Путешествие в Арзрум

6 июня 1799 года родился Александр Сергеевич Пушкин – поэт, прозаик и драматург, изменивший вектор развития русской литературы.
«Черкесы, их обычаи и нравы занимают большую и лучшую часть моей повести», – признавался Пушкин в письме своему кишинёвскому издателю Горчакову. В то время кавказская тема вообще была в моде. Не обошла она и великого поэта. Он воспевал черкесскую удаль, черкесское благородство и, разумеется, красоту черкесских женщин.
Даже в стихотворениях, не имеющих отношения к Кавказу, читаем: «Она мила – скажу меж нами –/ Придворных витязей гроза,/ И можно с южными звездами/ Сравнить, особенно стихами,/ Её черкесские глаза».
Для любого человека, читающего по-русски, его стихи очень много значат. «Пушкин – наше всё» – не пустой звук. Великий русский поэт, пожалуй, самый именитый гость из всех побывавших в здешних местах. На Кавказ он приезжал дважды. Впервые весной 1820 года, когда был, по сути, выслан из столицы за свободомыслие. Благодаря этой поездке появилась поэма «Кавказский пленник», целый цикл замечательных стихов и любопытная эпистолярная проза. Уже находясь в Михайловском, Пушкин писал одному из петербургских друзей: «Ты пеняешь мне за то, что я не печатаюсь – надоела мне печать – опечатками, критиками, защищениями... однако поэмы мои скоро выйдут. И они мне надоели; Руслан молокосос, Пленник зелен – и пред поэзией кавказской природы поэма моя – голиковская проза. Кстати: кто писал о горцах в «Пчеле»? Вот поэзия! Не Якубович ли, герой моего воображенья? Когда я вру с женщинами, я их уверяю, что я с ним разбойничал на Кавказе, простреливал Грибоедова, хоронил Шереметева. В нём много, в самом деле, романтизма. Жаль, что я с ним не встретился в Кабарде – поэма моя была бы лучше».
Спустя девять лет поэт вновь посетил наши края. Свои впечатления он довольно подробно изложил в книге «Путешествие в Арзрум». «На другой день мы отправились далее и прибыли в Екатериноград, бывший некогда наместническим городом. С Екатеринограда начинается военная Грузинская дорога; почтовый тракт прекращается. Нанимают лошадей до Владикавказа. Даётся конвой казачий и пехотный и одна пушка. Почта отправляется два раза в неделю, и проезжие к ней присоединяются: это называется оказией. Мы дожидались недолго. Почта пришла на другой день, и на третье утро в девять часов мы были готовы отправиться в путь. На сборном месте соединился весь караван, состоявший из пятисот человек или около. Пробили в барабан. Мы тронулись. Впереди поехала пушка, окружённая пехотными солдатами. За нею потянулись коляски, брички, кибитки… Справа сиял снежный Кавказ; впереди возвышалась огромная лесистая гора; за нею находилась крепость. Кругом её видны следы разорённого аула, называвшегося Татартубом и бывшего некогда главным в Большой Кабарде. Лёгкий, одинокий минарет свидетельствует о бытии исчезнувшего селения. Он стройно возвышается между грудами камней на берегу иссохшего потока. Внутренняя лестница ещё не обрушилась. Я взобрался по ней на площадку, с которой уже не раздаётся голос муллы. Там нашёл я несколько неизвестных имён, нацарапанных на кирпичах славолюбивыми путешественниками... Дорога наша сделалась живописна. Горы тянулись над нами. На их вершинах ползали чуть видные стада и казались насекомыми. Мы различили и пастуха, быть может, русского, некогда взятого в плен и состарившегося в неволе. Мы встретили ещё курганы, ещё развалины. Два-три надгробных памятника стояло на краю дороги. Там, по обычаю черкесов, похоронены их наездники. Татарская надпись, изображение шашки, танга, иссечённые на камне, оставлены хищным внукам в память хищного предка».
Виссарион Белинский высоко ценил стихи и прозу Пушкина на кавказскую тему. Анализируя творчество поэта, критик писал: «С лёгкой руки Пушкина Кавказ сделался для русских заветною страною не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страною кипучей жизни и смелых мечтаний. Муза Пушкина как бы освятила давно уже на деле существовавшее родство России с этим краем. И Кавказ – «эта колыбель поэзии Пушкина» – сделался потом и колыбелью поэзии Лермонтова».
Тут, как говорится, ни убавить ни прибавить…
«Пушкин – солнце русской поэзии». От частого употребления эта фраза немного потускнела, но не утратила своей остроты. Его стихи свежи как ветер и искромётны как шампанское. Они наполнены яркими образами и обладают глубоким философским смыслом. Взять хотя бы такие строки: «Хоть тяжело подчас в ней бремя,/ Телега на ходу легка;/ Ямщик лихой, седое время,/ Везёт, не слезет с облучка./ С утра садимся мы в телегу;/ Мы рады голову сломать/ И, презирая лень и негу,/ Кричим: пошёл!../ Но в полдень нет уж той отваги;/ Порастрясло нас; нам страшней/ И косогоры и овраги;/ Кричим: полегче, дуралей!/ Катит по-прежнему телега;/ Под вечер мы привыкли к ней/ И дремля едем до ночлега,/ А время гонит лошадей».
Футуристы призывали сбросить Пушкина с «парохода современности». Эдуард Лимонов считал его весьма посредственным писателем и «поэтом для календарей». Оставим это на совести «критиков». Ведь любому мало-мальски образованному человеку понятно, что Пушкин – особая страница в истории мировой литературы. Его стихи на века, чего не скажешь о виршах Бурлюка и Лимонова…