Ни сны, ни явь
Это было в марте 1921 года в Петербурге. Я шёл по Театральной улице в Малый театр на вечер Блока. Блок вышел во втором отделении. Спокойный и бледный остановился посреди сцены и тотчас начал читать. Он произносил слова очень медленно, связывая их едва уловимым напевом, внятным, быть может, только тому, кто умеет улавливать внутренний ход стиха. Когда ему аплодировали, он не выказывал ни благодарности, ни притворного невнимания, ни смущения. С неподвижным лицом опускал он глаза в землю и терпеливо ждал тишины.
Я вышел в ночь, узнать, понять
Далёкий шорох, близкий ропот,
Несуществующих принять,
Поверить в мнимый конский топот…
По своей медиумичности он стоял среди символов, быть может, на первом месте. У него был тончайший внутренний слух: он умел улавливать тончайшие звуки того, чему предстоит свершиться. Блок не просто предсказывает будущую революцию, но говорит о ней как о событии уже свершившемся. Никогда не ставил он знак равенства между революцией и большевизмом. В том и была его трагедия, что этот знак был поставлен действительностью, вопреки его чаяниям.
Он понимал революцию как обновление жизни.
Пророческие сны не обманули Блока в том смысле, что они оказались действительно пророческими. Но оказалось, что он умел их видеть, умел о них рассказывать – и не умел толковать. Он слов не поверял историей, предчувствия – рассудком, гармонию – алгеброй. Кроме этой ошибки он совершил и другую: усомнился в своём тайнослышании – и перестал слышать внутреннюю музыку, музыку стиха.
Блок перестал писать с лета 1919 года. Одними из последних были шесть отрывков под общим заглавием «Ни сны, ни явь». Можно сказать, что поэзией было проникнуто всё его физическое существо. С концом поэта должно было кончиться и оно. Оно два года сопротивлялось, но сопротивление ослабевало. Тот Блок, которого мы слышали в Малом театре, был уже почти мёртв («Да это же мертвец!» – выкрикнул тогда кто-то из зрителей, но Блок никак не отреагировал. – Ред.).
Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Как ему было тяжко – об этом лучше и не гадать, потому что здесь «тайны гроба», перед которыми лучше остановиться.
3 августа 1921 года началась агония. 7 августа Блок скончался…
Из очерка Владислава Ходасевича
«Ни сны, ни явь»