«На место любви не возвращаются»

Сергей Довлатов писал, что один из его приятелей, когда его спрашивали о Бродском, кто он и где живёт, обычно отвечал так: «Этот рыжий? Где живёт – не знаю. А умирать ходит на Васильевский остров».

 «Мальчик садится на место»

  Будущий нобелевский лауреат, поэт Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде. Его отец Александр Иванович Бродский, капитан 3-го ранга, служил военным корреспондентом на флоте. После войны он работал в фотолаборатории Военно-морского музея, а когда демобилизовался, сотрудничал как фотограф и журналист с несколькими ленинградскими газетами. Мать Мария Моисеевна Вольперт работала бухгалтером, её родная сестра Дора Моисеевна служила актрисой сначала в БДТ, а затем в театре им. В. Комиссаржевской.

 Раннее детство Иосифа пришлось на войну, блокаду. Пережив страшную зиму 1942 года, Мария Моисеевна весной выехала с сыном в эвакуацию в Череповец, назад они вернулись в 1944 году. «То, что окружало Бродского в детстве, – неоклассическая архитектура, сильно повреждённая бомбёжками, бесконечные перспективы ленинградских окраин, вода, множественность отражений – всё это наложило отпечаток на его поэтическое дарование», – отмечал друг Бродского поэт Евгений Рейн.

 В 1947 году Иосиф пошёл в школу. Но с учёбой «отношения не сложились». «Это была большая комната с рядами парт и портретом вождя на стене, – вспоминал поэт. – Мальчик садится на место, расстёгивает портфель, кладёт на парту тетрадь и ручку, поднимает лицо и приготавливается слушать… ахинею».

 Бродский сменил несколько школ, оставался на второй год. В конце концов, он прекратил учёбу. «Я бросил школу в возрасте пятнадцати лет. Это было не столько сознательным решением, сколько инстинктивной реакцией. Сделать это было трудно из-за родителей, из-за того, что ты сам страшишься неведомого. И вот однажды без всякой видимой причины я встал среди урока и мелодраматически удалился. Это был инстинктивный поступок – отвал», – признавался поэт.

 В 1955 году, в неполные 16 лет, так и не закончив восьмой класс, Бродский поступил на работу учеником фрезеровщика на завод «Арсенал». В этом же году семья получает «полторы комнаты» в известном доме Мурузи – во втором подъезде по улице Пестеля.

 Дом Мурузи – одно из самых знаменитых литературных мест дореволюционного Петербурга, дом с мистической судьбой. Он строился около трёх лет, в 1874–1877 годах, в необычном для Петербурга мавританском стиле на месте усадьбы знаменитого путешественника графа Резанова, погибшего в плавании в 1807 году, и, как известно, разорил своего владельца, князя Александра Мурузи.

 В доме Мурузи накануне революции снимали квартиру известная поэтесса Зинаида Гиппиус и её супруг писатель Дмитрий Мережковский. У них проходили знаменитые вечера, попасть на которые считали для себя честью самые именитые литераторы. «Мавританский декор дома значительно пострадал бы, если бы на его стенах разместить мемориальные доски в честь каждого из тех, кто приходил на эти собрания, – вспоминал один из современников. – По количеству известных людей на квадратный метр дом Мурузи не знает себе равных не только в Петербурге, но и в России». «Меня ещё в детстве возили из Царского Села посмотреть на этот шедевр арабского западного зодчества в наших северных местах, – вспоминала Анна Ахматова. – Помню, здесь в 1921 году я последний раз виделась с Гумилёвым. Это было за день до его ареста. Он вёл литературную студию, читали стихи, пили морковный чай с бутербродами. Эдакая «Бродячая собака» времён военного коммунизма».

 Бродский историю дома знал неточно. Но ему нравилось рассказывать приятелям, что Гиппиус и Мережковский жили именно в тех «полутора комнатах», которые занимала его семья. «Это с нашего балкона Зинка (Зинаида Гиппиус) выкрикивала оскорбления революционным матросам», – говорил он. На самом деле квартира Гиппиус и Мережковского находилась этажом выше и совсем в другой части дома.

