«Приходите к нам санитарами. И тогда поверите, что вирус есть…»

Риск заразиться COVID-19 у реаниматологов намного выше, чем у других их коллег.

Заведующий и старшая медсестра реанимации краевого инфекционного госпиталя рассказали о работе отделения, в котором лечатся самые тяжелые больные с новой коронавирусной инфекцией. 

Первопроходцы

Заведующий реанимационным отделением краевой инфекционной больницы, на время пандемии получившей статус госпиталя, Эдуард Михайлюк с утра до ночи проводит время на рабочем месте. Да, он так же, как и другие его коллеги, заступает на 8-часовые смены в «грязной» зоне, но в остальное время — всегда в своем рабочем кабинете. Если потребуется его помощь, он тут же наденет защитный костюм и пойдет к больным. 

Помимо него, в отделении работают пять врачей-реаниматологов, 14 медсестер и восемь санитарок. На них лежит самая большая ответственность, а потому и самая большая нагрузка. 

— За счастье — принять душ и поспать часов 5-6, — признается заведующий. — На остальное просто ни сил, ни времени не остается. Что снится? Знаете, мне кажется, здесь никому ничего давно не снится: каждый день похож на предыдущий и, между тем, они пролетают, как один миг. 

В реанимацию поступают самые тяжелые пациенты — так было до пандемии, так есть и сейчас. Это больные в критическом состоянии, с нарушением основных или всех функций организма, которые требуют неотложной интенсивной терапии. 

Мнение, что все сложные ковидные больные находятся на искусственной вентиляции легких, слегка преувеличено. Одним требуется оксигенация — насыщение крови кислородом, другим — ИВЛ, у кого-то превалирует тяжелая сопутствующая хроническая патология, кто-то нуждается в программном диализе. 

— Все пациенты разные, и подход в их лечении у каждого индивидуальный, — отмечает Эдуард Михайлюк. — Возраст, наличие хронических заболеваний, время обращения за медпомощью — все имеет значение. 

Большинство реанимационных больных имеют сопутствующие хронические заболевания: ишемическую болезнь сердца, гипертонию, диабет, ожирение. Среди тяжелых много заядлых курильщиков с хронической обструктивной болезнью легких (ХОБЛ). Но есть и пациенты без каких-либо патологий, но при этом болезнь у них прогрессирует довольно быстро. 

— Это новый вирус, мы сталкиваемся с ним впервые и вынуждены бороться с ним, основываясь на опыте лечения схожих болезней. Да, симптомы новой коронавирусной инфекции схожи с гриппом, но все же это не одно и то же. И если методика лечения сезонного гриппа известна, то специфической терапии COVID-19 не существует. Здесь мы первопроходцы. 

Дополнительная защита

Если вы помните, в начале пандемии в Европе, в частности, в Италии от коронавируса умерло много именно реаниматологов: все они проводили интубацию больным, находясь в непосредственной близости от них. Во время процедуры нанихпопаломаксимальное количество вирусных частиц, которые и привели к гибели. 

Чтобы такая ситуация не повторилась с российскими врачами, были приняты дополнительные меры защиты. Во время проведения интубации анестезиологи-реаниматоли работают в костюмах биологической защиты, которые позволяют взаимодействовать с микроорганизмами, относящимися к 1-й и 2-й группам патогенности — то есть самым смертельно опасным. Они отличаются от тех, которые в «красной» зоне носит персонал других отделений. Кроме того, интубация производится не под контролем зрения, когда врач работает в паре сантиметров от лица больного, а с помощью видеоларингоскопии. 

Специальную трубку в трахею вводят на расстоянии вытянутой руки от пациента. 

— В этом случае на конце клинка расположен не «фонарик», а крошечная видеокамера, которая подает изображение на монитор, закрепленный на рукояти по примеру смартфона на селфи-палке, — объясняет завреанимацией.-Выполнять эту процедуру намного сложнее, но это позволяет уменьшить количество вирусов, которыми может инфицироваться врач. Ведь чем больше «доза», тем выше риск заражения. Слава богу, за все время лечения коронавирусных больных из наших врачей никто не заразился. 

