— А нас–то за что?!
Дневник лейтенанта Герхарда Линке, офицера штаба 185–го пехотного полка 87–й пехотной дивизии вермахта, был подобран нашими бойцами на поле боя в районе смоленской деревни Ощепково. В этом месте обладатель двух железных крестов за сражения на Восточном фронте стал одной из тех потерь, о которых он писал в своем дневнике...
~~~
...16.XI.1941 г. Вот и долгожданный день наступления. Оно должно служить прелюдией к окружению Москвы. Мы надеемся, что после этого нам удастся занять укрепленную позицию. Можем быть, нас даже выведут или сменят. С началом борьбы связываются самые смелые ожидания.
23.XI. Наступление продолжается. Но роты истекают кровью, атакуя укреплённые, замаскированные лесные позиции, и терпят тяжелые потери. Лейтенант д–р Рихтер, стоявший во главе 11–й роты убит на шоссе Звенигород — Истра. Наполовину отчаявшись, я ищу 6–ю роту, назначенную для диверсии, и натыкаюсь на лишённую руководства и находящуюся в смятении 11–ю роту. Мне стоит большого труда привести её в порядок и дать ей новое применение.
Целый день идут ожесточённые бои. Наши потери, к сожалению, очень велики, особенно среди командного состава. Наши люди, находящиеся в деле с самого августа, очень измучены и переутомлены. Душевное состояние их крайне подавленное. Много народу выбывает из строя в результате активных действий со стороны противника, а закрыть образовавшиеся бреши нечем. Наша боеспособность уменьшается с каждым днем. Если две недели назад в роте было семьдесят человек, то сегодня их только сорок, а завтра будет лишь тридцать пять. Некоторые начинают уже высчитывать, когда придёт их очередь. Всё это никоим образом не повышает боевого духа. Часть солдат отупела и равнодушна. Они лишены энергии, подводят своих командиров. Ими используется каждая возможность, чтобы уйти в тыл. Излюбленный предлог — сопровождение раненых. Возглас «Санитар!» встречает в сражении необыкновенный отклик, в то время как на возглас «Пулемёты вперед» никто не отзывается. Все эти безрадостные явления, которых наш полк раньше не знал, скрыть нельзя, и они составляют главный предмет наших забот. На вопрос, почему не позаботились своевременно о резервах, которые могли бы сменить потерявшую боеспособность часть, мы ответить не можем. Командир нашего полка еще в Вишенках неопровержимо доказал высшим служебным инстанциям, что тетива может скоро лопнуть.
5.XII....К обеду беспокоящий огонь усиливается. Тяжёлая дальнобойная русская артиллерия подвергает местечко уничтожающему огню. Ракетные снаряды разрываются в самом его центре. Без сомнения, всё это означает подготовку к атаке. Как всегда в решающие моменты, все провода оказываются повреждёнными огнём, а радио вследствие слишком больших холодов также не работает. Состояние гнетущее и неясное. В деревне беспрерывно рвутся тяжёлые снаряды. Видимо, и танки принимают участие в этой разрушительной работе... Несколько тяжёлых танков приближаются к деревне. Мы с нашими средствами бессильны против этих чудовищ.
Этот день стоил нам снова одиннадцать убитых, тридцать девять раненых. У девятнадцати солдат тяжёлые обмораживания. Потери среди офицеров значительны. Лейтенант Вецель легко ранен осколком. Теперь я последний из плауэнских юнкеров.
Наше обмундирование ни в какое сравнение не идёт с русским зимним снаряжением. У противника — ватные брюки и куртки. На нём валенки и меховые шапки.
8.XII. Русский прорвался в деревню. Проклятое свинство! Несколько домов горят. Масса людей, отбившихся от своих частей. На фоне дрожащего отблеска пламени я вижу русских.
Тыльные отряды, согласно приказу, отрываются от противника и поджигают оставляемые деревни. Многочисленные большие пожары освещают ночное небо.
12.XII. В правом (УП) корпусе противнику удалось прорваться на угрожающую глубину. Опасаются нарушения нашей связи с тылом... Только этого свинства нам не хватало...