 Дом ли Мурузи оказал влияние или так было предопределено судьбой, но с этого времени Бродский с головой погружается в литературу. Он много хаотично читает, в основном произведения философского содержания, пишет сам, зарабатывая на жизнь то истопником в котельной, то матросом на маяке.

Анна Ахматова

 Отсвет Ахматовой

  В 1959 году Бродский входит в кружок молодых литераторов, среди которых Евгений Рейн, Анатолий Найман, Сергей Довлатов. Он принимает участие в поэтических вечерах, читает свои произведения. В августе 1961 года Евгений Рейн привозит Бродского в Комарово, где представляет Анне Ахматовой. С этого времени Бродский – член её кружка. «Мне были не близки её стихи. «Сероглазый король» – это не для меня, – рассказывал позднее Бродский. – Но чем больше я узнавал её, тем больше преклонялся перед великой стойкостью её духа, умением прощать и добротой. А поздние стихи, когда я их прочёл, меня потрясли».

 Ахматова также понимала, что поэзия Бродского ей чужда. Она считала, что его лирика лишена простоты, к которой стремилась она сама. Но она сразу отметила дарование Иосифа. «С неё, с Ахматовой всё началось, – признавался Бродский. – К ней приезжали часто, где бы она ни была. Анна Андреевна была бесприютна, у неё не было собственного жилья. Ее называли «королева-бродяга». И в её облике, когда она вставала вам навстречу посреди чьей-то квартиры, было что-то от бесприютной государыни. Вокруг неё было поле, в которое не было доступа дряни. И принадлежность к этому полю на многие годы вперёд определила характер, поведение, отношение к жизни тех, кто входил в наш кружок. На нас на всех как некий душевный загар лежал отсвет этого ума, этого сердца, этой нравственной силы, от неё исходившей».

Вы поднимете прекрасное лицо –

громкий смех, как поминальное словцо.

Звук неясный на нагревшемся мосту –

на мгновенье взбудоражит пустоту <...>.

В тёплой комнате, как помнится, без книг,

без поклонников, но также не для них,

опирая на ладонь свою висок,

Вы напишете о нас наискосок.

Это стихотворение Бродский преподнёс Ахматовой с букетом роз на день рождения в 1962 году. Анна Андреевна откликнулась стихотворением «Последняя роза», взяв эпиграфом строчки Бродского. Её стихотворение было напечатано в журнале «Новый мир», но… без эпиграфа.

У Бродского уже начались неприятности с советской властью. Его преследовали за тунеядство, «бытовое разложение»; так как поэта не приняли в Союз писателей и у него не было постоянного места работы, дело дошло до суда. 29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья «Окололитературный трутень», подписанная Я. Лернером, М. Медведевым и А. Иониным. Бродского клеймили за «паразитический образ жизни». Это был сигнал к преследованиям и аресту. О том, что Бродский не принят в Союз писателей, Анна Ахматова узнала от Лидии Чуковской. «Иосиф – не член Союза писателей, – заметила она. – К чему тут какая-то особая комиссия? А о Гранине (писатель Даниил Гранин) больше не будут говорить: «Это тот, который написал такие-то книги». О нём будут говорить: «Это тот, кто погубил Бродского». Только так», – заключила она. В борьбу за Бродского включились Корней Чуковский, Константин Паустовский. Самуил Маршак прямо заявил издателю, расторгнувшему по указанию сверху все договора с Бродским: «Вы поступили как трус. Стыдно».

М.Б. «Я любил тебя больше, чем ангелов...»

 М.Б.

  Помимо унизительного суда Бродский в это время переживал и личные потрясения. 2 марта 1962 года на вечеринке в квартире будущего известного композитора Бориса Тищенко Иосиф впервые встретился с ленинградской художницей Марианной Басмановой, таинственной «М.Б», Мариной, которой посвящены многие лирические стихотворения поэта, его музой.

