Главные события 2025 года в области арта — выбор Елизаветы Лихачёвой
2025 год подходит к концу, и «Сноб» подводит его итоги. Сегодня вместе с архитектурным экспертом издания Елизаветой Лихачёвой вспоминаем главные события из области арта (и вокруг него): от открытия музейно-выставочного центра ЗИЛАРТ и премьеры «Кабалы Святош» в МХТ имени Чехова до «Нашего авангарда» в Русском музее и революционного переноса Шуховской башни в Выксе.
Когда мы с вами обсуждали «Палаццо Мадамы», вы замечали, что одна из главных ошибок Ирины Антоновой как директора Пушкинского музея — это «кошмар многолетней стройки», который она инициировала. На днях стало известно, что Третьяковка на время реконструкции покидает здание ЦДХ из-за его аварийности: не повторится ли здесь «кошмар многолетней стройки»?
Может повториться. Я считаю, что сейчас крайне неудачное время для начала реконструкции чего угодно: экономически есть риск не вытянуть. Прямо сейчас заниматься этим, мне кажется, не стоит. Есть и другой аспект, о котором пока не говорят: с закрытием ЦДХ на реконструкцию в Москве окончательно исчезнут какие-либо выставочные площади. Здание Третьяковской галереи на Крымском Валу сейчас — единственная выставочная площадка в городе, соответствующая хоть каким-то требованиям. Если Третьяковка сейчас «уйдёт», где делать выставки?
Они, конечно, забьют свой инженерный корпус, но ЦДХ, как ни крути, работал не только на Третьяковку. В нём даже был какой-то этаж Союза Художников (хотя там отродясь ничего хорошего не выставляли, но факт остается фактом). В плане выставочных пространств Москва, к сожалению, не редкость провинциальный город. Сейчас, по крайней мере, наконец-то открылся ЗИЛАРТ, о нём я ещё отдельно скажу, но Третьяковка всё же была местом, куда (теоретически) можно было привезти вообще всё. Сейчас они это дело закроют, третьяковские «выставочники» вздохнут с облегчением, но я всё-таки думаю, что это не самая удачная идея. Да и те планы по реконструкции, которые публикуются, не вызывают доверия. Что там будет?
Здание ЦДХ само по себе ценно?
Конечно, это очень качественный советский модернизм, сделанный хорошими советскими архитекторами. Настоящий памятник своего времени. Некоторое время назад в ЦДХ проходила выставка, посвященная, собственно, зданию ЦДХ и его архитектору Сукояну, куратором которой была моя однокурсница Софья Аксёнова. Хорошая выставка, интересный проект: Третьяковка выкупила у семьи Сукояна его архив, восстановила историю с долгим строительством этого здания. Изначально оно строилось под Третьяковскую галерею, потом часть здания вначале взял в аренду, а затем выкупил Союз Художников… Если теперь его снесут, будет очень жаль.
Понадеемся, что не снесут. Теперь давайте подведём итоги года: 6 событий (одно у нас уже есть, так что остаётся 5) из мира арта, которые запомнились.
Первое событие, которого мы уже коснулись, это открытие ЗИЛАРТа. Мне не очень понравились выставки, уже успевшие там пройти, но появление такой площадки само по себе очень важно. Объективно говоря, она не без недостатков, но городу сейчас такие пространства требуются. Многие мои коллеги почему-то отнеслись к этому открытию так, как будто в Москве каждый день появляется 7 тысяч квадратных метров выставочного пространства. Мне кажется, что при грамотной выставочной политике ЗИЛАРТ «бомбанёт». Пока он её не демонстрирует, но время для разгона ещё есть.
Вы сказали, что площадка «не без недостатков». А в чём её недостатки?
Во-первых, она находится далеко от центра. Здесь можно возразить, что и «Зотов» не близко, ещё и от метро идти далеко, а здесь оно, по крайней мере, рядом. ЦДХ, кстати говоря, в своё время был непосещаем только потому, что от метро идти 10-15 минут. Сейчас в это может быть трудно поверить, но ЦДХ когда-то был в «мёртвой зоне». Для Москвы это критичная история: если у вас что-то находится далеко от метро, то заставить людей туда ходить довольно тяжело. Преодолеть это можно: получилось же у Музея русского импрессионизма, ГЭС-2 и «Гаража». И здесь мы подходим ко второму «событию»: москвичи постепенно привыкают к тому, что инициатива в выставочной жизни окончательно и бесповоротно ушла из государственных институций.
Всё делают «частники»?
Не всё, конечно, но «частники» совершают прорывы, говорят об актуальных проблемах и делают выставки, которые не стыдно было бы показывать в федеральных музеях. Это вполне себе, как говорят, «уровень Третьяковской галереи» или «уровень Русского музея», «уровень Эрмитажа» или «уровень Пушкинского», как хотите. Можно вспомнить инициативу фонда «Таволга», который показывает народу сокровища археологии.