14.XII....Вражеский прорыв в нашем тылу ликвидировать не удалось. Угроза возросла. Собираемся произвести новый отрыв от противника. Пока что для этого намечается вечер 15 декабря.
Сегодня настроение не воскресное. Говорят, что несколько вражеских подразделений оседлали уже дорогу снабжения дивизии у Огаркова. Завтра утром приказано сняться с позиции. Всё это весьма горько. Теперь мы практикуем род боя, которому мы не обучались!
С невероятным трудом, при помощи совершенно недостаточных средств мы вскопали землю — мы её буквально скребли ногтями — и устроили довольно жалкое убежище. На это ушли последние строительные средства. У сапёр не осталось больше ни единого гвоздя, ни кусочка проволоки! А теперь мы должны отдать всё это, должны снова предоставить врагу завоеванную в победоносном наступлении территорию. Боже мой, боже мой! Какое преступление мы совершили, что нас так наказывают?
Положение наше сделалось критическим. Нас могут отрезать. Необходимо немедленно оторваться от врага. Последний срок 20 час. Дело не терпит!
Марш продолжается всю ночь. Положение нам неизвестно, все телефонные провода повреждены. Отрезал ли нас враг?.. Начинаются первые заторы, так как другие полки отступают в одно и то же время с нами. Но самая худшая неразбериха начинается в ближайшем населённом пункте (Львово). Туда откатываются части нескольких дивизий, и целые колонны их преграждают дорогу. Мы должны пересечь её. Только отбросив всякую деликатность, смогли мы пробиться...
15. XII. С рассветом идём дальше. Длинной вереницей тянутся отступающие войска. Противотанковая рота полка теряет несколько пушек, а также артиллерийские тягачи. Много машин мы вынуждены бросить из–за отсутствия горючего.
В Денисихе мы попадем в невероятный хаос конных повозок. Я вынужден включиться в одну движущуюся передо мной колонну. Скоро и она останавливается. Ни тпру, ни ну. В нескольких километрах впереди нас трудное место, которое нужно преодолеть. Ездовые распрягают лошадей и гонят их обратно в деревню. Всякие протесты против этого безуспешны...
16. XII. Какие потрясаюшие картины представляются нашим глазам! Я думал, что они были возможны только при отступлении французских войск в Западном походе! Разбитые и опрокинувшиеся машины с разбросанным грузом; часто они были оставлены слишком поспешно. Сколько здесь бросается драгоценных боеприпасов без основательных причин. Во многих местах не потрудились даже уничтожить их. Можно опасаться, что этот материал обрушится потом на наши же головы. Мораль и дисциплина очень пострадали во время этого отхода.
...Мы проезжаем через Вишенки, прежнее местопребывание штаба полка. Здесь мы провели много тревожных часов. Тогда, наверное, никто из нас не думал, что мы когда–нибудь вновь увидим эту деревню. Если тогда, во время распутицы, положение наше было уже малорадостным, то сейчас оно куда хуже. В результате тяжёлых потерь мы стали ещё слабее. За это время мы получили 200 человек пополнения, взятых из тыловых частей (ветеринарных рот, транспортов конной тяги и обозов), невзирая на возраст, использование, семейное положение и пр. Относительно боеспособности этой «затычки» двух мнений быть не может, многие не вполне владеют даже собственной винтовкой.
...Проезжаю через почти обезлюдевшую Рузу.
Мы останавливаемся на прежней квартире полковника Рааке. Ночью приходит приказ организовать оборону. Больше не отступать. Линию Рузы надо держать до последнего. Сама Руза превращается в предмостное укрепление.
17.XII. Наблюдаешь совершенно невероятные картины. Кругом бродят совершенно опустившиеся фигуры, оборванные, как бродяги.
19.XII. Сегодня у нас зарегистрировано невероятное число отправленных в госпитали 97 человек.
21.XII. Воскресенье. Несколько дней, как участок, занимаемый полком, также подвергается беспокоящему огню, поэтому есть потери. Противник нащупывает почву также и у нас... Дело доходит до местных боёв, в результате которых потери продолжаются. Несколько человек попадает, по всей вероятности, в русский плен.
