Барьер несовместимости. Документальные рассказы о человеческих трагедиях

В этой книге рассказывается о человеческих трагедиях, трагедиях людей обманутых и обманувших себя, изменивших своей Родине и изменивших себе. О трагедиях людей, уехавших из СССР или не вернувшихся домой из-за границы. В документальных рассказах, включенных в сборник, нет ни политического вымысла, ни художественного домысла — факты, только факты, и за каждым стоит чья-то разбитая жизнь. В книге документально разоблачаются провокации против советских граждан, организуемые западными спецслужбами и пропагандистским центрами, их нечистоплотная безжалостная игра на человеческих слабостях. Ни на один день, ни на один час не прекращается антисоветская пропаганда на волнах «Голоса Америки» и Би-би-си, «Свободы» и «Свободной Европы», «Голоса Израиля» и «Немецкой волны» и других западных радиостанций. Стоит случиться у нас неурожаю, и радиоголоса, управляемые опытным дирижером, принимаются злорадно петь о «несостоятельности» экономической системы социализма. Вот, мол, в США в сельском хозяйстве занято всего ничего — несколько процентов населения, и они кормят не только Америку, но и дают миллионы тонн зерна на экспорт. А в СССР... Разумеется, об огромной разнице в природных условиях двух стран, о том, что в США большинство сельскохозяйственных районов находится в зоне гарантированного земледелия, чего, увы, не скажешь о сельском хозяйстве СССР, — об этом начисто «забывают»; о страшном ущербе, который принесла вторая мировая война советской экономике, и о том, как славно заработала на той же войне американская экономика, не вспоминают; а уж о массовом разорении американских фермеров и нещадной эксплуатации «рабов XX века» — сезонных сельскохозяйственных рабочих, особенно «цветных», неуместно и говорить: кого это волнует?.. Который год не сменяется заезженная пластинка о «нарушениях прав человека» в Советском Союзе. За «бесправных» при этом выдается горстка отщепенцев, никого не представляющих; если их наказывают, то вовсе не за «инакомыслие», а за преступные действия против общества. О том же, что социализм впервые в истории обеспечил трудящимся широчайшие социальные и политические права, чего не смог сделать капитализм ни в одной стране, об этом, конечно, тоже помалкивают. Как помалкивают и о вопиющем социальном неравенстве в буржуазном обществе, попрании элементарных прав национальных меньшинств, нетерпимости и психологическом терроре в отношении инакомыслящих. Цели антисоветской пропаганды очевидны: спекулируя на реальных и мнимых недостатках, упущениях и трудностях в развитии нашей страны, черня и извращая ее политику, внутреннюю и внешнюю, подорвать социалистическое общество изнутри, расшатать его политическое и духовное единство, ослабить веру масс в его идеалы. Словом, отвратить людей от социализма. И в то же время, навязывая извращенные представления о смысле жизни, отравляя души психологией потребительства и индивидуализма, их пропаганда пытается внушить, что западный, буржуазный образ жизни благоприятнее для «среднего человека», чем советский, социалистический. Там-де, на Западе, всего в достатке и все доступно, быт красив и комфортабелен, любые желания и даже прихоти можно удовлетворить; если человек проявит предприимчивость, трудолюбие, настойчивость, будет бережлив да еще улыбнется ему удача — успех и процветание обеспечены. Нет, радиоголоса обычно уже не решаются вот так, прямо в лоб, восхвалять молочные реки и кисельные берега «свободного мира», открыто сулить каждому златые горы. Они действуют всё более изощренно и коварно: умело подтасовывают факты, выпячивают одно и умалчивают о другом, соответственно расставляют акценты; излагая события внешне объективно и беспристрастно, позволяют себе даже легкую критику капиталистических порядков и упоминания о грешках власть имущих. А вывод, к которому подводят слушателей, однозначен: на Западе жизнь лучше. И на сознание какой-то части людей эти сладкоголосые сирены оказывают свое разлагающее влияние. Лживость враждебных нам радиоголосов, несостоятельность, а зачастую и нечистоплотность их приемов и «аргументов» давно и убедительно доказана в монографиях советских обществоведов, в статьях публицистов. Важными разоблачительными документами являются свидетельства тех, кто уехал из СССР или не вернулся