Талал Сельхами, режиссер фильма БУГИМЕН: Новое „Сияние“ придёт из Марокко (ИНТЕРВЬЮ)

Франко-марокканский фильм Achoura наконец-то добрался до русского проката (под названием «Бугимен»). Возможно, прокатчик решил показать, что страх одинаково легко говорит на любых языках. Но это не точно. «Жанр ужасов интересен тем, что позволяет иносказательно говорить о вещах, важных и понятных каждому», — объясняет режиссёр, почему история о детях, встретивших чудовище, метафорична. Фильм снят преимущественно в Касабланке — самом крупном городе Марокко, название которого волнует сердце любого киномана. И в деталях отсылает к культуре Северной Африки. К сожалению, обозревателю Зоны Ужасов этот край знаком только по мандаринам с чёрными ромбовидными наклейками. Но чтобы развеять собственное невежество, он пообщался с режиссёром Талалом Сельхами.

Не могу не спросить, повлиял ли на вас Стивен Кинг? Мало того, что ваш фильм сравнивают с «Оно», так и в производстве участвовала компания Overlook Films...

— Ну, вообще-то, это название я сам выбрал для своей компании (смеется). И, конечно, потому, что я очень люблю «Сияние». Для меня произведения Стивена Кинга стали первыми шагами в жанр ужасов. Думаю, как для многих людей моего поколения. Уверен, как и для вас. Когда я был ребёнком и не умел читать, то пугался уже одних обложек. Я фантазировал про сами истории, еще до того, как начал читать. Когда подрос - прочитал и посмотрел многие экранизации. Не все мне понравились. Но некоторые, наоборот, превзошли любые мои ожидания. Но главное - я понял, что они отвечают тому, что мне интересно, к чему я тянулся. В некоторой степени, все мои фильмы — это дань уважения. Стивен Кинг — мастер.

Тогда, ключевой вопрос: книга или фильм Кубрика?

— (Смеется) Не буду врать, фильм Кубрика. Я думаю, что он снял один из важнейших фильмов для жанра. Визуальная изобретательность, игра актёров… Это не фильм про отвратительные спецэффекты или напряженный звук. Он про психологический аспект, про то, как развивается повествование, как реагируют персонажи.

От чего вы получили больше всего удовольствия, снимая «Бугимена»?

— Когда на съемочную площадку доставили Тварь. Модель сделали на пару дней раньше, чем мы ожидали. Я испытывал чувства, будто снова стал ребёнком, а это самая желанная и дорогая игрушка. Помещал её между актёрами, крутил морду в разные стороны. Понимаете, это же практические эффекты, всё настоящее! Зубы, глаза! Потрясающие впечатления. Очень хотел, чтобы практических эффектов в кадре было больше. Но, к сожалению, не все планы можно было снять удачно. Голова костюма была слишком большой, и когда актёр её надевал, то не во всех положениях мог вращать ей естественно.

Музыка Ромена Пайо особенно сильная сторона фильма. Какую задачу вы поставили перед ним?

— Всё это его личный успех. Он прекрасный композитор, несмотря на то, что очень молод [Прим. — 33 года, родился 10 ноября 1987-го]. Он самоучка, не посещал музыкальную школу, по-французски мы называем таких людей autodidacte [Прим. — от. самообразование]. Я слышал его прежние работы, в стиле фильмов Миядзаки. И когда мы встретились, то сказал, что хочу музыку к драматическому фильму о монстрах. Чтобы его музыка оживила историю. Мы много обсуждали референсы, хотели именно симфоническое звучание, поэтому и записывали саундтрек с Симфоническим оркестром Будапешта. В студии я был простым зрителем, а передо мной сидели люди со скрипками, барабанами. Но когда они начинали играть, я вдруг видел наше кино. Я сказал, что мне больше всего понравилось работать с монстрами (улыбается). Но, кажется, работать над музыкой понравилось не меньше.

Одна из тем вашего фильма — детские страхи. Что вас пугало в детстве?

— В совсем раннем детстве, мне приснился кошмар: будто я еду с родителями в лифте и неожиданно выключается свет. В миг, когда свет потух, перед мной вырос огромный монстр, вдвое выше меня. В «Бугимене» я использовал свою любовь к монстрам. Ведь кино — это магия, которая может оживить самых невероятных существ.

Мне показалось, что в вашей истории дети храбрее взрослых. Как думаете, что мы утрачиваем, взрослея?

— Вы точно поняли, что я хотел передать. Мой фильм о том, каково это - взрослеть и терять детское мироощущение. Тварь в фильме — метафора. Образ того, с чем приходится сталкиваться, когда ты уже не ребёнок, а «большой мальчик». Ходить на работу, зарабатывать деньги, жениться, заводить детей… А что в остатке? Где то важное, что было внутри тебя в детстве? Ушло бесследно. Мой фильм, в некоторой степени, манифест: не позволяйте исчезать детской части вашей натуры.

Я прочитал в Википедии, что ваш отец был журналистом. Повлиял ли он на вас?

— Возможно, косвенно. Он был военным фотографом и не рассказывал о работе. Думаю, потому, что видел действительно ужасные вещи. Когда он возвращался домой, то, думаю, хотел оставить всё это позади. У меня есть сводный брат, но он много меня старше. Поэтому я рос, считайте, единственным ребёнком в семье. А это подстегивает воображение: учишься развлекать себя сам. Просмотр фильмов, кажется, стал частью моей ДНК. Смотрел всё подряд, но «Кошмар на улице вязов» стал моей первой психологической травмой. Потому что он чутко обращался к моим собственным переживаниям: взросление, кошмары, фантазии. Думаю, вкупе это очень сильно повлияло на меня.

Как ваша семья перебралась во Францию?

— Отец, я полагаю, был выходцем из низов. Тот, о ком говорят «сделал себя сам». С войны отправился во Францию, чтобы учиться на профессионального журналиста. Моя мама из Ливана, наоборот, была достаточно знаменитой — первая женщина-диктор на радио в Сирии. Она тоже переехала во Францию по работе.

Насколько ваши корни важны для вашего творчества?

— Сегодня я назвал бы себя «гражданином мира». Мать из Ливана, отец из Марокко, я родился во Франции, и моя базовая культура, конечно же, французская. Но, как и множество детей, я рос на американском кинематографе 80-х. Однако в определенный момент я созрел для того, чтобы обратиться к сказкам и легендам того края, откуда мои корни. О страшилах, фантастических созданиях… Оказалось, что их так много, и все он заслуживают быть рассказанными. А одного американского кинематографа на всех не хватит. Демократизация процесса создания фильмов помогает рассказывать истории людям всего мира. Думаю, мы увидим всё больше режиссеров и историй из непривычных частей света. Не удивлюсь, если новое «Сияние» придёт из Марокко.