Фронт-мен «Animal Джаз»: Для меня важнее музыка, а тексты – это Голгофа

М. БАЧЕНИНА: Всем привет! В эфире «Творцы». У микрофона Мария Баченина. В гостях у нас солист, автор музыки и, наверное, всё-таки, один из идейных, а может быть, и один идейный вдохновитель – мы с этим разберёмся – группы «Animal ДжаZ» / Zero People the Rock People Александр Красовицкий. Саша, здравствуйте! С днём рождения Вас прошедшим!

А. КРАСОВИЦКИЙ: Спасибо! Да! И здравствуйте все!

М. БАЧЕНИНА: А сколько лет, если не секрет?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Сорок четыре.

М. БАЧЕНИНА: Сорок четыре – это уже кризис нагрянул?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да он уже, я не знаю, кстати. Я, по-моему, тинэйджер до сих пор.

М. БАЧЕНИНА: Вы знаете, мы просто недавно обсуждали, что такое кризис среднего возраста с моим другом. И он мне говорит: «Мне кажется, он у меня уже был». Я говорю: «Если кажется, то, наверное, ещё не был. Ты его почувствуешь и узнаешь из тысячи».

А. КРАСОВИЦКИЙ: У меня вечный пубертатный период, по-моему.

М. БАЧЕНИНА: Внутри или в поступках каких-то, стиле жизни?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да во всём. Ну а то, что внутри, то и отражается в поступках, естественно.

М. БАЧЕНИНА: Нет, ну почему, некоторые хотят как-то казаться иначе.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Нет мне смысла, у меня и времени нет казаться. Не хватает времени на то, чтобы побыть, а уж казаться – это уж совсем. Для этого ещё в два раза больше времени нужно.

М. БАЧЕНИНА: Слушайте, а это Вы так заняты работой?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да, у меня два проекта, плюс к этому ещё разные увлечения. Вот, граффити, например, веду блог о граффити.

М. БАЧЕНИНА: Это да, это я читала.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Это очень много времени всё занимает.

М. БАЧЕНИНА: Слушайте, а зачем так?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Прикольно. Так интересно жить.

М. БАЧЕНИНА: То есть, сознательно наполнили свою жизнь, своё существование огромным количеством дел.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да даже не то, что сознательно, оно само меня, так сказать, находит. И просто я такой человек, я как-то не умею, не доделав одно, делать другое. Поэтому я, если уж чем занимаюсь, то с головой туда окунаюсь, и вперёд.

М. БАЧЕНИНА: А это чисто человеческое или это мужское такое, знаете: «Мужик сказал – мужик сделал».

А. КРАСОВИЦКИЙ: А вот с мужским как раз наоборот – я не очень люблю вообще мужские компании в частности. И мужиков, как таковых, и понятие «мужик» для меня – это, конечно, немного такое, уничижительное даже в каком-то смысле. Нет, это, скорее, просто свойство характера, воспитанное родителями: не закончил уроки – не пошёл гулять. Так оно и осталось.

М. БАЧЕНИНА: «Нет ручек – нет мультиков».

А. КРАСОВИЦКИЙ: «Нет ручек – нет мультиков», «Доживи до лета» и так далее.

М. БАЧЕНИНА: Жёстко. Вы же с Урала, если мне память не изменяет?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я родился на Урале, в Магнитогорске, но практически всю жизнь жил в Магадане. Магадан и Питер.

М. БАЧЕНИНА: Хотя нет. Подождите, какая разница тогда уж, какой регион. И родились Вы, и выросли в жёстких регионах.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да, а Питер – это ещё более жёсткий регион, несмотря на своё европейское положение, это уже ментально жёсткий регион, и морально, и эмоционально. Так что, да, закалка неплохая.

М. БАЧЕНИНА: Вы когда в Москву переехали, перебрались или стали здесь много времени проводить, в первую очередь, как это ощущалось, что там люди жёстче вынуждены быть, чем здесь?

А. КРАСОВИЦКИЙ: У меня был период жизни в Москве, практически два года, когда я жил, можно сказать, в Москве. Сейчас я опять в Питере живу. Я бы не сказал, что жёстче. Я бы сказал, что Питер, в отличие от Москвы, строгий, он диктует свои правила.

М. БАЧЕНИНА: Сам город человеку?

А. КРАСОВИЧКИЙ: Город, естественно, люди, которые его наполняют, компании, которые в нём. Он гораздо больший сноб, чем Москва. А Москва – это такая штука: вот тебе два-три-четыре правила, если ты их будешь соблюдать, тебе будет прекрасно жить в Москве.

М. БАЧЕНИНА: То есть большая деревня, правду говорят или нет?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Не знаю, Питер – тоже деревня большая. Любой город одинаков в этом смысле. Все микрорайоны неотличимы друг от друга. Центр отличается, а микрорайоны – они все одинаковые и в Питере, и в Москве, и в Пензе, и, я не знаю, в Уфе.