У постели больного

Медсестры и санитарки реанимации также подвергаются повышенному риску заражения COVID-19, ведь они практически все 8 часов смены находятся у постели больных. 

— В отделении помимо реанимационного зала имеется несколько боксированных палат с пациентами, — говорит старшая медсестра реанимации Светлана Чигряева. — На смену заступают три сестры и одна санитарка, которые выполняют назначения врача, строго соблюдая дозирование препарата, вплоть до миллиграммов, и производят уход за всеми пациентами. 

Медсестры кормят их с ложечки, если те в сознании и могут питаться привычным способом, или через зонд, если на ИВЛ. Каждому нужно произвести туалет, помыть, перестелить постель, причем не один раз за смену. Пациентов без сознания (находящихся на ИВЛ) необходимо регулярно переворачивать, чтобы не образовывались пролежни и улучшалась оксигенация. Во всем этом сестрам помогает санитарка, на которой, помимо прочего, — уборка всех помещений. 

Кроме того, медсестры применяют всю современную аппаратуру для оказания специализированной реанимационной помощи (шприц-насосы, инфузоматы, аппараты для экстрокорпоральной детоксикации), постоянно мониторят состояние больного, его жизненно важные показатели. 

Все по-настоящему

В самом начале карантина в Краснодарском крае врачи реанимации краевого госпиталя записали ролик, в котором коротко рассказали о работе отделения и показали его изнутри. Всем запомнился реанимационный зал с интубированными больными — самыми тяжелыми. 

— Мы сняли видео, чтобы показать «неверующим», что коронавирус — это не фейк, не чья-то выдумка, — рассказывает завотделением. — Все это происходит на самом деле: люди заболевают и умирают от COVID-19. 

Когда состояние реанимационного больного улучшается, и его переводят в профильное отделение госпиталя на долечивание, этому радуется весь коллектив реанимации. 

— Для всех нас это победа, самая дорогая награда за наш труд, подтверждение тому, что мы делаем нужное дело, — делится Эдуард Михайлюк. — Если же пациента не удается спасти, мы воспринимаем это как личную трагедию. Очень давит на психику, каждый случай тяжело переживаем. Поверьте, выздоровевших больных мы можем забыть, а каждого умершего помним до конца жизни. 

Светлана Чигряева признается, что хотела бы пригласить поработать санитарами людей, отрицающих наличие COVID-19: 

— Если бы они увидели реанимационных больных, отработали с нами хотя бы одну смену, вряд ли у них потом язык повернулся бы сказать, что коронавирусная инфекция — это вымысел. 

Гнать тоску

У каждого сотрудника инфекционного госпиталя за «периметром» осталась семья. У Эдуарда Михайлюка это родители и супруга Наталья, у Светланы Чигряевой — родители, муж и двое детей: сын-подросток и пятилетняя дочка. 

— Каждый вечер звоню им по видеосвязи, — говорит Светлана Геннадьевна. — Муж рассказывает, как прошел день, с сыном обсуждаем его дистанционное обучение, а дочка рассказывает о своих куклах — кого из них «вылечила» сегодня: хочет, как мама, стать медсестрой. Тяжело без них, но твержу себе, что это не навсегда, пандемия рано или поздно закончится, и все мы вернемся к привычной жизни. 

Светлана Чигряева говорит, что мечтает вырваться с семьей на дачу за город, а еще — взять в руки гитару. Она играет на ней уже лет тридцать — увлекается бардовской песней, обожает творчество Владимира Высоцкого. 

У Эдуарда Игоревича оба родителя — врачи. Отец — заведующий инфекционным отделением ЦРБ Белореченского района, мама заведует лабораторией в местном противотуберкулезном диспансере, жена Наталья — эндокринолог краснодарской поликлиники No23. 

— Многие мои коллеги плачут, когда общаются с детьми по телефону, — говорит завреанимацией. — У меня детей пока нет, но тоску по своим близким испытываю точно так же. Тяжело, конечно, но мы уже адаптировались, стараемся не поддаваться грустным мыслям. Просто делаем свою работу. Каждый день. Двадцать четыре часа в сутки.