Один из сотни
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война Два года прошло с тех пор, как не стало участника битвы под Москвой и штурма Кёнигсберга, прошедшего по дорогам той войны от первого до последнего залпа, подполковника в отставке, ангарчанина Михаила Николаевича САПОВА. Предлагаем вниманию читателей один из его рассказов, записанный со слов ветерана 23.07.2013 года. …Как я узнал о войне? Пришел в военторг купить булочку. И по радио объявляют: война. Тогда везде в магазинах стояли тарелки-репродукторы. Без объявления вижу, что горе началось. А для солдат было требование – везде бегом. Побежал в часть. Тут начались тревожные ночи… А теперь расскажу, как я был назначен для расстрела изменников Родины. 23 апреля был призван. Прибыли в Воронеж. В Воронеже началась служба, подготовка в школе молодого солдата, подготовка к принятию присяги. И вот командир учебного взвода проверяет правильность прицеливания и кладет учебные патроны. И смотрит, правильно ли ведется прицеливание. И среди патронов находится один боевой. Я выстрелил и попал в девятку. Этот день мне запомнился. За всю учебную подготовку выстрелил один раз и попал. С тех пор считался отличным стрелком! Проходит один месяц. Я находился на КП. Там был караул. Начальник караула приходит на пост, а часового нет. Положены гранаты, противогаз, сложено все, а часового нет. А он был белорус. Его деревня была взята противником. Он решил перейти линию фронта - и домой. При переходе линии фронта его поймали. Судил военный трибунал и приговорил к расстрелу. Смерть! И вот в один из дней было выполнено построение роты для исполнения приговора военного трибунала. Нас выстроили буквой «П», чтобы перед всем строем показать, как расправляется Красная Армия с теми, кто изменил Родине. И что такой поступок будет обязательно наказан. А было так. Пришел посыльный и сообщил, что Сапова вызывает комиссар. Я пришел к комиссару, а он говорит: «Вы у нас числитесь отличным стрелком и сегодня назначаетесь на расстрел изменника Родины». Что ж я? Успел выучить, что приказ командира - есть закон. В этот день был назначен расстрел двух изменников Родины. Один молодой парень, а другой постарше, и мы, которые выстроились буквой «П». За каждым приговоренным закрепили трех стрелков. Один стреляет в голову, а два - в грудь. Командовал стрелками подполковник. И было сказано, если станем стрелять и после выстрелов будут признаки жизни, то подходить и добивать самостоятельно. Так вот наступает самый ответственный момент, когда начальник штаба перед нами зачитал приговор военного трибунала этим двум изменникам Родины. А их вывели в белых нательных рубахах. Приказывают и нам, таким-то, выйти из строя. Мы встали перед ними. Начальник штаба зачитывает приговор и к нам: - По изменникам Родины заряжай! Тогда была команда не «Огонь», а «Пли». Мы прицелились. Подполковник дает: «Пли!» Я стрелял в грудь молодого парня. Он стоял по стойке смирно, руки по швам. А мужик рядом, который с поста сбежал, начал креститься. Пока мы целились, всё крестился. После команды «пли» я выстрелил. Одновременно грянул залп – другие тоже выстрелили в цель. Парень сразу согнулся в коленях и упал. Нам скомандовали встать в строй. Я в строй встал, и меня дрожь взяла. А там рубахи белые все в крови. Признаков жизни не было. Добивать не нужно было. Встали мы в строй. Подполковник говорит: «Собаке собачья смерть!» Там неподалеку был сбит немецкий самолет. И при его падении образовалась яма. Специально назначенные солдаты схватили убитых за ноги и потащили их к яме. Сбросили туда этих двух изменников Родины… Плохо, что война началась, а стрелять мне пришлось в русского. Что-то тут не так, неважно получается. Но нельзя уже переписать заново. К сожалению, вот с этого момента началась война для меня. Проходит ещё несколько дней, нас всех в вагоны - и на фронт. Обученных, необученных, неважно. Я как связист назначен для всех вагонов прокладывать связь. Без всяких правил наскоро прокладывали, провода замыкали в пути. Между вагонами давали слабину, чтобы не рвались. А когда поехали на фронт, эшелон то на север, то на юг. Не знали, куда нас приткнут, 23-й мехкорпус. А подъезжали к Смоленску, командир вспомнил, что везут солдат, необученных, безоружных и не принявших присягу. И вот спешно присяга принимается в товарном вагоне. А винтовка одна на весь вагон. Читаешь присягу, расписываешься, а винтовку передай следующему. Хотя у всех были противогазы и гранаты-лимонки по 3-4 штуки. Считалось, что подъедем к фронту, там выдадут оружие. Да, вспоминаю, еще были у всех саперные лопатки, форма защитного цвета, шинели, только на ногах не сапоги, а обмотки. Эшелон прибыл к Витебску. Эшелон был разгружен. И сразу в оборону. Противник стоял у Витебска и готов был брать Витебск. Сразу всех в лес. Туда, где располагался штаб 23-го мехкорпуса. На головах солдат пилотки, касок не было. Руководили взятые от школы кадровые офицеры КУРИН, КАЛЮЖНЫЙ - все на «К». Все побежали туда, а меня начальник связи как единственного гражданского связиста сразу же направил на командный пункт. Так бы вместе с ними ушел и там бы остался… До начала войны я был старшим техником телеграфа. Учился и работал в Кингисеппе, потом в Ленинграде, потом в Элисте и Воронеже. Все были настроены, как в песне «Враг будет разбит». Флажки висели на карте в солдатском клубе. Ждали побед с первых дней войны. А все вышло наоборот. Все призванные моего года рождения были похоронены. По статистике, из сотни остался один. Вот такой я и остался. Из эшелона призванных в Ленинграде, который отправлялся для формирования 23-го мехкорпуса, ни одного не знаю живым. А так все, кого знал, там погибли. Немцы быстро наступали. А на мобилизацию требовалось время. Чем угодно надо было заткнуть, чтобы стабилизировать фронт. Первые дни войны. Нашей ротой связи командовал капитан ДРОБОТ. Линия фронта тогда была разрозненной. Как таковой цепочки не было. Немцы обстреливали выходящие из окружения войска. Капитан Дробот был опытным командиром, ранее участвовал в войне с Монголией на Хасане. Он сказал: «Давайте эту линию пройдем быстрее. Чтобы не ждать, когда эти минометы раздолбят нас. Чтобы остаться в живых». И повел роту в атаку. Но сам был тяжело ранен. И там остался. Я лежал с одним. Мина упала, и у него всю ногу полностью отсекло. Он просил застрелить его. Я достал ТТ и не могу. Не смог в него стрелять. 23-й мехкорпус. Всё осталось под Витебском. Телеграфный аппарат не потащили с собой. Распоряжение такое: - Закопать в землю! А самим отступать на Смоленск и Вязьму. Закопали аппараты СТ-35 и Морзе. Я вспоминаю, вот этот, Курин. Окончил Воронежское училище связи, а призван был в роту связи. Он сказал: «Будем возвращаться, противника гнать на запад, всё сохранится». А через несколько дней, где-то три-четыре дня, Витебск был оставлен противнику. Остаток наших войск двинулся на Смоленск. Противник, господствуя в воздухе, разбил все мосты через ручьи и речки. У переправ скопились машины и пехота, а тут немецкая авиация. И столько разбитых машин и людей. Ужас! Видел, как сбивали немцы наши ястребки. Мессершмитты имели полное превосходство в воздухе. Их было больше, к тому же у наших И-16 скорость была гораздо ниже. И все же иногда удавалось сбивать и немцев. А дальше мы отступили до Вязьмы. Здесь связь раздали по разным подразделениям. Был отправлен под Брянск, где формировалась 50-я армия. И на основе бывшего 10-го отдельного батальона связи - 96-й полк связи, в составе которого я и прошёл всю войну. Запись Александра АФАНАСЬЕВА, фото из личного архива автора Фото 1: Первое послевоенное фото. Фото 2: Карта боевого пути 50-й армии висела в квартире ветерана на почётном месте.