домой из поездки за рубеж. Перед вами, читатель, человеческие трагедии. Трагедии людей обманутых и обманувших себя, изменивших своей Родине и изменивших себе. Некоторые из них покидали Отчизну, желая действительно воссоединиться с родственниками,— покидали в уверенности, что родные с нетерпением ждут их, а власть имущие там, на чужбине, позаботятся о каждом и все устроится наилучшим образом. Большинство же уехало в погоне за призраком, миражем — за богатством и «красивой жизнью» в «обществе равных возможностей и всеобщего благоденствия»: ведь именно таким оно изо дня в день беззастенчиво изображается западной пропагандой. Но и те и другие чаще всего горько разочаровывались. И те и другие чаще всего наталкивались на барьер несовместимости — несовместимости образа жизни, к которому привыкли, и образа жизни, к которому привыкнуть никак не могли. Об этом и повествуют включенные в книгу документальные рассказы из разных советских газет и еженедельников за последние несколько лет. В них, этих исповедях журналистам, письмах с чужбины в редакции, родственникам, знакомым и друзьям, нет ни политического вымысла, ни художественного домысла. Они производят впечатление прежде всего «эффектом присутствия», хотя и не открывают читателю Америки. За каждым таким письмом, за каждой исповедью стоит чья-то трагедия, чья-то разбитая жизнь, чьи-то растоптанные надежды, обманутое доверие. Теперь эти люди глубоко раскаиваются. Диаметральную противоположность, несовместимость двух образов жизни, социалистической и буржуазной концепций прав человека они познали не в теории, не на занятиях в системе политучебы — на личной судьбе. Чем же отторгает буржуазное общество тех, кто вырос в условиях социализма? ...Уже начало обычно предвещает будущую трагедию. Сойдя на «тот берег», искатель «красивой жизни» убеждается, что его никто не ждал. Родственники, если таковые все же обнаруживаются, двери своего дома распахивать не спешат. Пройдя мучительные, унизительные формальности, кое-как устроившись («Ничего, — успокаивает себя и семью, — сперва всем трудно, дайте мне только развернуться!»), бывший советский гражданин начинает осматриваться. Голова кружится от рекламы, витрин, обилия всевозможных товаров — нужных и ненужных. Витрины зовут, предлагают, обещают. Все можно купить, если, конечно, имеешь деньги, а деньги пока есть, пособие он получил; правда, потом придется долг отдавать, но это потом, потом... «Вот это да, вот это жизнь!» — восклицает «бывший». Он еще не понимает, что, обретя витринное обилие товаров, многие из которых окажутся ему просто не по карману, он отныне и сам становится товаром: его теперь вправе купить другой, присвоить плоды его труда, его знания, способности, а вправе и отвергнуть, выкинуть на улицу, лишить средств к существованию. Он еще не понимает, что отныне потерял свободу от эксплуатации и уверенность в завтрашнем дне, что отныне никто не гарантирует ему трудоустройство, охрану его здоровья, отдых, обеспечение в старости, образование для его детей, крышу над головой, никто не станет заботиться о росте его образованности и культуры, профессиональной квалификации. В Советском Союзе все эти величайшие права и блага воспринимались как привычная норма жизни, как нечто само собой разумеющееся. Здесь, на Западе, о таких благах и правах трудящиеся мечтают, как мечтали веками, за них борются, с огромным трудом, по крохам вырывая уступки у хозяев и государства. Он не понимает, что придет время, когда и о наших магазинах можно будет сказать: все есть и на любой вкус. Решить сложнейшие социальные, политические, экономические и национальные проблемы, добиться расцвета науки, техники, культуры, утвердить в жизни общества высокие нравственные начала за столь короткий в историческом смысле период было куда труднее. А мы их решили, эти проблемы, и поистине всемирно-историческое достижение, что у нас нет безработицы, голодных и холодных, бездомных, угнетенных и бесправных. У нас никогда не будет продаваться рабочая сила, никто и ни за какие деньги не сможет купить право эксплуатировать чужой труд, угнетать других, строить свое счастье на несчастье других. Он, бывший советский гражданин, скоро поймет, что куда страшнее, трагичнее, чем очереди в магазинах, иные очереди: на биржах труда и, еще того хуже, за пособием для неимущих. Прибыв в «свободный мир», он начинает, естественно, с поиска работы не только ради куска хлеба, но и чтобы утвердиться в новой жизни, «развернуться». Он привык к тому, что работа всегда есть — и не какая попало, а такая, где можно применить свои знания, опыт и способности, то есть работа по душе, в соответствии с профессией, призванием. Советская Конституция право на это ему гарантировала. Здесь, на Западе, работу надо долго искать, порой унизительно выпрашивать, и то, что подвертывается наконец, оказывается часто совсем не тем, чего хотел, на чем рассчитывал «развернуться». Здесь не человек выбирает профессию, а профессия — человека: понимание жестокого закона капитализма приходит быстро. Где есть спрос на товар под названием «рабочая сила», туда и идет человек продавать свои руки. А. Идлис, в прошлом старший научный сотрудник Киевского медицинского института, кандидат наук, переселившись в США, стал грузчиком, его жена — врач-рентгенолог — санитаркой. На страницах «Литературной газеты» он рассказал, что встречал «земляков», находившихся в таком же положении: кандидата наук, который работает официантом, штурмана — тот на фабрике клеит коробки, преподавателя английского языка, довольного, что устроился носильщиком. Им приходится особенно несладко: врачам и педагогам, инженерам и адвокатам, литераторам и артистам... Никому не нужны их дипломы, ученые степени. «Интеллигенция вообще не находит применения своим силам, — вспоминала в газете «Советская Белоруссия» С. Давыдович, вернувшаяся из Израиля. — Видела в одной из жалких лачужек, как бывший кинорежиссер из Грузии зарабатывал гроши показом двух привезенных с собой фильмов о природе. Пытался, говорит, устроиться хотя бы рядовым фотографом, но всюду получал отказ». Фотографом — это еще хорошо: идут сторожами, уборщицами, разнорабочими. И почти никаких надежд! Только на Западе «бывшие» осознают, что такое трагедия безбудущности, что такое необеспеченность существования. Быстренько забывают о самоуважении, самовыражении, свободе творчества — все это остается в прошлой жизни, здесь не до того, здесь свести бы концы с концами. Воистину не может быть свободен человек, которому не обеспечено самое элементарное право — на труд. Безработный вправе повесить себе на грудь плакат со словами «Ищу работу» или «Согласен на любую работу», выйти с ним на улицу или даже походить с таким плакатом перед оградой, скажем, Белого дома. Ну и что? Кто обратит внимание? Кто поможет ему? Для безработного политические права, личные свободы — пустой звук, словно детские погремушки, которые могут развлечь и отвлечь, но никогда не сделают голодного ребенка сытым. Западная пропаганда очень бы хотела низвести исторический спор двух образов жизни до уровня, так сказать, витринного, потребительского, товарно-бытового, навязав нам свой подход к бытию, свои убогие критерии, когда духовные, этические ценности, принципы гуманизма просто отбрасываются за ненадобностью. Помню спор в Русском исследовательском центре при Гарвардском университете. Довольно известный американский «советолог» был цинично откровенен: — Вы все твердите о высоких идеалах, соотношении материального и духовного, общественного и личного, о социальном самочувствии человека. В принципе все это звучит красиво, но для среднего человека важнее другое. Сравните наши магазины и ваши, наши автострады и ваши дороги, если хотите, ваши общественные уборные и наши... Я ведь бывал в России. Сейчас вы, конечно, заговорите о безработице. Да, это серьезная болезнь, но... — И, видимо, заранее радуясь тому, что вот теперь-то нанесет неотразимый полемический удар, продолжал уже с открытой язвительностью: — ...Но знаете ли вы, что безработный у нас нередко получает пособие побольше, чем зарплата у вашего рабочего? И вполне может позволить себе, например, слетать на недельку к океану, чтобы покупаться? Что вы на это скажете, уважаемый господин редактор? Господин «советолог» был явно не в ладах и со статистикой, и с социальной психологией, а может быть, валял дурака. Во-первых, нельзя механически, исходя только из валютного курса, сопоставлять чью-либо зарплату в СССР и пособие в США. В СССР «средний человек» расходует пропорционально намного меньше, чем в США, скажем, на жилье и общественный транспорт, на продукты питания и досуг — цены просто несопоставимы. Общие