 Марианна Павловна Басманова родилась в Ленинграде и была дочерью известного художника, ученика самого Петрова-Водкина. Вместе с отцом они проживали недалеко от Театральной площади, в квартире, принадлежавшей когда-то другу Павла Басманова Александру Бенуа. Высокая, стройная, с высоким лбом, тёмно-каштановыми волосами до плеч и зелёными глазами – о ней говорили, что она сошла с полотен времён эпохи Возрождения. Кроме того, друзья Бродского отзывались о ней как о скрытной, загадочной и странной девушке. Она питала настоящую тягу ко всему таинственному и даже изобрела собственный шифр, чтобы писать дневник.

 Эту репутацию муза Бродского сохранила и по сей день, так как не изменила своим привычкам. Она живёт всё в той же квартире на улице Глинки, не даёт интервью, не встречается с журналистами, не открывает двери даже знакомым людям, предпочитая разговаривать только по телефону, а с незнакомыми и по телефону не разговаривает. Она не любит фотографироваться, её фотографий сохранилось немного. Большинство поклонников творчества Бродского даже толком не знают, как она выглядит.

 «Тоненькая, умная и как несёт свою красоту! Никакой косметики. Одна холодная вода», – заметила Анна Ахматова, сделав акцент на слово «холодная». Иные думали, в том числе и сам Бродский, что в её определении главным было слово «вода». Иосиф и Марианна, на первый взгляд, чрезвычайно дополняли друг друга. Он – порывистый, страстный, просто огонь, она – таинственная и величавая, что присуще водной стихии. Однако всё оказалось не так просто. Отец Басмановой и родители Иосифа сразу же воспротивились их отношениям, но главное, сама Марина наотрез отказывалась выходить за Иосифа замуж, ничем не объясняя своё упорство.

 Впечатлительный Иосиф страдал, участились ссоры, во время которых Басманова грозила, «что они расстанутся навсегда». Людмила Штерн вспоминала, что из-за этих ссор Иосиф впадал в жесточайшую депрессию и приходил к ним в дом со свежими бинтами на запястьях, на которых виднелась запёкшаяся кровь. Он молча курил на кухне, и Виктор Штерн однажды, не выдержав, посоветовал поэту: «В следующий раз, Иосиф, когда надумаешь кончить жизнь самоубийством, то посоветуйся со мной. Я тебе объясню, как это делается. Что ты всех пугаешь?»

 А вскоре и вовсе случилась трагедия. В отсутствие Иосифа Марина изменила ему с его другом. В начале 1964 года Бродский скрывался от милиции в Москве, а невесту поручил заботам лучшего друга. Всю ночь молчаливая Марина провела с другом, не пожелав это скрыть. Утром вдруг подожгла в комнате занавески, закричав на весь дом: «Смотрите, как красиво горят!»

 Когда до Бродского дошли слухи об измене Марины, он сорвался в Ленинград, забыв об опасности ареста. «Мне было всё равно, повяжут меня там или нет, – признавался он позднее, уже в Америке. – И весь суд потом – это была ерунда по сравнению с тем, что случилось с Мариной». Конечно, тогда он бросился к ней! Марианна дверь не открыла, разговаривать не захотела. История оказалась не банальной.

В деревне Норенской Архангельской области

 Счастливое время в деревне

 Несколько дней спустя, 13 января 1964 года, Бродский был арестован прямо на улице. Его поместили в психиатрическую больницу для проведения «судебной экспертизы». Затем состоялся судебный процесс. 13 марта 1964 года, на втором заседании, поэт был приговорён к пяти годам ссылки в Архангельскую область на лесоповал, «для исправления». Он был этапирован под конвоем вместе с уголовными заключёнными. «Не помню, переживал ли я из-за этого всерьёз, – рассказывал позднее Бродский Людмиле Штерн. – Это было намного менее важно, чем история с Мариной. Все мои душевные силы в то время ушли на то, чтобы справиться с этим несчастьем». 14 февраля 1964 года в камере у Бродского случился первый сердечный приступ. С тех пор он страдал стенокардией, ставшей в результате причиной смерти.