М. БАЧЕНИНА: А почему обратно в Питер вернулись?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Во-первых, это моё место, конечно же. Во-вторых, закончился период жизни, личных отношений.

М. БАЧЕНИНА: Принято. Слушайте, интервью бывают разные. А Вам какие больше всего запоминаются? Я объясню, почему такой вопрос.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я скажу какие.

М. БАЧЕНИНА: Хорошо, тогда объясню, почему.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Мне запоминаются интервью, в которых мне чувствуется, что человек на том конце, на другом конце стола, реально увлечён, что я ему интересен как человек. У меня отец журналистом был, он умер, с 50-летним практически стажем работы. И он мне сказал, что такое настоящий журналист – это два качества главных должно быть у настоящего журналиста: первое качество – умение заинтересовать себя любым объектом.

М. БАЧЕНИНА: Любознательность.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Вот тебе дают задание, там, рыболовецкий траулер, у капитана интервью взять – ты должен заинтересовать себя этим человеком. Даже если он дум-дум и так далее, что-то найти можно всегда. И человек должен это чувствовать. Тогда ты его раскроешь, и тогда это будет интервью. А второе – естественно, журналист должен уметь писать.

М. БАЧЕНИНА: А я почему задала этот вопрос? Знаете, я готовилась к интервью, читала многие разные Ваши интервью, старые и не очень. И у меня сложилось впечатление, на базе, наверное, двух, что Вы нас не любите. Не нас, я так, в общем, чтобы укорачивать. Какие-то односложные ответы мне что ли попадались. Но сейчас я понимаю: наверное, было впечатление как раз.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Нет, я как раз люблю давать интервью, но 90 % интервью, которых я даю, они в пустоту.

М. БАЧЕНИНА: Что значит в пустоту? Незаинтересованность?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Не то, что даже не заинтересованы. Бывает же ещё, что чисто человеческий уровень низковат: человек задаёт такие вопросы, которые можно прочитать на сайте, например, и так далее.

М. БАЧЕНИНА: А Вы можете простить человеку, который, допустим, слышал «Animal ДжаZ», а не слышал музыки, то есть слышал слова «Animal ДжаZ», название, а музыку нет, но ему интересно.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Таких много, и это хорошо. Меня это радует.

М. БАЧЕНИНА: Это нормально?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Конечно.

М. БАЧЕНИНА: У него всё впереди.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Может быть, и не сильно впереди. Может быть, это не его вообще, в принципе. Но в любом случае, если человеку интересно, то становится интересно и мне.

М. БАЧЕНИНА: Мне ужасно интересно. И это личный ответ.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Значит, мы с Вами попали.

М. БАЧЕНИНА: Нет, погодите, я не договорила. Мне ужасно интересно – это личные вопросы – почему в Вашей песне любовь мужского рода. Я над этим думаю последние двое суток, серьёзно. Я её пою последние двое суток, потому что так случилось: я её услышала по радио. Песня в моей голове звучит, но одновременно всё время бьётся вопрос.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Песня-любовь?

М. БАЧЕНИНА: Если «ты, любовь – один из нас»?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Здесь имеется в виду, это обращение такое, простое. Если ты – человек – ты есть любовь. Бог говорит: «Я есть любовь», – правильно?

М. БАЧЕНИНА: Да, и он мужского рода.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Если ты человек, если ты есть любовь, то это фактически переиначивание слов из Библии. Тут ничего такого, изобретательства никакого нет.

М. БАЧЕНИНА: Я не пытаюсь. А для меня это получился такой крючок, на который я подсела помимо самой песни и самой музыки, потому что для меня всю жизнь любовь была женского рода, и не потому, что это слово в русском языке женского рода.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Если я спою: «Если ты, любовь, одна из нас», – то это сразу адресация женской половине слушателей. А если я пою: «Ты, любовь, один из нас», – то это вообще людям. Естественно, в этом суть.

М. БАЧЕНИНА: Но это, мне кажется, такая, мужская точка зрения: если мужской род, значит, всем людям.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Мы же вдалеке от сексизма и феминизма, я думаю, взаимно.

М. БАЧЕНИНА: Вы далеки, кстати?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я думаю, да. Я-то точно далёк.

М. БАЧЕНИНА: Я в себе ещё не разобралась, иногда меня сносит в какие-то такие.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я же говорю, я люблю женщин больше, чем мужчин, как компанию, как собеседников, как вообще.

М. БАЧЕНИНА: Я вам пока что виртуально пожимаю руку. Я тоже люблю мужчин больше, чем женщин, это нормально.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я уж точно не сексист.

М. БАЧЕНИНА: А если заговорили о женщинах и о мужчинах, есть песни, которые чисто женские, чисто мужские? Я имею в виду сейчас период написания. Или универсальные? И какие-то маркеры у них есть?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Есть некоторые песни, которые даже написаны мной от женского лица. Даже я пою их. В этом ничего такого нет удивительного, потому что все мы немножко би, всё-таки. На сцене стоит, внутри, в глубине души у каждого есть какие-то такие моменты, отклонения от нормальной гетеросексуальной какой-то позиции.