Изначально предполагалось, что это будет просто отчёт крупных инфраструктурных компаний о том, что они при строительстве иногда тоже находят археологию. Я это знаю, потому что была рядом с организатором самой первой выставки «Код эпохи», которая проходила в Музее Архитектуры. Мы были единственным музеем, который их «впустил». Вторая выставка проходила в Государственном историческом музее, а сейчас они катают свои «Сны Сибири» по всей стране, и это везде пользуется бешеной популярностью. И очень характерно, насколько государственные археологические институции в этот же самый момент не понимают, что происходит в мире, вообще не чувствуют желаний публики, которая хочет этой археологии, и хочет смотреть на неё не в формате «вот вам витринка с неизвестными науке черепками», а в формате качественно сделанного выставочного продукта. «Частники» этот запрос видят, а государство — нет. Поэтому, ещё раз повторюсь, второе событие года — что инициатива от государственных музеев окончательно ушла к частным.
Засчитано. Как в этом году обстояли дела с выставками?
Я бы сказала, что событием года стала выставка «Наш авангард» в Русском музее, которую делал Юрий Аввакумов. Абсолютно гениальная выставка, одна из тех, какие «остаются в веках». По крайней мере, в первоначальном её наполнении. И дело там не в застройке: в «Нашем авангарде» есть кураторская мысль, и она глубокая. Хотя и то, как это было сделано, — просто отвал башки. Таких выставок, конечно, хотелось бы видеть больше. Но вот вам четвёртое открытие: таких выставок будет меньше.
Почему?
Потому что все гонятся за блокбастерами. «Русские дикие» в Музее русского импрессионизма — рекордная посещаемость. «Красная Москва» в «Зотове» — рекордная посещаемость. Выставка Брюллова в Третьяковской галерее — рекордная посещаемость. Ну, вы поняли. В ГМИИ сейчас открылась выставка Шагала, и там уже билетов не достать. Это легкий путь, по которому большинство музеев идёт: дорогая застройка плюс медийная поддержка — и вот у нас готов очередной блокбастер.
Мне наверняка ответят, что я сижу такая умная, потому что сама не умею их делать, но я умею: «Мельников» был блокбастером. Все просто подзабыли, что блокбастер — это не выставка, в которую угрохали миллионы и заработали миллионы. Блокбастер — это когда вы на выставку потратили три рубля, а она заработала миллионы. Изначально «блокбастер» — военный термин, обозначавший большую бомбу, а потом так стали называть успешные спектакли в театральных кварталах Лондона и на Бродвее, которые не предполагались к успеху. Никто не ждал, а они вдруг взяли и «взорвали».
Постепенно этот термин перекочевал в кинобизнес. Блокбастером в изначальном понимании этого слова является, например, фильм «Ведьма из Блэр». Продакшн 200 тысяч, сборы 200 миллионов (ну, грубо говоря). Вот это блокбастер. А когда ты делаешь выставку, изначально, то есть по застройке и по рекламе рассчитанную на большое количество людей, это не блокбастер — это просто рекламный продукт.
На самом деле, даже «Мельников» — уже рассчитанный проект, он и должен был быть популярным. А вот наш первый блокбастер с Казаковым реально был сделан за три копейки на коленке, потому что мы не нашли на него денег. В результате на Казакова пришли 40 тысяч человек. На тот момент для нас это была запредельная цифра. Может показаться, что это ерунда, но за предыдущий год в музей пришло 20 тысяч. То есть мы одной выставкой стоимостью три рубля закрыли две годовых посещаемости.
Вот это блокбастер. Я ёрничаю и злюсь, потому что музеи вместо того, чтобы делать содержательные проекты, пошли по пути внешней эффективности. При всём уважении, назвать выставку Брюллова событием года я не могу. «Наш авангард» в этом смысле выгодно отличается от той бутафории, которой нас без конца пичкают уже который год, вешая к потолкам всякие непонятно зачем нужные предметы. Из научных организаций многие музеи сегодня превращаются в продюсерские центры. Зачем идти по пути такого откровенного манкирования хорошей кураторской работы я, честно говоря, не понимаю. Это у нас какое по счёту событие, четвёртое было?
Да, осталось два.
Пятое событие — «Кабала Святош» во МХАТе. Абсолютно точно. Я спектакль видела спорадически, как прибежала, так и убежала, полностью у меня его посмотреть не получилось. Не могу сказать, что я в восторге, потому что во многом это тот же самый рассчитанный «блокбастер», и существование таких фокусов в театре тоже не радует: «Как-то у нас маловато хорошей игры. Давайте вытащим Николая Максимовича Цискаридзе на сцену!» — но невозможно отрицать, что отработал он фантастически.
И последнее.
Перенос Шуховской башни в Выксе, конечно. Люди создали методологию переноса и реконструкции шуховской конструкции — это с ума сойти, как круто. И внушает оптимизм, потому что сделали всё, по сути, несколько человек из Нижнего: долго не понимали, как это реализовать, а потом как поняли! Очень крутая история. Теперь у нас есть разработанная методика, которой можно пользоваться при реконструкции любых шуховских конструкций. Для меня это, возможно, главное событие года вообще.
Беседовал Егор Спесивцев