 В Архангельской области в деревне Норенской Бродский провёл следующие годы жизни. «Я помню, как сидел в маленькой избе, глядя через квадратное, размером с иллюминатор окно на мокрую, топкую дорогу с бродившими по ней курами. И наполовину верил в то, что я только что прочёл», – писал Бродский в книге «Поклониться тени». В ссылке Бродский изучал творчество английского поэта У. Одена и написал лучшие циклы произведений – «Песни счастливой зимы», «Ломтик медового месяца», «Из английских свадебных песен». Марина Басманова приезжала к нему и подолгу жила с ним, невзирая на очень скромные бытовые условия. Но однажды вслед за Марианной пожаловал тот самый друг, и она снова уехала с ним. Бродский в отчаянии метался по пустому дому, клялся всё порвать. Но снова принимал её, когда она появлялась, как ни в чём ни бывало.

 8 октября 1967 года у Бродского и Марианны Басмановой родился сын Андрей, но даже после этого Марианна отказалась официально оформить отношения. «Холодная, текучая вода, которую невозможно поймать, – как точно уловила Анна Ахматова. – Обжигает руки».

 В ссылке Бродскому приходилось заниматься тяжёлой физической работой. «Это было большое поле после вырубки таёжного леса, на котором среди многочисленных пней были разбросаны огромные валуны. Некоторые из них превышали человеческий рост, – вспоминал врач, навестивший Бродского в ссылке. – Работа состояла в том, чтобы вдвоём с напарником перетаскивать такие валуны на стальные листы и перемещать их к дороге. Три-пять лет такого адского труда, и мы бы не услышали о поэте», – заключил он. Это прекрасно понимали друзья Иосифа. Компанию по защите Бродского возглавила Анна Ахматова, главным «мотором» была Лидия Чуковская. Активно участвовали Маршак, Чуковский, Паустовский, Твардовский. Однако решающее влияние оказало вмешательство Жана-Поля Сартра, который намекнул советским властным структурам, «что на грядущем Европейском форуме писателей советская делегация из-за дела Бродского может оказаться в трудном положении». Это поняли всерьёз.

 В сентябре 1965 года срок ссылки Бродского был сокращён до фактически отбытого – полтора года, и он вернулся в Ленинград. Через месяц по рекомендации Корнея Чуковского он был принят в Группком переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей СССР, что позволило избежать дальнейших преследований за тунеядство. Однако после освобождения Бродский ещё дважды проходил принудительное лечение в психиатрической больнице. Всё это заставляло поэта думать об эмиграции. Тогда он познакомился с дочерью высокопоставленного американского дипломата Кэрол Аншюц и предложил ей брак. «Здесь было и желание уехать, и желание окончательно порвать с Басмановой – всё», – свидетельствует Евгений Рейн. А 10 мая 1972 года Бродского вызвали в ОВИР и поставили перед выбором: или немедленная эмиграция, или «горячие денёчки», что на языке КГБ означало допросы, тюрьмы, психбольницы. Лечение в психбольнице, по горькому опыту Бродского, было хуже любой ссылки, и он выбрал эмиграцию. Звал с собой Басманову, надеясь, что уедут втроём – он, она и сын. Но она наотрез отказалась.

 4 июня 1972 года Бродский был лишён советского гражданства и вылетел рейсом из Ленинграда в Вену. На родину он уже никогда не вернулся.

«Дуя в полую дудку, что твой факир,

я прошёл сквозь строй янычар в зелёном,

чуя яйцами холод их злых секир,

как при входе в воду.

И вот с солёным вкусом этой воды во рту,

я пересёк черту»,

– поставил он точку. После отъезда Бродского Марина осталась воспитывать сына одна. С Кэрол Аншюц Бродский за границей быстро расстался. Жизнь в деревне Норенской к концу жизни он назовёт счастливой.