М. БАЧЕНИНА: А это чем обусловлено?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Просто элементарно, мне кажется, тем, что человек, который настроен, как антенна настроена у него на творческие моменты, сочинять что-либо, или, например, рисовать, или что-то придумывать, потом это в жизнь показывать, – он немножко вдоль моральных устоев существует.

М. БАЧЕНИНА: Межполовое существование такое получается.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Как бы межморальное, я бы сказал. То есть вне даже иногда моральное. Это хорошо, потому что искусство – оно вообще границ не признаёт, естественно, то есть какие-то внутренние у каждого границы свои есть: границы пошлости, чувство меры у каждого своё, естественно.

М. БАЧЕНИНА: Да, черта – она у каждого своя.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Но в глобальном смысле, когда ты прибиваешь, простите, к Красной площади свою мошонку, и это для тебя акт искусства, то это твоё собственное право, и у тебя такие границы.

М. БАЧЕНИНА: Это акционист.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Допустим, я этого не сделаю, у меня граница понимания меры чуть-чуть дальше проходит во мне внутри. Но, тем не менее, тоже акт искусства. И в этом смысле все люди, которые занимаются искусством, в той или иной степени, они, конечно, немножко вне рамок существуют, правил морали и прочих вещей.

М. БАЧЕНИНА: Можно ли сделать вывод, что Вы даёте шанс называться подобного рода акциям или иным акциям подобного же толка искусством?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я даю шанс однозначно, во-первых, потому что я в бытовом каком-то варианте, когда никто меня не слышит, когда я разговариваю с близким человеком, я могу оценку выдать свою, то есть считаю ли я это искусством или нет. Но в публичном варианте и вообще, когда это касается каких-то заявлений, я никогда в жизни не назову что-либо не искусством.

М. БАЧЕНИНА: Вы противоречите сами себе. Вы только что говорили, что быть и казаться – Вам на это нет времени. Так вот, здесь Вы кажетесь.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Нет, это другая совсем история.

М. БАЧЕНИНА: Не туда?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Конечно. Это не игра никакая. Это просто то самое понимание границы, меры, в том числе, в своих высказываниях, которое у меня пролегает в этом месте.

М. БАЧЕНИНА: Это такт, тактичность. Я поняла, хорошо. Можно сделать ещё один вывод, что Вы новостями интересуетесь, раз в курсе таких вещей?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да, я вынужден интересоваться новостями.

М. БАЧЕНИНА: Почему вынуждены?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Потому что мы живём в экономической среде, в которой мы зарабатываем определённое количество денег. У меня есть дочь, которой я помогаю материально. То есть я вынужден интересоваться тем, что происходит, по меньшей мере, в экономической сфере. С удовольствием этим бы не интересовался.

М. БАЧЕНИНА: Ваш топ, самое главное: ставка Центробанка или что?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я периодически интересуюсь курсом доллара, да, обязательно, а как же?

М. БАЧЕНИНА: Я прочитала в одном из Ваших интервью, что Вы сказали о себе как о тяжёлой группе. И у меня сложилось впечатление, что я чего-то не понимаю, потому что, на мой взгляд, вы – не тяжёлая группа.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да, я на самом деле, действительно, так считаю. И считаю, что мы не просто тяжёлая, мы тяжёлая гитарная группа, у нас основа музыки – это, всё-таки, гитарный риф.

М. БАЧЕНИНА: Да, с этим соглашусь.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Несмотря на то, что большую роль играет клавишник, в плане мелодизма, но гитарная группа – это «Animal ДжаZ», безусловно. Тяжёлая – потому что самые наши основные композиции, те, которые составляют ось группы, творчества, те, которые приходят в голову в первую очередь, когда я сам думаю про «Animal ДжаZ», это, прежде всего, тяжёлые гитарные, драйвовые композиции, где гитара перегружена, где барабаны фигачат, где вокалист, так сказать, громко поёт. Это, в основном, «Animal ДжаZ» такой для меня.

М. БАЧЕНИНА: А что тогда говорить о death metal? Я не знаю, я сейчас с потолка взяла. Они не тяжёлые?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Это просто грани тяжести. Мы вообще при этом ещё эклектичная группа, у нас огромное количество песен мягких, нежных, лёгких, балладных, и так далее, весёлых. Но, я ещё раз говорю, если говорить об «Animal ДжаZ» и кого-то спрашивать, то, наверное, в первую очередь, человеку придёт в голову, всё-таки, какая-то песня, более-менее тяжёлая в нашем исполнении. Но это вот так сложилось.

М. БАЧЕНИНА: Давайте песню сейчас послушаем для тех, о ком я говорила в начале интервью: кто знает название, или не знал название – это уже не так важно, узнали – а ещё с творчеством незнаком. С чего начнём?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Давайте с песни «Дальше» и начнём.

