Какой протекционизм нужен России

В кризис приверженцы экономического протекционизма обычно празднуют победу над апологетами открытой экономики. Общество потребления требует открытости границ и беспрепятственной торговли – просто потому, что ни одно государство в мире не способно производить лучшие образцы всех товаров и услуг, на которые есть спрос внутри этого государства. Если деньги не проблема, вы хотите покупать лучшее, что есть на глобальном рынке. Но когда денег становится мало, покупать приходится то, что дают.

Условные «глобалисты» повторяют тезис о том, что торговля и конкуренция – двигатель прогресса. Но это максима, которая работает при многих «но» и «если», то есть в большинстве случаев вообще не работает. Вот примеры таких «если». Если государство уже располагает развитой и технологически продвинутой экономикой. Если конкуренция не уничтожает местного производителя как такового, не давая тому даже шанса потягаться с большими игроками. Если условия конкуренции (уровень налогообложения, зарплаты и т. п.) у местных и иностранных производителей примерно равны. И так далее и тому подобное.

Согласитесь, в большинстве случаев конкуренция не является в полной мере честной. При этом в противостоянии «своего» и «чужого» последний, как правило, рано или поздно берет вверх. Просто потому что «их» всегда больше, чем «нас». Технологии «взлома» рынков давно известны – от тонких механизмов скрытого демпинга по отношению к большим открытым экономикам (как, например, Россия) до реализации мер «вашингтонского консенсуса», ведущего к снятию любых барьеров, по отношению к малым открытым экономикам (как, например, соседняя Украина). Однажды захватив рынок сбыта, корпорации долго не выпустят его из рук.

Если приверженцы открытия границ неправы, то получается, что правы их оппоненты – протекционисты? Тоже не совсем верно. Всемерный протекционизм играет на руку производителю, но бьет уже по потребителю товаров и услуг. Яркий пример – введение с 1 июня временного запрета на импорт топлива в Россию. Потребитель негодует, и его можно понять. Страна, являющаяся одним из крупнейших производителей нефти и нефтепродуктов в мире, защищается от дешевых бензина и дизельного топлива, чтобы сохранить внутреннее производство и рабочие места. В случае нефтянки звучит по меньшей мере странно.

Но если присмотреться внимательнее, мы увидим, что основные импортные поставки шли из Белоруссии, чьи нефтеперерабатывающие заводы плотно сидят на российской нефти. При этом белорусские нефтепродукты не содержат в своей себестоимости аналогичной российской доли налогов и сборов, а потому легко перебивают цену местных бензинов и дизтоплива. При относительно высоких ценах на нефть разница в налоговой составляющей стоимости нефтепродуктов, произведенных в двух соседних странах, не столь заметна, ее легко перекрывают логистические издержки. Но при нынешних ценах она порождает такие вот топливные парадоксы.

Глубинная же его причина обусловлена странностями российско-белорусской интеграции. Вместо запрета импорта, который одновременно раздражает и Минск, и потребителей топлива в России – а транспортом пользуются все – стоило бы разобраться именно с этими странностями. Тут на одного раздраженного будет меньше, но в случае с Белоруссией это не впервой.

Или вот другой пример. На днях Евразийская экономическая комиссия вновь ввела заградительную пошлину на железнодорожные колеса производства украинской компании «Интерпайп». Эта компания давно уже стала крайней в споре российских производителей колес и потребителей в лице частных поставщиков вагонов и РЖД. На рынке дефицит – пошлину снимают, профицит – снова вводят.

Но если приглядеться внимательнее, украинский импорт замещается не столько российским, сколько китайским. Да и истоки проблемы лежат, скорее, в сфере проблем либерализации российского рынка грузоперевозок (профицит частных вагонов) и качества колес, произведенных в России. То есть вновь проблема лежит не столько в плоскости «своим все, врагам – админбарьер», сколько совсем в иных сферах.

Наиболее остро проблема протекционизма и импортозамещения проявила себя на чувствительном рынке лекарств. С одной стороны, производство жизненно необходимых препаратов – вопрос национальной безопасности. Но на другой чаше весов – качество и доступность лекарств, от которых зависят жизнь и здоровье граждан. В ситуации, когда пожертвовать нельзя ни первым, ни вторым, простые решения вроде запрета на импорт или введения заградительных пошлин не работают вовсе.

И если в целом сейчас наметился устойчивый тренд на закрытие экономик, в том числе и российской, то в сегменте медпрепаратов все ровно наоборот – на повестке стоит отмена правила «третьего лишнего», которое исключает иностранного поставщика лекарств в случае, если в государственном тендере участвуют как минимум два российских поставщика. Это требуют уже пациенты.

Иными словами, протекционизм – это хорошо и правильно тогда, когда это решение продиктовано интересами экономики в целом, а не отдельного производителя или потребителя товара. Это хорошо и правильно, когда регуляторные проблемы и дисбалансы на рынках не решаются при помощи протекционистских мер, такая пилюля лишь снимает симптомы, но не лечит проблему.

И последний пример в подтверждение этого тезиса. «Легкой промышленности прописали легализацию и протекционизм» – так назывался один из текстов, повествующих о предложениях президента Путина о поддержке производителей одежды. Госкомпаниям наказано покупать только российскую продукцию. Эти меры планируется внедрить в новый план восстановления экономики, который будет дорабатываться правительством. Но одновременно легпрому наказано «выйти из сумрака» – платить белую зарплату и минимизировать фальсификат.

Одной рукой помогай, другой подталкивай к решению системных проблем. Дай возможность местному производству развиться, но не дай стать монополией. Регулируй цены, если более тонкие механизмы настройки дали сбой. Такой протекционизм нам нужен, и никакой другой.