Умер Юз Алешковский
Вчера утром мне позвонил мой друг Петька и сообщил эту печальную новость. Юз был ровесником моего брата Феликса, между ними разница была месяц или полтора. Юз родился, если я правильно помню, в сентябре 1929 года, а Феликс в конце октября. Значит, Юз был моложе меня на 4,5 года. Был такой период моей жизни, когда мы с Юзом общались ежедневно, чему я вовсе не была рада. Наша богемная компания, конечно, была пьющая, но если присоединялся Юз, то тогда это уже была не выпивка, а фундаментальная пьянка, как говорится, «до положения риз». Юз входил в квартиру, у меня лицо вытягивалось, он делал шаг ко мне, протягивал руку и говорил с открытой улыбкой: «Преодолейте неприязнь». И я преодолевала, куда денешься. Компания собиралась всегда у нас, потому что все жили в коммуналках, а у нас была, пусть хоть тёмная и сырая, но всё-таки отдельная квартира, две комнаты и большая кухня. Моя свекровь была строгая дама, но, как все женщины, все, кого я знала, до одной, без исключения, она была неравнодушна к Герману Плисецкому. Герману можно было всё, а Юза в наш дом привёл Герман, они были близкими друзьями. Когда присутствовал Юз, все, как я уже сказала, напивались, а что делают мужики, когда напиваются? Едут к бабам. Уезжали, а Игорь оставался дома. Юз говорил: «Тареев, ты что, с нами не поедешь? Правда, не хочешь?». Он смотрел на Игоря, на меня и говорил: «Ты какой-то сытый». Сам он в том, что касается женщин, сытым не был никогда. Я знаю, что в Америке Юз женился, обожал свою жену и вроде бы был ей верен, но мне это трудно себе представить. Тогда, когда мы собирались в нашей квартире, Юз писал только стихи, под Маяковского, слабые, он говорил, что собирается писать прозу, но я не верила, что у него получится. Я оказалась плохим пророком. Я вообще, очевидно, была к нему несправедлива, и всё из-за пьянства. Юз вёл себя всегда как-то экстравагантно, мы встретили его в метро и воскликнули: «Юз!», он прижал палец к губам и сказал: «Тс! Я здесь инкогнито». Герман Плисецкий работал в журнале «Семья и школа», и Юз публиковался в этом журнале. Герман сказал там, что Юз – известный литератор, член Союза писателей, и опусы Юза на близкие этому журналу темы оплачивались по высшей ставке. А Юз тогда работал шофёром на аварийке.
Как-то мой муж пришёл домой в 11 часов, несколько хмельной, сразу лёг спать и сказал мне, что к нам придёт ночевать Герман Плисецкий. Я стала ждать Германа, в 12 его не было, в час его не было, около двух часов я стала было раздеваться, тут в окно постучали. Это был Герман, спросил меня: «Почему ты не спишь?», я сказала: «Жду тебя», он сказал: «Врёшь». Мы жили на низком первом этаже, со двора к нам легко было войти через окно, и мы использовали окно вместо двери, чтобы не тревожить мою свекровь и Валю, сестру Игоря. Утром проснулись, мужчинам нужно опохмелиться, а денег ни у кого нет. Герман сказал, что попробует найти деньги, и пошёл звонить. Телефон-автомат был в полуквартале от нашего дома. Герман вернулся, сказал, что деньги нам подвезут к ресторану «Ленинград», и мы пошли к этому ресторану. Приехала, на мой тогдашний взгляд, очень пожилая женщина, отвела Германа в сторонку, я спросила у Игоря: «Что, бабушка с нами пойдёт?». Игорь сказал: «Неизвестно, какие у Германа с этой бабушкой отношения, от него всего можно ожидать». Бабушку звали Надежда Фёдоровна, и она была главным редактором того отдела в журнале «Семья и школа», где работал Герман и где публиковался Юз. Было очевидно, что Надежда Фёдоровна влюблена в Германа. Она спрашивала у меня, верю ли я в дружбу между мужчиной и женщиной, я говорила, что верю во всё, во что она хотела бы, чтобы я верила, мне было её жалко. Вышли из ресторана, но расходиться как-то не хотелось, хотелось продолжать праздновать выходной день. Герман сказал мне потихоньку, что можно было бы пойти к Юзу, сегодня день рождения его жены Тамары, и там застолье, но как быть с Надеждой Фёдоровной? Такого Юза она не знает. Всё же решили рискнуть. Юз с Тамарой жили в доме, которого давно нет, на улице, которой тоже давно нет. Это был порядок старых двухэтажных домов, ограничивавших площадь Дзержинского, прямо напротив Политехнического музея. Мы вошли к Юзу, он увидел Надежду Фёдоровну и сказал: «Надежда Фёдоровна, я рад вас видеть! Между прочим, в этой комнате бывала Клара Цеткин». У Надежды Фёдоровны сделалось такое выражение лица, как будто она вошла в церковь и стоит перед иконой. В сравнении с тем, что здесь бывала Клара Цеткин, всё остальное уже не имело никакого значения. Такое мог придумать только Юз, причём совершенно экспромтом.
В отличие от нас всех, Юз был человеком, который прошёл через зону. Расскажу об этом так, как он рассказывал. Его взяли в армию, а тогда почему-то новобранцев отправляли в часть, которая находится как можно дальше от их дома. Не знаю, из каких соображений это делалось, и не знаю, происходит ли так теперь. Юз со своей частью приехал во Владивосток, командир дал ребятам увольнительную в город, кажется, на два с половиной часа. Сказал, что те, кто не придут в назначенное время, будут считаться дезертирами. Юз с приятелем походили по городу и завалились в какой-то трактир. Денег у них не было, они заказали по кружке пива. На эстраде играл оркестр. Юз сказал: «И это они называют музыкой? Нужно им показать московский класс». Он влез на эстраду, попросил у аккордеониста его инструмент и стал показывать московский класс. К нему сразу потянулась публика, протягивали рюмки с водкой, закуску. Ребята пировали. И вдруг увидели, что до назначенного командиром времени осталось полчаса. Выскочили из заведения, у дверей стояла чья-то незапертая машина, вскочили в эту машину, и Юз стал пробиваться к вокзалу, не очень хорошо зная, где он находится. А владелец машины сказал милиционеру об угоне, и милицейская машина с этим владельцем машины помчалась за машиной, в которой ехал Юз. Ребята прибежали к поезду за три минуты до указанного командиром срока. Вроде бы всё кончилось благополучно. Но тут появился владелец машины с милицией, и Юза обвинили в угоне машины. Короче, его судили, уж не знаю, за дезертирство или за угон машины, и он получил пять лет. В зоне вошёл в барак, его встретили словами: «А, кореш с воли? Ну, как там ещё, Гуталин дуба не дал?»
Продолжение следует.