расходы американцев на медицинское обслуживание, например, превышают их расходы на покупку одежды и обуви, а советским людям обеспечена бесплатная медицинская помощь, как и бесплатное образование. Во-вторых, далеко не все безработные получают достаточно высокое пособие, чтобы слетать к океану; со временем размер пособия все сокращается, а потом его и вовсе прекращают платить. Советский же рабочий зарплату никогда не потеряет, а размер ее со временем может только увеличиться, но никак не уменьшиться. Но и это не главное. «Советолог» пытается мерить нашу жизнь своим буржуазным аршином. Не хлебом единым жив человек, особенно советский, выросший в социалистическом обществе. Для ощущения полноценности жизни, помимо хлеба насущного, материальных благ, ему требуется очень многое, и прежде всего возможность выразить себя в труде, сознание своей причастности к какому-то большому делу, своей полезности, нужности людям, самоуважение и уважение окружающих, близких, товарищей по работе. Только в труде личность утверждает себя, реализует и развивает свои способности, становится Личностью. Пособие по безработице, даже относительно высокое, — это подаяние, милостыня. И не случайно именно среди безработных особенно высок процент психических и других заболеваний, не случайно спутниками их жизни становятся депрессия, комплекс неполноценности, пьянство, жестокость по отношению к детям, распад семьи. Материальная нужда может наступить не сразу, но «нужда» моральная, ущербность появляются очень быстро, если человек видит, что он «лишний», никому не нужный, в тягость семье. «Сколько можно о безработице! — слышу раздраженный голос «советолога». — Рано или поздно ваши бывшие граждане находят какую-нибудь работу. И живут отлично, вполне довольны судьбой!» Смотря что понимать под отличной жизнью... Оваким Манукян с женой и малолетним сыном переселился к родителям в Америку. Родители помогли снять квартиру, вручили ключ от старенького «форда». И с работой поначалу повезло: из пятнадцати кандидатов на место у конвейера обувной фабрики выбрали его. Обувщик с высшим образованием, он должен был всю смену выполнять одну простейшую операцию, но выбирать не приходилось. Жена, Галина, тоже устроилась работать (хотя вскоре ее уволили) . Что же не удовлетворяло молодых супругов в их новой жизни? Вернувшись спустя три года домой, Оваким Манукян делится своими впечатлениями в «Известиях»: — Мы жили в Лос-Анджелесе. Красивый город. Купаются в роскоши богатые, ставят золотые надгробия на могилах любимых кошек и собак, а простой американец из-за непрерывного роста цен затягивает потуже поясок... И «форд», хоть и потрепанный, был, и телевизор, и жили, видно, не в условиях бедности, как прозябают свыше 30 миллионов американцев. Наверное, и мясо появлялось на столе не раз в неделю, а макароны, приправленные маргарином, не служили главным блюдом, как в миллионах других семей. А радости не было... — Как же там, в Америке? Просто не ответишь, — это говорит Галина. — Если брать отдельно материальную сторону, то при квалифицированной работе человек живет вроде бы неплохо. Но ни на день, ни на час не покидает его страх: безработица. И он считает, копит на черный день каждый цент... (Кстати, в один такой черный день фабрика закрылась, и Манукян в числе пятисот других ее рабочих оказался на улице. — В. С.) Два чувства прежде всего охватили бывших советских граждан, едва они огляделись: ощущение вопиющего неравенства и страх перед завтрашним днем. Они потеряли душевное спокойствие, уверенность в будущем — великое социальное благо, которое раньше, дома, они не ценили, как не ценили воздух, которым дышали. Этого блага лишены в Америке не только такие, как Манукян, но и люди, стоящие на куда более высоких ступенях социальной лестницы. В середине 70-х годов в США вышел роман известного прозаика Джозефа Хеллера «Что-то случилось», который литературная критика назвала «откровением, передающим истинный дух нашего времени». Поразительно достоверен, «документален» главный герой — вполне преуспевающий 45-летний администратор некой солидной фирмы Боб Слокум: собственный дом в «приличном районе», трое детей, два автомобиля и предстоящее в самом скором времени повышение по службе. Вот с ним разговаривает его непосредственный начальник Джек Грин: «Вы ведь работаете у меня, и ваше дерьмовое веселье мне не по вкусу... Похоже, вы боитесь меня меньше, чем прежде... И мне это не нравится. Я сам начинаю бояться. Джеку Грину совсем ни к чему, чтобы его подчиненный набрался этакой уверенности в себе... Я доверяю страху... Теперь-то вы боитесь. Да. Хватит, Боб, передохните... спрячьте руки в карманы. Руки у вас трясутся... Вы у меня под началом! Я могу вас уволить... Я могу изводить и унижать вас, когда захочу». Что же Боб Слокум? «...Я боюсь заговорить, вдруг стану постыдно, недостойно запинаться — как баба, как плакса. Я не решаюсь разжать губы... Не то у меня вырвется только нечленораздельное бормотанье или истерический вопль. Чувствую себя ломтем хлеба, подгорающим в тостере, и вдруг меня прошибает жаркий пот... Уволить меня Грин сейчас не собирается, просто хочет оскорбить... Но меня от страха бросает то в жар, то в холод». «Каждый боится каждого» — таков главный принцип взаимоотношений служащих фирмы. Каждого преследует неотступная тревога. «Белые воротнички», конечно, меньше испытывают на себе гнет неравенства и эксплуатации, чем рабочие у конвейера, но и они не свободны от постоянного чувства страха, неуверенности. И горе тому, с кем «что-то случилось», — отворачиваются, перестают узнавать соседи, знакомые, друзья, сплошь и рядом даже собственная семья предает «неудачника». Эту бесчеловечность человеческих отношений на Западе сразу же ощущают люди, приехавшие из Советского Союза, и вырастает новый барьер несовместимости. Прежде каждый из них был твердо уверен, что может рассчитывать на помощь окружающих и общества, если с ним поступят несправедливо, незаконно, и не останется один в беде. Он видел, хотя, может быть, и не осознавал: социалистическому обществу всегда есть дело до нужд и потребностей своего гражданина, его обид и запросов, потому что человек при социализме — мера всех вещей, а благо его — высшая цель, «точка отсчета» всего общественного прогресса. Здесь, на Западе, особенно в больших городах, бывший советский гражданин оказывается чужим среди чужих, одиноким в толпе одиноких. Галина Манукян: — Три года в США... Каждый живет там сам по себе, никому до другого нет дела. Умрет одинокий человек, и месяц соседи знать не будут. Давид Меллер, в Джамбуле заместитель главного бухгалтера монтажного управление, в ФРГ безработный, спустя пять месяцев вернулся домой: — Это, знаете, просто страшно. Сколько отчаявшихся людей!.. Они одиноки, и никто не протянет им руку помощи. Вот что ужасно — одиночество! Там каждый сам по себе... Постепенно начало казаться, что мы медленно сходим с ума. От одиночества среди людей. От разобщенности и равнодушия. Евгения Шмидт: — Здесь, в Израиле, я впервые увидела и почувствовала, как люди грызут друг другу горло. Доносы, кляузы, обман — все это в порядке вещей. Никому нельзя довериться, все хитрят и думают только о своей выгоде. Безработный? Бедняк? Бездомный? Несчастный? Это твое личное дело! Значит, нерадивый, ленивый, непредприимчивый, неудачник. На жалость и сострадание не рассчитывай, выкручивайся сам. Виновата не социальная система, не общество — всегда виноват только индивидуум: у нас «страна равных возможностей». Жаловаться нечего — никому это не интересно. В «свободном мире» общество свободно от заботы о человеке и его благополучии, как и человек свободен от заботы о равнодушном или даже враждебном к нему обществе. Разъединяет людей, отчуждает их друг от друга культ потребления, денег, предпринимательства, который неизбежно сопровождается углублением индивидуализма, распадом дружеских, семейных связей. Не что за человек, а сколько стоит человек, сколько у него в кармане — вот высший критерий в том мире. Деньги — мера всех вещей. Общество, по сути дела, внушает каждому с детства, что лишь путем обогащения можно достичь успеха и всех вообще жизненных ценностей: завоевать прочное положение, любовь близких, уважение окружающих, независимость. Иного способа «выбиться в люди» нет; знания, ум, способности сами по себе, без денег, не принесут признания, не откроют двери в «приличное общество». Фетишизация богатства, погоня за ним порождают цинизм, жестокость, аморальность, воинствующий эгоизм. Все пути и средства хороши, если с их помощью достигается главная цель — прибыль. Едва ли не в каждом рассказе о жизни в Америке — неприятие, возмущение тамошней системой