М. БАЧЕНИНА: Это «Хранитель весны» 2015 года.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да, это наш свежий альбом, относительно свежий.

М. БАЧЕНИНА: Слушаем.

(Звучит песня).

Саша, а Вы тоже говорите «крайний альбом»? Или говорите «последний» – не боитесь?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Нет, я почему-то боюсь «последний» говорить, но я слово крайний тоже не люблю.

М. БАЧЕНИНА: Не могу, что-то у меня мурашки бегут, когда я слышу это слово.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я каждый раз выкручиваюсь, но, скорее, я скажу крайний, чем последний. А вот сейчас я придумал свежий и, наверное, теперь буду свежий говорить.

М. БАЧЕНИНА: Свежий – ну, ничего. А Вы вообще суеверный человек? Или все музыканты суеверные?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Не знаю, как насчёт всех, у меня точно есть определённые ритуалы, и я стараюсь их не нарушать, особенно, перед концертом.

М. БАЧЕНИНА: А можете какие-то раскрыть, если не секрет?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Это как раз достаточно интимная штука. Я не буду.

М. БАЧЕНИНА: Да ладно, нет, не буду лезть, не разувшись, в душу.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Это я не раскрою.

М. БАЧЕНИНА: Хорошо. Вы выступали на разогреве у Linking Park. И возникает вопрос: тут понятна и коммерческая составляющая, без которой не уйдёшь, потому что группа классная, известная. И мне всегда интересно, когда я бывала на концертах, вижу группу на разогреве – я как зритель могу радоваться или не радоваться этой группе, в зависимости от того, люблю я её или нет. А, когда я себя ставлю на место музыканта, правда, это не обидно?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Это очень-очень полезно, это очень полезно для возвращения к корням своим собственным, то есть, когда ты стоишь на сцене в такой ситуации, ты как будто бы опять молодой музыкант, которого никто не знает, и которому нужно с нуля завоёвывать аудиторию. То же самое происходит на больших фестивалях, на огромных фестивалях, где реально много народу, типа «Нашествия», например.

М. БАЧЕНИНА: Они собрались пиво попить или послушать в первую очередь?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Там, конечно, более целевая аудитория, но, кстати, на Linking Park нам было проще, потому что там как раз, когда мы заиграли наши «Три полоски», вообще весь «Олимпийский» на уши встал, потому что это как раз целевая наша аудитория. А вот когда-то, скажем, когда мы грели, например, RHCP, в Петровском, в Питере, вот тогда там было сложнее, и это очень круто, потому что ты снова как будто бы оказываешься такой котёнок перед лужей, трогаешь её лапкой, не знаешь, что это такое вообще. Это очень круто! Это освежает твои собственные мысли.

М. БАЧЕНИНА: А, то есть получается, вообще вы в жизни любите такой челендж?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Не то, что люблю. Но, как мне мама сказала тут недавно: «Боже мой, Боже мой, ничего тебе легко не даётся в этой жизни». Она, эта жизнь, действительно, меня не гладит по голове, а ставит мне постоянно эти вызовы сама. А я просто преодолеваю их напролом, что называется, то есть я никогда не обхожу эти стены, а бьюсь в них головой уже много лет, в одну, например, которая называется формат. Упорно бьёмся головой, ничего не собираясь в себе менять. И ждём, когда этот формат, наконец-то, треснет от наших лбов, сам.

М. БАЧЕНИНА: Это кто-то Вам говорит о том, что Вы где-то там неформатные?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да все говорят, всегда.

М. БАЧЕНИНА: Я клянусь, я удивлена сейчас. Я, действительно, удивлена, потому что я сейчас сидела и полтора часа слушала Ваши песни. И поймала себя на мысли, я не знаю, это прилично с моей стороны или не совсем, но одна меня настолько пробила, а я знаю почему – потому что я с детства слушала ту музыку, которую предпочитали мои родители, и, естественно, они стали какими-то кирпичами в моей музыкальной базе. И одна песня, я даже волнуюсь, «Шаг-вдох» – знаете, что я слышала? Я слышала «Реки и мосты» «Машины времени». Я просто сидела и слушала раза три. Я сижу и думаю: «Да не может этого быть!». Какой же это неформат?!

Вас вообще раздражает, когда вас с чем-то сравнивают или пытаются подогнать: «А вы сделайте вот как эти»?

А. КРАСОВИЦКИЙ: «Реки и мосты», кстати, мой любимый альбом у «Машины».

М. БАЧЕНИНА: Да, такая же история.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Единственный альбом, который я вообще у них, по большому счёту слушал как альбом именно. В 1980-х годах на пластинке отец притащил.

