Онкология для бедных и богатых

По сообщению Латвийской ассоциации онкологов, количество онкобольных в Латвии за последние десять лет выросло на 39% и онкологические заболевания являются второй главной причиной смертности в стране. Если в 2004 году на учете стояли 53,6 тысячи пациентов, то в прошлом году было зарегистрировано уже 74,6 онкобольных.

Кроме того, по сравнению с другими странами Европы в Латвии раковые заболевания диагностируются на более поздних стадиях. О том, кто в этом виноват и что с этим делать, мы спросили у человека, который стоит у руля латвийской науки врачевания,  профессора, ректора Рижского университета им. Страдыня и практикующего в онкологии хирурга Яниса Гардовского.

Кто портит статистику

— Господин Гардовский, почему наука развивается, появляются новые эффективные методы борьбы с этим тяжелым недугом, а ситуация только ухудшается?

— Я не могу сказать, чтобы ситуация в Латвии в целом  ухудшилась или улучшилась, все дело в том, что онкология — это все–таки болезнь пожилых людей, а у нас в стране их очень много, в то время как молодые уезжают. И удельный вес онкологических больных у нас больше не потому, что все вдруг начали болеть, а потому, что увеличивается удельный вес людей в возрасте. И если бы те 300 тыс. молодых, что уехали, вдруг вернулись, процентный показатель бы выровнялся.

— Врачи также бьют тревогу, что люди запускают заболевание…

— Это вторая проблема. Действительно запускают — из–за каких–то предрассудков, необразованности, незнания элементарных вещей люди далеко не всегда при первых тревожных признаках обращаются к врачу. Хотя основные исследования у семейного врача — бесплатные, и было бы неправильно говорить, что у нашего населения нет доступа к семейным врачам. Конечно, существуют очереди на аппараты, например, на компьютерное обследование, но мы в нашей больнице Страдыня всегда стараемся как–то решить этот вопрос, чтобы больные с подозрением на онкологию получали эти обследования в первую очередь. Про другие медицинские учреждения я не могу ничего сказать, но если онкобольные стоят в общей очереди, то, конечно, за то время, что они будут ждать три–шесть месяцев, болезнь можно запустить. Я думаю, что пациент с подозрением на онкологию должен быть обследован в течение двух–трех недель.

Думай о худшем

— Вы упомянули первичное обследование у семейного врача. А насколько наши терапевты наблюдательны и профессионально подготовлены, чтобы вовремя заметить у своего пациента опасные симптомы?

— Я всегда говорю, что врачам надо думать о худшем, чтобы потом поздравить своего пациента с лучшим. Нас так учили. Если мы будем думать, что у всех только геморрой и нет рака, тогда, конечно, мы его пропустим. А если мы сперва подумаем о том, чтобы исключить рак прямой кишки, и только потом обратим внимание на геморрой, тогда мы гораздо быстрее поставим правильный диагноз на ранней стадии.

— Но болезнь часто прячется внутри, никак не проявляя себя. Какие современные технологии помогают сегодня вовремя обнаружить рак?

— Мы сейчас строим медицинский центр в Пардаугаве, и через год жителям Латвии будет доступна самая точная диагностика на самых ранних стадиях развития заболевания. Данный метод предусматривает использование в диагностировании недолго (15–110 минут) живущие радионуклиды. Пациента обследуют на томографе нового типа (позитронно–эмиссионный томограф, или ПЭТ) вместе с компьютерным томографом. 

Центр будет синтезировать и экспортировать в рамках научных проектов необходимые для исследования новых лекарств радионуклиды (радиоизотопы) в Вильнюс, Каунас, Витебск, Минск, Таллин, Тарту. В этих городах можно проводить ПЭТ–диагностику, но там не производят изотопы (сегодня их импортируют из Германии и Финляндии). Мы же планируем сами производить 5000 доз в год. Работать центр начнет в 2016 году. Радиоактивный препарат запускается в вену, а камера позволяет определить, где он оседает. Это более точный метод, чем компьютерная томография и магнитный резонанс. Специфические радиоизотопные медикаменты будут чувствительны к раку простаты, молочной железы и др.

Если хилый — сразу в гроб

— А какова будет пропускная способность нового центра? В нем уже не будет очередей на обследование?

— Пропускная способность будет большая, но метод этот дорогой — одно обследование стоит около тысячи евро. Вопрос в том, кто будет это оплачивать — государство или сами пациенты. Это пока не ясно. Единственное, что можно сказать, — столь дорогостоящий метод не требуется при простых обследованиях, таких, например, когда мы прощупываем узел в молочной железе или можем обследовать прямую кишку с помощью эндоскопа. Данный метод больше рассчитан на то, чтобы оценить, нет ли метастаз, каков результат лечения после химиотерапии или хирургии, он не применяется как первичная диагностика.

— Между тем, говорят, у людей с диагнозом рак все деньги уходят на лечение, а если денег нет, то и шансов на выздоровление практически не остается. Насколько дорог сегодня процесс лечения онкобольных  в Латвии?

— Смотря что вы вкладываете в понятие «дорого». Операции бесплатные, пациентский взнос для таких больных снижен, но все равно они должны платить за койко–дни в стационаре и за некоторые медицинские услуги. Но я думаю, это сумма не такая, чтобы тормозить лечение. Существует специальная государственная программа, по которой их лечение финансируется из госбюджета. Химиотерапия тоже оплачивается государством, но в основном только базовые медикаменты, применяющиеся  уже давно, десятки лет. И не всегда они столь же эффективны, как новые, современные препараты, которые очень хорошо действуют, но и стоят очень и очень дорого, суммы могут  составлять до десяти тысяч евро в месяц.

— То есть получается, что без лечения государство тебя не оставит, но если ты хочешь получить качественное медицинское обслуживание, а не довольствоваться тем, что дают, готовься за все платить сам, и обойдется тебе это очень дорого?

— Так получается. Наше государство не столь богато, чтобы оплачивать ультрасовременные препараты, еще раз повторю, они очень дорогие — речь идет не о сотнях, а о тысячах евро. Хотя, конечно, все пациенты хотят получать самое современное лечение, и это дилемма: насколько мы можем и не можем помочь за счет госсредств. Но при наличии денег в Латвии доступно сегодня самое современное лечение, хотя за такие деньги его можно получить и за границей. Если мы говорим о химиотерапии, то все зависит от того, что рекомендует врач: какие схемы лечения, какие препараты и что больной может «поднять».

Анжелина Джоли была права

— Мы все говорим с вами о количестве заболевших, а кто–нибудь ведет подсчет выздоровевших?

— Такой учет в государстве ведется. И мы можем видеть результаты, сколько больных при какой стадии выживают, есть статистика 5–летней и дольше выживаемости и другие положительные цифры. Но надо сказать, что эти показатели при онкологии очень разные. Есть виды рака, при которых результаты более положительные, скажем, рак молочной железы, толстой кишки, и есть виды, где результаты очень плохие, как например, легкие, поджелудочная железа, желудок, для которых еще нет таких современных хороших препаратов.

И здесь очень важно локализовать опухоль на ранней стадии: чем раньше будет поставлен  диагноз, тем больше можно надеяться на выздоровление или более длинный срок выживаемости. При, скажем, раке толстой кишки, даже на третьей стадии, показатель выживаемости довольно хороший. Также и при метастазах в печени, которые можно оперировать или провести химиотерапию, 30–40% больных живут еще не менее 5 лет. Так что многое зависит от локализации, от характера и гистологического строения опухоли. Мы не можем сказать, что при всех видах рака результаты одинаковые.

— Становится понятно, что не нужно тянуть с визитом к врачу. Но, может быть, пойти еще дальше и, как Анжелина Джоли, вырезать у себя сразу все что можно для профилактики? Как вы относитесь к такому решению?

— Положительно, это хороший пример. В данном случае речь идет о специфической разновидности рака, у Джоли наследственный рак и большой риск заболеть раком груди и яичников, при том что была обнаружена мутация гена, которая обуславливает развитие этого рака. Поэтому актриса последовала профилактической программе. Мы тоже рекомендуем в таких случаях делать подкожную мастэктомию, а женщинам послеродовой функции, скажем, после 40 лет, удалять яичники. У нас в Латвии также было несколько пациентов, у которых был найден ген рака по наследству, обуславливающий развитие онкологии, а мать, бабушка и сестра, то есть сразу несколько близких родственников по кровной линии, болели раком — риск заболеть составлял 70–80%. Анжелина Джоли показала нам пример.

— Это действительно гарантия, что раком яичников и груди уже не заболеешь?

— Да.

— А разве где–то в другом месте не может появиться опухоль? Все ведь не вырежешь?

— Все в жизни может быть, точно мы сказать не можем. Но по крайней мере мы знаем, что обнаруженный ген способствует развитию опухоли, научные данные свидетельствуют, что почти 100% людей с таким геном заболевают этим видом рака.

— Трудно быть онкохирургом?

— Конечно, самое светлое в моей профессии — когда операция дает хороший результат и потом встречаешь пациента на улице или он приходит в гости через несколько лет и полностью здоров. А самое печальное, когда молодые люди запустили опухоль и умирают, а помочь уже нельзя.

Татьяна МАЖАН