Просьбы о пополнении делаются всё настойчивее. Сперва нас обещали укомплектовать, и недавно мы, действительно, получили около семидесяти человек, в том числе двух офицеров (маршевого батальона), но этот прирост был в тот же день сведён на–нет, так как столько же народу было отправлено в госпиталь. Новые рядовые должны были быть доставлены на самолётах. Первая партия попала в другую воинскую часть. К чему только могут привести подобные обстоятельства! Сперва губят хорошую и дееспособную часть, а затем ничего не делают, чтобы её пополнить. У людей — чувство обречённости.
Страшно удивлённые слушали мы утром сообщение о перемене в командовании военными силами. Об этом объявлено в лаконичном приказе. Я подозреваю связь между переменой и нашим отступлением.
29.XII.1941 г. Течение похода на Востоке показало, что руководящие круги много раз ошибались в оценке силы Красной Армии. У Красной Армии имеются тяжёлые гранатомёты, автоматические винтовки и танки...
В настоящее время до нас по эфиру доходят тревожные сведения из Северной Африки. Англичанину, кажется, удалось стянуть порядочно сил, с которыми он и наступает. В Ливии сейчас недостаёт тех войсковых частей, которые были предназначены для этого театра военных действий, но которые измочалены здесь, на Востоке, например, 5–я танковая дивизия.
30.ХII.1941 г. Изгнанное из деревень население возвращается обратно за съестными припасами. Но мы должны быть неизменно суровыми: мы сами нуждаемся в еде. Мы отгоняем людей, угрожая им. Пусть голод закончит то, что не смогло сделать оружие!
1.I.1942 г. Когда я бросаю взгляд на истекший год, то я могу с полным правом сказать, что он дал мне много впечатлений и переживаний... Во Франции я пережил в полку у демаркационной линии время, о котором у меня навсегда сохранится самая лучшая память. Я с таким удовольствием вспоминаю о приятных вечерах в общей гостиной с её глубокими креслами, о пенящемся шампанском в бокале.
Перед моим взором всплывает уютная кухня мистера Питер в «Эскадор д'ор». На столе целая батарея бутылок с отборными винами и груда бумажных франков. Ночной налёт на кабачок Шато–Эссэ и звон колоколов Монришара свидетельствуют о бьющей ключом жизнерадостности. На дне бурлящей Шеры лежит тяжёлый придорожный камень Монришара; мы его скатили туда в состоянии «лёгкого» опьянения...
Утро 22 июня застало полк на передовой. В 3.05 первые снаряды дивизиона Рааке перелетели через границу... Затем следовал период постоянного движения вслед за наступающими войсками... После длительной поездки по железной дороге мы достигли Смоленска. Я ознакомился с исключительно ожесточёнными боями, во время которых обе стороны несли кровавые потери. 2 октября, в начале великого наступления, командование призвало меня в штаб полка.
Мы переправились через Москву–реку в брод, затем последовал марш на Вишенки и отражение вражеских атак, первое знакомство с сибирскими дивизиями. Начинается роковое наступление на Москву, ход которого я описал на первых страницах дневника.
Лишения и нечеловеческие усилия сопровождают нас теперь. Смерть часто подстерегает нас, протягивая к нам свою костлявую руку.
3.I. Уже несколько дней, как мы готовимся к новому перемещению. Этого, кажется, требует общая ситуация. Опять сводится на–нет всё то, что было создано тяжёлым трудом.
4.I. Так как готовых резервов нет, то каждый местный прорыв может повлечь за собой тяжёлый кризис. Командование наше совершило грубейшую ошибку. Ответственные головы летят с плеч. Даже командир нашего корпуса, любитель красивых цитат, должен был сдать руководство корпусом. Но этим не наверстаешь упущенного: ошибки не исправляются в итогах.
Из дневника лейтенанта Герхарда Линке, офицера штаба 185–го пехотного полка
Написал xaerostar на 1941-1945.d3.ru / комментировать