполне возможно, почему бы и нет. Но я уверен, что сама по себе тема Сталина и, соответственно, сталинизма не может, не должна уже восприниматься как предмет дискуссии.
Это было возможно и даже необходимо в конце 50-х — начале 60-х годов прошлого столетия, годов лукавой и очень дозированной «хрущевской» десталинизации. Люди двух-трех поколений, выросших при Сталине, не были приучены самостоятельно рассуждать на подобные темы. Они просто приняли это партийное «преодоление культа личности», как и все остальное, что звучало со съездовских трибун, со страниц «Правды» и из кухонной радиоточки: «О как! Плохой, значит, наш товарищ Сталин? Ну и дела! Ну, ладно, плохой так плохой. Если так решила родная партия и ее Центральный комитет, то так, значит, оно и есть. Не нам это обсуждать. Там поумнее нас сидят. Во всем слушаться родную партию и во всем ей доверять нас учил сам товарищ Сталин! Так что вот так вот теперь, стало быть…»
В те годы такая дискуссия была бы безусловно полезна и даже необходима. На семейном, на дружеском уровне, на уровне разговоров с одноклассниками или вагонными попутчиками она, конечно, шла, и я хорошо это помню.
Я-то имею в виду не это, а широкую общественную дискуссию, инспирируемую государством. Но ее не было и быть не могло, потому что при том государственном устройстве, где единственной формой контакта государства с обществом является монолог, где единственным и универсальным ответом на все вопросы служит бессмертная формула «Здесь вопросы задаю я», никакие формы и проявления диалогического сознания невозможны. Партия не общалась. Она сообщала, руководила, учила, давала и отбирала. Она сама убивала, сама же и воскрешала. Сама закапывала и сама выкапывала. Сама совершала страшные преступления, сама же их время от времени признавала, называя их «ошибками», «перегибами на местах» или «головокружениями от успехов».
Но тогда дискуссия — хотя бы теоретически — была бы, повторяю, и возможна, и необходима. А теперь-то, после всего хорошо известного, после всего раскрытого и растиражированного, после всего написанного, прочитанного, рассказанного, спетого и сыгранного на всех возможных сценах о какой еще «десталинизации» можно говорить? Кому говорить? С кем? О чем?
Терпеливо, с цифрами и фактами, объяснять, что товарищ Сталин был все-таки плохим парнем? Что он угробил кучу своего и чужого населения ради создания барачно-казарменного рая в одной отдельно взятой?
Ну и что, скажут вам, обидно рассмеявшись прямо в ваши честные лица. Ну и поубивал. Ну и поделом, скажут вам, — а как же вы еще-то хотели в первом в мире государстве рабочих и крестьян? А вы как еще хотели бы, чтобы пятилетку аж в четыре года? В белых, что ли, перчатках? Без жертв, что ли? А Гитлера кто, скажут вам, практически в одиночку завалил?
Дискутировать с некоторыми людьми на подобные темы так же примерно странно и неловко, как объяснять анекдоты.
Образ товарища Сталина все равно в сознании значительного числа пребывающих в вечном блаженном детстве сограждан будет намертво спаян с образом Деда Мороза — строгого, но справедливого распределителя подарков и грозы злых и чуждых нашим традиционным ценностям духов и прочих иностранных агентов, норовящих похитить нашу нарядную елочку, которая вместе с нахлобученной на ее верхушку красной звездой напоминает то ли Спасскую башню, то ли лагерную вышку, то ли и то, и другое вместе — в сумрачном декабрьском полумраке не разберешь.
А что вы думаете об этом? Обсудить тему и поспорить с автором теперь можно в комментариях к материалу
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь