СПЛОШНАЯ БЯКА: ЛЕВ ТОЛСТОЙ ДЛЯ ДЕТЕЙ И УРОКИ ПОЛИТИНФОРМАЦИИ
«150 лет назад – 9 сентября 1978 года – родился великий русский писатель Лев Николаевич Толстой».
Именно с этой фразы началось бы мое знакомство с Львом Толстым, умей я читать.
Но читать я еще не умел, только запомнил обложку юбилейного «толстовского» номера журнала «Веселые картинки».
На отнюдь не веселой картинке (художник А. Костин) посиживал дед в бороде. Казалось, если долго в него вглядываться, можно заметить, как он покачивает от скуки ногой.
В «толстовском» номере, выдержанном в несколько строгом стиле, мне нравился разве что «комикс» «Как гуси Рим спасли». Все остальное не заходило решительно (а там были «Волга и Вазуза»; «Как мужик гусей делил»; рассказ про старика, сажающего яблоню в надежде на память грядущих поколений). Классик раздражал лобовым морализаторством.
Но не только морализаторством, порой Толстой чувствительно задевал.
Ребенком меня огорчали вещи без катарсиса, ведущие к финальному падению главного героя. Сказка про черную курицу или мультик про бегемота, боящегося прививок, доводили до слез. А теперь представьте побасенку «Лгун» - про мальчика, пугающего окружающих волками, пока ему не перестали верить, а волки пришли. Или «Косточку» с финальной сентенцией: «Все засмеялись, а Ваня заплакал», где папаша незамысловато втирает ребенку, что можно умереть, проглотив косточку от сливы. Я был склонен к беспредметному фантазированию, потому эти истории, читаемые взрослыми, как мне казалось, нарочито гадкими голосами, портили настроение, казалось, что меня в чем-то упрекают.
Странным казался и крестьянский ребятенок Филипок, стремящийся попасть в школу, а не бегать по улицам. В данном рассказе таилась глобальная ложь без примеси веселой фантазии. Никогда не встречал среди сверстников индивидуума, который добровольно мог променять гулять на улице на сидеть в классе.
Я понимаю, почему достигнув вершин писательского мастерства (к моменту создания «Азбуки» с примитивными рассказами вышли «Война и мир» + «Анна Каренина»), Толстой ушел в упрощенчество. Россия стояла на пороге повальной грамотности, появился шанс заиметь не десять тысяч утонченных читателей-дворян, а миллионную армию крестьян и пролетариата. Грубо говоря, Толстой, наступив на горло собственной песне, решил поучить детей (попасти народы), другое дело, что у него элементарно не оказалось под рукой инструментария. Только при большевиках в России появилась достойная детская литература без сюсюканья и умело замаскированным указующим перстом. Толстой же свалился в хрестоматии «Родной речи» да в выпуски «Мои первые книжки». Издавали детского Толстого куда как обильно, но актуальным чтением он вряд ли был.
Говорим именно о детском Толстом, оставляя подросткового с «Кавказским пленным» за рамками.
Поймите, я не против воспитания. Но с детьми нужно подключать фантазию, игру как Олеша в «Трех толстяках» или Джанни Родари в «Приключениях Чиполлино». Нельзя увлечь декларативной романтикой, автор сам должен верить в проповедуемые ценности, как Аркадий Гайдар. Дети чувствуют фальшак за версту, их бесят простенькие истории с лобовой моралью.
В этой связи хочется помянуть недобрым словом не только детского Льва Толстого, но и уроки политинформации, которые нынешняя власть мечтает в школах реанимировать. Ребята, не надо так грубо и бесхитростно. Я помню, как это не работало в одной отдельно взятой школе, где я учился.
Пик пришелся на 1986 год, когда политинформацию сделали обязательной раз в неделю. Поскольку уроками никто жертвовать не собирался, решено было сгонять учеников в школу на полчаса раньше. Как вы думаете, многие ли помнили про политинформацию? Про нее забывали даже учителя, не предупреждая: «В четверг собираемся в восемь утра слушать про положение в Афганистане». Следствие? Раз в неделю, спеша на первый урок я заставал гомонящую у дверей толпу, в восемь часов школу запирали (уроки начинались в 8.30) и все не успевшие на политинформацию перетаптывались на февральском морозце. Пока ты попадал в ненавистную обитель, раздевался, шел в класс, тормозя для обмена впечатлениями с друзьями, которых не видел целый день, пятнадцати минут урока как ни бывало.
Совсем хорошо стало к апрелю, - солнышко пригревает, у девочек игра в резинку, у парней в ножички. Закрыта школа? Да и фиг с ней. Все предпочитали провести лишние полчаса на весеннем солнышке, не помню, чтобы я хоть раз дошел до политинформации.
При этом прибавлю, что я был достаточно ответственным парнем, ориентированным на подвиг, ценящим пионеров-героев, знающим наизусть патриотические стихи не только Исаковского, но и некой Высотской (не путать с Высоцким).
А вот мораль Толстого не любил.
Как и политинформацию.