27 мая 1950 года газета «Советская Колыма» сообщила об организации в Магаданском парке культуры и отдыха зоологического уголка, «для которого требуются медведи, волки, лиса, а также хищные птицы (крупные)». Как пишет с воем блоге журналист Николай Добротворский, зверьми его пополняли добрые люди и разные случаи. Так, волчат парку задарил пастух совхоза Талая. А белого медвежонка зимой 1938-го в Магадан привезли полярные летчики – позарились на шкуру его матери. Ну а медвежонка пожалели… Умка (на чукотском языке значит — белый медведь) оказался совсем малюткой, из миски ни ел, ни пил. Выходить мишку взялись женщины из местной бухгалтерии – поили-кормили умку из бутылки с соской. Медвежонок рос и поправлялся с прозвищем Штурман. Но получил второе имя — Трубочист за шалости, доставляющие зимнему Магадану массу народного смеха. Штурман с регулярным постоянством забирался на крышу конторы, в которой работали его кормилицы, совал свои лапы в печную трубу, соответственно вымазываясь сажей. Эти подробности известны благодаря воспоминаниям бывшего репрессированного – Николая Билетова. Двадцатилетним парнишкой он попал в колымские лагеря. Работал грузчиком в нагаевском порту, в одном из городских клубов, на лесоповале. А зимой 1938-го его определили художником в магаданский парк культуры и отдыха. Там у него была мастерская. В ней он работал и ночевал. Когда взрослеющий умка стал обузой для конторы, заключенный художник взял его к себе жить. Не хочется пересказывать воспоминания Николая Билетова, настолько они самобытны по языку, и наполнены теплом. Поэтому, предлагаю его небольшой рассказ: «Меня направили на работу в парк культуры и отдыха. Там у меня была мастерская, в ней я и ночевал, лишь раз в месяц являясь в магаданский лагерь на отметку. У меня появился дружок — маленький белый песик. Прежде он жил в парке при спортивном павильоне, павильон сгорел. Снежок неприкаянно бродил по пепелищу — я его и подобрал. Мы очень друг к другу привязались, ели, можно сказать, из одной миски, не разлучались ни на час. Штурман подружился со Снежком, полюбил, играя, бороться со мною, а, повалив (чтобы доставить ему удовольствие, я всегда поддавался), всякий раз принимался «умывать» меня — вылизывал лицо. Спали мы с ним, что называется, носом к носу на широком щите, положенном на чурбаки, а Снежок всегда норовил втиснуться между нами. Пишу об этом так подробно, потому что за все годы на Колыме только в ту зиму я как-то отогрелся душой. Но эта идиллия продолжалась недолго. Штурман вымахал в огромного зверя, и однажды, играя с ним, я уже не шутейно был опрокинут на спину и придавлен тяжелыми лапами. Хочу подняться — не пускает, рычит. Прошло полчаса, может, и больше, а Штурман все «умывает» меня — того и гляди, кожу сдерет. Вокруг нас собрались зеваки, смотрят, хохочут. А мне уже не до смеха, кричу: «Позовите Лексеича!» Прибежал старик — смотритель зверинца. Он знал всякие приемы обращения со зверьем, ему удалось чем-то отвлечь Штурмана, и я вскочил на ноги. С этого дня поселили моего медведя в давно приготовленную для него клетку с выходом на бетонную площадку и в бассейн, в котором плавали глыбы льда и большой обтесанный чурбан — ему для игры. Но бедняга очень тосковал в неволе, я ему сочувствовал, и не было дня, чтобы мы со Снежком не навестили Штурмана». У входа на стадион стояли торговые лавочки, с которых гуляющие по парку могли купить себе разные кушанья-лакомства, в том числе — венские булочки. Стоили они по 15 копеек за штуку. Магаданцы выучили белого медвежонка самостоятельно их покупать: скармливали ему монетки, которые умка сплевывал на прилавок и получал за это сладкую булку. В первый год своей жизни в Магадане Штурман неоднократно становился героем газетных полос, где публиковали его фотографии и даже рисунки. Однажды Штурман-Трубочист стал темой для фельетона. А случилось вот что: гуляла по парку с детьми одна мадам весьма плотного телосложения (прибыла она в северный город недавно, поэтому еще не знала о местном ручном медвежонке). Увидев белого зверя, она перепугалась. Подбежала с детьми к небольшому фанерному домику, высадила в нем окно, пересадила через него детей и решила перелезть сама. Но спасательная операция осложнилась: толстый зад женщины застрял в оконном проеме! Штурман понюхал это дело и ушел гулять дальше. А женщине пришлось долго кричать, чтобы в будний день в полупустом парке ее кто-нибудь да услышал и спас. И услышали. Освободили женщину, только чуть расширив топором оконный проем. Через некоторое время об этой истории с веселыми картинками написали в магаданской газете. Перед тем, как Штурмана определили в клетку — умка свободно гулял по парку. Впрочем, не он один — если в клетках зооуголка жили волчата, бурый медведь, лисица и зайцы с кроликами, то северным оленям была предоставлена полная свобода. http://gorozanin.livejournal.com/11935.html
