Чехов как мантра и предшественники Шекспира: что смотреть на "Золотой маске"
M24.ru продолжает рассказывать о программе главного театрального фестиваля России. В этот раз выпуск посвящен драматическому театру. Мы попросили одного из членов Экспертного совета этого года, арт-директора Центра имени Мейерхольда Елену Ковальскую расставить акценты в категориях номинантов и обратить внимание зрителей на актуальные тенденции.
В программе нынешней "Золотой маски" необычно много камерных спектаклей. Мы составили огромный список, и все равно за бортом оказалась масса выдающихся постановок. Малая форма и есть главный тренд сегодняшнего театра. Какое свойство объединяет эти спектакли? Плотность коммуникации, которая возникает в них между спектаклем и аудиторией. Камерный спектакль привлекает сегодня и зрителя, и режиссера, поскольку отвечает базовой потребности сегодняшнего человека – потребности в живом общении, встречи узким кругом. В цифровую эпоху такое общение пользуется бешеным дефицитом. Спектакль большой формы преследует цель произвести впечатление на толпу, поразить, донести смысл, убедить. Зрители в таком театре чувствуют себя частью коллектива, испытывают забытое чувство локтя. В большие залы люди ходят за этим чувством, задевающим за больное. Спектакли для широкой аудитории склонны к таким же широким обобщениям. Страна наша в очередной раз сегодня задает загадки о природе русского человека и русского государства – и театр откликается на это. Лев Додин в "Гамлете" рассуждает о том, что русские склонны к тирании, сколько бы с ней не боролись: она мимикрирует и всякий раз возвращается к нам неузнанной, в новом обличье. Андрей Могучий в "Грозе" БДТ имени Товстоногова впечатляюще анализирует русский катастрофизм. Спектакль Бориса Мильграма в пермском "На всякого мудреца довольно простоты" (Театр-театр) – о русском характере и готовности самых умных и талантливых наших людей прогибаться перед жизнью. "Русский роман" (Театр имени Маяковского) двух литовских художников, драматурга Мариуса Ивашкявичюса и режиссера Миндаугаса Карбаускиса – о литературе, заменившей русским действительность.
Так вот, режиссеры крупной формы склонны к широким обобщениям. Камерный спектакль – иное дело. Он создает смыслы совместно со зрителем. Человек на таком спектакле чувствует свою отдельность, уникальность. Такова комедия "Не все коту масленица" на “Сцене под крышей” Театра Моссовета. В спектакле Виктора Шамирова актер – один из нас. Мы с ним одной крови. Он одет в костюм, стилизованный под старину и говорит на устаревшем языке, но с первых же минут негласно сговаривается с нами о том, что антураж – не попытка создать иллюзию, а указание на обстоятельства. Поход в театр, комедия Островского для нас для всех – лишь повод поговорить между собой о том, во что обходятся чувства, молодость, будущее на сегодняшнем рынке. Произведение искусства на этом спектакле вступает с тобой в открытый диалог. Похожее чувство есть на спектакле Сергея Женовача "Кира Георгиевна" в Студии театрального искусства. Мы окружаем плотным кругом кровать героини и становимся свидетелями драмы. Именно свидетелями, а не вуайеристами. И драма гораздо шире того, что происходит между героями в постели – это драма целой страны. Спектакль постепенно обступает нас, зрителей, с разных сторон, создает сильнейшее чувство причастности. Фигурально выражаясь, мы играем спектакль вместе с артистами. В "Дознании" Хабаровского ТЮЗа мы уже буквально играем спектакль. Зрители под руководством артистов сами читают пьесу Вайса. Она собрана из документов Нюрнбергского процесса над нацистами. Произнося слова подсудимых, свидетелей и судей, мы будто осуществляем здесь и сейчас тот суд, который не случился в России по отношению к сталинизму. Подобную работу выполняет спектакль "Камень" петербургского Театра на Васильевском. Это история четырех поколений немцев, которых связал один дом. Но главное обстоятельство пьесы немца Мариенбурга – Холокост. Сегодня в России эту пьесу играют за отсутствием русского произведения о вине за сталинские репрессии, которая лежит на каждом россиянине, и которую мы не хотим признать. В ней показано, каким образом люди избегают чувства вины, как придумывают спасительные мифы для себя и потомков. Итак, камерность позволяет дискутировать сложные вопросы. Например, роль России в военных действиях на Украине. От Центра имени Мейерхольда, где я служу, на "Маску" номинирован спектакль "Саша, вынеси мусор!" по пьесе украинки Натальи Ворожбит. В ней речь об отношениях между мужчиной и женщиной, которые не заканчиваются со смертью. Гнев рисует в воображении украинского драматурга ситуацию на пороге оккупации страны Россией. И она развивает свою мысль: со смертью не заканчиваются и отношения человека с его родиной. Великая пьеса, я считаю: мистический реализм, гоголевская комедия, рожденная гневом и болью. Камерный театр открыт к риску, новизне, он легко отступает от канонов. В большие театры ходят убедиться, что театр таков же, как и много лет назад, а значит, есть нечто неизменное в бесконечно меняющемся мире. В небольшие театры напротив – ходят удивляться. Бесконечно удивляет московский театр "Около дома Станиславского", где Юрий Погребничко поставил "Магадан. Кабаре". Это первое по-настоящему современное русское кабаре – с французским и советским шансоном, тюремным шиком и восточной невозмутимостью. Другого рода камерная новинка – "Мирение. Телеутские новеллы" из Кемерово. Драматурги Мария Зелинская и Дурненков отправились вместе с артистами Кемеровской драмы изучать жизнь вымирающего малого народа. У спектакля есть авторы – драматурги Вячеслав Дурненков и Мария Зелинская, актеры, режиссер. Но, строго говоря, этот спектакль сочинен самой жизнью. Или, взять головокружительную работу Андрия Жолдака в Александринском театре. Это сочинение по мотивам чеховских "Трех сестер" – невероятно вольное по отношению к тексту, при этом чрезвычайно трепетное по отношению к его сути. У него там просыпаются оправленные в будущее люди, их сознание девственно, как жесткий диск нового компьютера. На их диски заносится чеховский текст, и именно он активирует в них людей. Таким образом, в этой фантазийной, свободной работе, которую можно принять за радикальную интерпретацию классики, Жолдак совершает оммаж Чехову. В номинации "Эксперимент" феноменально новой работой мне видится "Язык птиц" Бориса Павловича. Этот спектакль символически и буквально включает в культуру особых людей, за которыми наше общество неохотно признает права человека, тем более право на творчество. Если уж мы говорим о театре без границ, то нужно сказать о театре кукол. Из года в год я слышала жалобы на кризис в театре кукол о том, что нет новых имен. Что касается имен, то это чистая правда: новых имен в программе этого года нет. Зато опытные кадры создали вещи, которые очень вдохновляют. Театр кукол все чаще адресуется ко взрослым, язык этого театра лучше подходит для разговора о сложных и тонких материях, это поистине театр безграничных возможностей.