М. БАЧЕНИНА: Двойной альбом такой с их фотографией.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Честно говоря, насчёт форматности, всё-таки, я вынужден ещё раз повторить, потому что я сам с первых моментов существования группы «Animal ДжаZ», с первых песен, которые мы сделали на репетициях, я абсолютно уверен был, что это совершенно широкоформатная музыка для большого числа людей. Но очень быстро на радио мне объяснили, не на одном радио, а на многих радио потом объясняли, а потом я уже и перестал разговаривать на эту тему с ними совсем, о том, что у Вас в текстах, молодой человек, не хватает чёткости формы образов. То есть, честно говоря, если говорить простым русским языком, вообще иногда непонятно, о чём Вы поёте.

Но я согласен с тем, что я в плане текстов не настолько конкретен, как Александр Васильев, например, из группы «Сплин», которого я безмерно уважаю именно как поэта, или как, скажем, Земфира, или уж как Шнуров тот же, конкретней некуда.

М. БАЧЕНИНА: Остановитесь, подождите. Земфира – там есть к чему придираться с этим же вопросом.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Это другой вопрос, сейчас не об этом. У меня лично такое вот понимание этих авторов. А у меня, действительно, образы иногда размытые слегка, но я-то знаю, о чём пою, у меня нету песен ни о чём. В общем, раз, два, три, четыре столкнувшись с таким мнением программных директоров на счёт группы «Animal ДжаZ», я перестал в этом смысле переживать, расстраиваться, это всё моё расстройство закончилось где-то в 2006 году. И мы просто продолжили дальше играть ровно ту же музыку, которую любим сами играть, не меняя ничего в песнях: ни одного аккорда, ни одного момента обработки, думая о том, что это может кому-то понравиться или не понравиться. И вот уже 15 лет группа существует. Вроде бы как она, одну песню в неделю можно где-нибудь услышать на радио, может быть, даже один раз в месяц на каком-нибудь телевидении какой-нибудь клип перехватить даже с нашим участием. Но не чаще, да и, наверное, это хорошо. Зато мы сохранили абсолютно эту свежесть, полную какую-то независимость.

М. БАЧЕНИНА: И принципиальность.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Ну, принципиальность – это необходимое условие выживания. 15 лет непринципиальная группа не выживет.

М. БАЧЕНИНА: А вообще количество тут переходит в качество, когда вы работаете на своей волне, и множится количество людей, которые узнают и начинают любить. И, соответственно, уже это начинает заставлять СМИ и радиостанции что-то делать?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Не знаю. Я, честно говоря, вообще мало задумываюсь в последнее время о СМИ и радиостанциях в этом смысле. А вот о людях я думаю часто. И я думаю, что да, но не просто от количества лет, прожитых группой, а от количества работы, которую группа делает. Примерно где-то раз в два года у нас созревает новый альбом, при том, что мы это не планируем, оно как-то само так получается. Мы постоянно придумываем новые песни, у нас не было ещё ни разу за 15 лет периода, скажем, месяца три, когда бы мы не написали ни одной новой песни сами для себя где-то на репетициях. У нас минимум раз в три месяца песня рождается, а, скорее всего, чаще. И, соответственно, обновляем потихоньку наши концертные программы, регулярно выпускаем альбомы, синглы и те же клипы. Вот это как раз и сказывается на количестве людей.

М. БАЧЕНИНА: Вас раздражает такое слово – лидер группы?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Вы уже не первый раз сегодня в точку попадаете. Раздражает. Не то что раздражает – я стараюсь так не говорить. Я всегда предпочитаю слово фронт-мен. Оно, по крайней мере, точно описывает мою позицию на сцене.

М. БАЧЕНИНА: Да.

А. КРАСОВИЦКИЙ: А лидер группы – это очень сложная вещь, потому что когда у меня, например, затишье, внутреннее, творческое, условно говоря, то лидером группы становится, например, наш гитарист, который приносит новый риф и новую песню. Так что в этом смысле у нас в хорошем смысле идёт перетягивание каната такое в правильном смысле.

М. БАЧЕНИНА: У вас демократия в коллективе?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Нет, у нас, скорее, конституционная монархия.

М. БАЧЕНИНА: Я поняла.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я такой товарищ, сидящий где-то там.

М. БАЧЕНИНА: Вы Елизавета или Филипп?

А. КРАСОВИЦКИЙ: У нас все вопросы решаются коллегиально, но финальное слово, всё-таки, в основном, наверное, за мной остаётся. Но это как-то так сложилось исторически.

М. БАЧЕНИНА: А Вы никогда не хотели или не задумывались над тем, что могли бы быть не фронт-меном, а гитаристом, бас-гитаристом, клавишником, барабанщиком – кем-то из музыкантов?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Нет, я иногда смотрю на них и думаю: «Блин, парни, как мне повезло, а вам – нет», – когда они, например, со своими тремя баулами с примочками, с двумя гитарами, вот он бедный один тащит всё это, или техник тащит ему это всё, я думаю: «Как же вам не повезло». А у меня инструмент встроенный, я на концерты иногда с одной сумочкой приезжаю, на поясе которая висит. Нет, я думаю, что в этом смысле не хотел бы.

М. БАЧЕНИНА: А я всё время думаю о них, о тех, о ком мы сейчас говорим, что этими людьми нужно родиться и настолько любить своё дело, чтобы не расстраиваться, что вот Вы сейчас на интервью, а не один из них.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Нет, у нас в этом смысле с амбициями всё уравновешено в группе, причём довольно давно уже. В общем-то, как-то никогда не было особых проблем, что кто-то почитал, что его мало, а меня, например, много. Так уж получилось, я пишу тексты, я отвечаю за идейное содержание этой группы. Естественно, я по идее и должен говорить об этой группе, хотя у нас очень часто бывает, например, я болею, а интервью даёт клавишник или гитарист. Такое тоже бывало.

М. БАЧЕНИНА: Я детский вопрос хотела задать: кто важнее, клавишник или гитарист? Но я не буду – это глупо. Ужасно захотелось.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да, это, естественно, не очень, это детский вопрос.

М. БАЧЕНИНА: О текстах тут два сразу вопроса. Первый – пусть он по наивности дальше будет идти за первым глупым: что, на Ваш взгляд, главнее: лирика или музыка?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Для меня всегда была важнее музыка, и есть, и будет важнее музыка. Для меня всегда интереснее открывать рот и издавать звуки, а писать тексты – это ужасно, это Голгофа.

М. БАЧЕНИНА: Может быть, она тогда и главнее?

А. КРАСОВИЦКИЙ: То, что называется трудом, а я трудиться люблю только там, где я люблю. Нет, музыка для меня на первом месте стоит. У нас всегда творческий процесс происходит следующим образом: мы придумываем полностью песню, полностью аранжировку, 99 % наших песен так написано.

Сначала музыка, а потом идёт текст. А потом уже я, когда готова песня, готова вокальная партия на каком-то рыбьем, непонятном, полу-английском языке, тогда потом я уже начинаю понимать, о чём эта песня.

М. БАЧЕНИНА: А правда ли, что исполнитель, который не является автором песни, тот же фронт-мен группы, когда кто-то другой пишет эту песню, то ему, действительно, очень тяжело пропустить её через себя?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Не в нашем случае.

М. БАЧЕНИНА: Нет, это не в вашем случае, а я и не про Вас, я про Ваше ощущение, впечатление, мнение, мысли.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Мне трудно говорить о других, я могу только о нас говорить.

М. БАЧЕНИНА: У Вас нет знакомых исполнителей, коллег Ваших?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Которые бы жаловались, как им тяжело?

М. БАЧЕНИНА: Нет, на которых Вы бы смотрели и думали: «Чёрт, а это как: «Идёт бычок, качается»? Да не обидятся поклонники Барто.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Не знаю я таких, у меня как-то нет таких ощущений, впечатлений, и опыта такого вообще нет. Вообще я не понимаю, как можно петь чужие тексты.

М. БАЧЕНИНА: А, Вы и попались. Вот я об этом же и говорю. И я такое видела, что невозможно поверить человеку, когда он про любовь петь начинает, а поёт про поход в магазин за продуктами.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Нет, я имею в виду, во-первых, исключительно рок-группы, то есть это касается рок-музыки, а не эстрадной музыки. Например, Пугачёвой, которая поёт чужие песни, я верил всю жизнь, за исключением её кабацких самых таких песенок.

М. БАЧЕНИНА: Где давит грудь подоконник?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Эта всякая история. А, например, скажем, «Не отрекаются, любя», когда она поёт песню, у меня всегда прошибает мурашки, и слёзы наворачивается, хотя человек поёт не им написанное, но как поёт! Так что нет. В рок-музыке – тут сложнее с этим делом. Я считаю, что группа «Ария» – это не совсем рок-группа в этом смысле. То есть группа, поющая песни, написанные женщиной, Маргаритой Пушкиной – это для меня вообще сложно уложить в голове.

Но, опять же, я ещё раз говорю, опыта общения с такого рода музыкантами у меня не было, поэтому я не знаю, тяжело ли им самим это всё делать. Я лично так бы не смог.

М. БАЧЕНИНА: А я с Вами соглашусь, я потому что я очень хорошо слышу, что это женская песня, и я её воспринимаю, ну, я вообще её не воспринимаю, я не являюсь просто поклонницей. Но вот сейчас как-то стало всё на свои места, я поняла, почему так происходит.

Хорошо, мы с Вами почти ровесники, и вот какой вопрос: во времена юности нашей, про Пугачёву Вы сказали, всё было очень понятно, в песнях, я имею ввиду, в лирике: это чёрное, это белое, он хороший, она плохая, или, наоборот, он плохой, она хорошая, или любовь, или трагедия.

А сейчас, Вы уже говорили о размытых образах и об абстрактных каких-то таких стихах. А почему сейчас так происходит? Потому что, я не знаю, стресс возвели, то есть, признали болезнью? Или больше сумасшедших стало? Или стало позволяться больше писать, о чём хочешь?

А. КРАСОВИЦКИЙ: А мне не кажется, что что-то изменилось в каком-то глобальном смысле здесь. Вообще человечество меняется мало, в процентном соотношении содержание, так сказать, людей меняется мало. В процентном соотношении, что в Древнем Рим, что сейчас – примерно одинаково, я считаю. То же самое касается любой сферы, то же и касательно песен, текстов: я не думаю, что сейчас что-то изменилось глобально по сравнению с 15-летием назад.

М. БАЧЕНИНА: Сейчас вряд ли кто-то напишет: «А ты такой холодный, как айсберг в океане».

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да запросто, вон, достаточно послушать Анжелику Варум, там до сих пор пишут это же самое всё.

М. БАЧЕНИНА: Я, честно говоря, давно не слышала. Хотя, наверное, не увлекаюсь.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Нет, в этом смысле ничего не меняется.

М. БАЧЕНИНА: А Вы откуда знаете, что у Анжелики Варум?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Странствуя по свету, я не закрываю глаз.

М. БАЧЕНИНА: Нет, я, знаете, почему удивляюсь? По крайней мере, удивление звучит в голосе. Потому что я ещё цитирую: «Мы никогда не будем играть перед нациками, сатанистами и Джастином Бибером. В остальном, границ нет. Я с Тимберлейком спел бы, например», – это Ваши слова. Нацики и сатанисты вычёркиваем – тут понятно всё. С певицей Максим у вас есть совместный проект, песня. А Джастин Бибер-то чем не угодил? Можно же как-то?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Это я тогда для красного словца сказанул. Ничего, Джастин Бибер как Джастин Бибер, на здоровье.

М. БАЧЕНИНА: Нормально? Вот так тебе человек говорит, говорит, потом оказывается, что просто для красного словца.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я же говорю ещё раз.

М. БАЧЕНИНА: Чтобы только отстали, что ли?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Что там, «мужик сказал – мужик сделал», это не ко мне. Я сказал сейчас и завтра назад взял. Нет, на самом деле, Джастин Бибер – это такая условная как бы единица.

М. БАЧЕНИНА: Собирательный образ?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да. Для кого-то певица Максим на нашем поле – тоже своеобразный Джастин Бибер. Но для меня это совершенно, конечно, человек другого полёта. И когда мы с ней сотрудничали – это, конечно, были личные отношения, во-многом, личная жизнь, что называется. Но, кроме всего прочего, это было исключительно желание встроить её в рок-коллектив, внутри, в этой песне, ничего в ней не меняя, и ничего в нас не меняя. И посмотреть, что получится, можно ли скрестить женский голосок такой, который у многих совершенно с другими вещами ассоциируется, да?

М. БАЧЕНИНА: Нежный такой, наивный.

А. КРАСОВИЦКИЙ: И вдруг с «Animal ДжаZ». И я знал, что это разорвёт, что называется, одно место у поклонников металлической музыки в творчестве «Animal ДжаZ», металлической нашей составляющей. Но, тем не менее, мы специально пошли на этот эксперимент. И в итоге я, слушая эту песню сейчас, понимаю, что органично всё получилось, офигительно всё получилось. В этом смысле и Джастин Бибер бы вписался, ну не в эту песню, так в другую. То есть это хороший эксперимент был, исключительно творческий.

М. БАЧЕНИНА: А с кем ещё можно поэкспериментировать, на Ваш взгляд?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Опять же, наверное, определённые границы всё-таки есть, хотя для меня, например, было бы совершенно удивительно, скажем, взять какую-нибудь одиозную личность и заставить её быть нормальной.

М. БАЧЕНИНА: Верка Сердючка?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Верка Сердючка – это, наверное, уже всё, это запрещённое. Там просто тембр голоса такой, который не встроить никуда. Или, скажем, Боря Моисеев – тоже, он любую песню превратит в шутовство какое-то.

М. БАЧЕНИНА: Хорошо, тогда кто?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Не знаю, какой-нибудь Шура, например, певец. Вот у него офигенный голос. Не знаю, как у него сейчас с голосом, но, по крайней мере, те песни, что я слышал когда-то давно, у него был нереальный голос совершенно. И вот взять, заставить его стать нормальным человеком хотя бы на 30 секунд, и эти 30 секунд сделать с ним совместную песню в «Animal ДжаZ». Это я от балды сейчас говорю.

М. БАЧЕНИНА: Я понимаю.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Это было бы интересно. Мне интересно показать в этом человеке то, что в нём не видно, когда он сам творчеством своим занимается. И это тоже нам даст тот необходимый контрапункт в нашей песне, которого зачастую там не хватает. Вот, скажем, Шнур, когда записал с нами песню в 2004 году, это был контрапункт нереальный к моему такому «о-хо-хо» голосу – и вдруг такой: «на-на-на-на» – вот этот реп от него в конце песни. У нас есть песня совместная со Шнуром. Это был очень крутой тандем внутри этой песни. Или, скажем, с Влади – тоже у нас была песня. Это всё те случаи, когда человек оттеняет, дополняет и вообще переворачивает с ног на голову ощущение конкретно этой песни. То же самое и с певицей Максим получилось. Это получилось круто, я считаю.

М. БАЧАЕНИНА: А вот, смотрите, если, допустим, кто-то сам придёт, или какой-то шанс выпадет – это не так важно, но очень крутой исполнитель, вами уважаемый – я сейчас рисую предлагаемые обстоятельства. Вот момент, когда возникает понимание, что: «Ого! А здесь будет вот такая конкуренция, я могу немножечко на его фоне как-то проиграть несколько очков». Такое возможно?

А. КРАСОВИЦКИЙ: В нашей ситуации, конечно, нет, потому что у нас, прежде всего, сперва идёт личное знакомство с человеком и какая-то человеческая симпатия. Так было со всеми, с кем у нас коллаборация. Там, с Васей Васиным – ещё я не упомянул его, например. А уже потом, исходя из этого, в студию люди приходят. Так что да, у нас, конечно, это вряд ли возможно.

М. БАЧЕНИНА: Тогда, чтобы закрыть слегка, скажем так, блок про остальных, про коллег и блок сплетен: есть такое: отдельно про слушателей хочу, отдельно про музыкантов. Знаете, что можно начать с фразы: «Ну, как же они не понимают!». Это можно сказать, что расстраивает, бесит.

А. КРАСОВИЦКИЙ: О, это запросто могу.

М. БАЧЕНИНА: «О, как же они не понимают-то!» – что-то такое, да?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Вот только что был на полуфинале такого фестиваля для молодых групп, который называется Emergenza, в Петербурге он, смотрел на молодые группы. И вот у меня в 90 % случаев того, что я видел, был именно такой возглас: «Что же они не понимают, зачем они вообще на сцене находятся?! Что они там должны делать».

М. БАЧЕНИНА: Я хочу анонсировать, что послушаем ещё одну песню, правда, чуть позже. Закончили мы на том, что Вы что-то когда-то делали на сцене того, что сейчас не будете ни за что и никогда, а что это?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да я вообще не очень люблю смотреть свои старые видеозаписи. Сейчас у нас один товарищ крутой в Петербурге занимается документальным фильмом о группе «Animal ДжаZ», об истории группы. В конце года мы его покажем. И вот он попросил собрать архивные материалы, видеоматериалы. По сусекам помели мы, я отсматривал в итоге, чтобы там лишнее не попало. И я просто мучился, отсматривая, на этого вокалиста смотреть.

М. БАЧЕНИНА: Что это за мужик на сцене? О Боже!

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я очень медленно учился себя вести. И сейчас до сих пор не научился: адекватно песне, адекватно ситуации в зале, адекватно настроению. Я чётко вижу, когда этот человек переигрывает, когда он не доигрывает. Я имею в виду себя, вокалиста.

М. БАЧЕНИНА: Я понимаю.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я с такой же меркой подхожу и к тем, на кого смотрю на сцене, другие группы, уж к молодым – тем более. Поэтому мне было, конечно, невыносимо смотреть на эту Emergenza.

М. БАЧЕНИНА: У меня такое складывается впечатление, что Вы себя держите в ежовых рукавицах, причём по собственному желанию.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да, это есть такое.

М. БАЧЕНИНА: Вообще очень строгий по отношению к себе и, возможно, к другим.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Да, я иногда даже жестокий, это бывает.

М. БАЧЕНИНА: Ладно. Подача – Вы тоже упоминали о подаче песни. Вы как-то над этим работаете? Или это должно быть просто органично, должно прийти?

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я абсолютно не работаю над этим. Я просто как-то потихоньку с годами, по ходу, начинаю больше самого себя понимать. А это залог адекватного понимания на сцене, когда ты ищешь мир в своей душе, условно говоря, когда ты думаешь о своей душе 90 % времени в сутки, заботишься о том, чтобы понять себя самого. На самом деле, это самая главная задача любого человека, мне кажется: вовсе не вырастить детей, дерево, дом построить, а, прежде всего, понять самого себя, глядя в зеркало, смотреть, не отрываясь, и не бояться этого человека, которого ты там видишь. Это вещь, к которой стоит идти всю жизнь. Собственно, она и мало достижима, как любой абсолют. Понимание себя – это вообще абсолютная такая вещь, это фактически Иисус Христос, он очень хорошо себя понимал. И, собственно, у него вообще проблем с этим не было. Но на то он и Иисус Христос.

М. БАЧЕНИНА: Стоп, нет, у него была задача, с одной стороны, самая сложная, которая вообще существует. А с другой стороны, лёгкая – он знал свой финал, он знал, чем всё кончится.

А. КРАСОВИЦКИЙ: Я имею в виду в конце уже своей жизни. А так он всю жи?