здравоохранения: как можно наживаться на больных! — На моих глазах, — вспоминает Галина Манукян, — стало прохожему плохо — сердечный приступ. Появилась «скорая помощь»: привели его в чувство, стали снимать кардиограмму. Спрашивает врач, как больной рассчитается — сейчас, наличными, или чеком? Узнав, что у того нет денег, вмиг свернул свою аппаратуру и в машину, оставив несчастного умирать на улице... Больше всего мы боялись заболеть — врач, лекарства разорили бы до нищеты. Да, потрясение велико. Человек, привыкший, что его лечат бесплатно и на дому, и в поликлинике, и в больнице, привыкший чуть что — сразу брать бюллетень, вдруг узнает: половина больных американцев не обращается к врачам. Одним это просто не по карману, другие боятся осложнений... социальных: болеющие первыми оказываются за воротами — предпринимателям нужны здоровые работники. И уж совсем дико для «свежего» человека звучит сообщение подкомиссии палаты представителей американского конгресса: за год в США было сделано два миллиона ненужных хирургических операций, которые унесли больше десяти тысяч человеческих жизней и обошлись в четыре миллиарда долларов. Все средства хороши!.. Жилье... Плата за него отнимает четверть, треть, а то и половину доставщегося с таким трудом заработка. К этому нелегко привыкнуть, но уж совсем невозможно — к тому, что домовладелец вправе без всяких разговоров вышвырнуть тебя на улицу с детьми, стариками, если ты не можешь вовремя уплатить за квартиру. И никто не поможет! Там, в Союзе, царил принцип «Нет для нас чужой беды» , здесь — «Это твое личное дело» . Нелегко привыкнуть и к виду людей, которые ночуют на скамейках в скверах, укрывшись «самыми свободными в мире» газетами, обитают в закоулках автомобильных кладбищ и подземных коммуникаций; лишь в Нью-Йорке более тридцати шести тысяч бездомных — и не одних только стариков, нет, средний возраст таких обездоленных — тридцать шесть лет... Но уж совсем дико видеть новые, «с иголочки», многоэтажные жилые дома с комфортабельными квартирами, оборудованными по последнему слову бытовой техники, которые стоят необитаемыми: у бездомных, у жителей трущоб, гетто для национальных меньшинств нет денег для аренды таких квартир. Неподалеку от этих великолепных, «модерновых» домов, в нескольких милях от небоскребов центра Нью-Йорка находится Южный Бронкс — «черная дыра» города. Некоторые кварталы здесь выглядят так, будто их недавно бомбили. Зияющие глазницы окон и провалы дверей, там обвалилась стена, тут сгорело крыло дома — в другом крыле еще живут. В большинстве своем это кирпичные здания в пять-шесть этажей. Их вполне можно отремонтировать, и они тогда прослужат еще не один десяток лет. Но ремонтировать невыгодно. В Южном Бронксе селятся только бедняки, «цветные», с них за жилье много не сдерешь. Выгоднее продать участок: земля все время дорожает. А еще выгоднее поджечь такой дом и получить страховку. Бывает, что перед этим дом ремонтируют. Зачем? Технологию такого бизнеса объяснил бывший заместитель начальника пожарного управления Нью-Йорка Джон Барракато: — Например, кто-то покупает дом в трущобах за восемь тысяч долларов, производит чисто косметическую операцию и через три месяца перепродает строение за 29 тысяч долларов. Новый владелец опять имитирует ремонт и продает недвижимость уже за 60 тысяч долларов. Вновь несколько мазков краской, и дом идет за 80 тысяч долларов. В действительности же все владельцы — одно и то же лицо, но выступающее под разными Именами. В фиктивных перепродажах нередко участвуют члены одной семьи или служащие компании, которой принадлежит дом. После каждой подобной операции «новый» владелец подает заявку на получение страхового полиса на более высокую сумму. Когда стоимость здания становится достаточно высокой, его поджигают... По мнению американской ассоциации страхования, причина 30 процентов пожаров в США — поджог; в некоторых городах эта цифра достигает 60 процентов. В год в среднем по стране от огня погибают свыше 12 тысяч человек, из них две тысячи — дети. У кого-то из-за пожара страшной, мучительной смертью умирают дети, кто-то благодаря пожару получает солидную страховку. Цинизм, жестокость распространяются даже на отношение к детям. Это не может не потрясать людей, приехавших из другого мира, где детям отдается все лучшее, где они, по всеобщему признанию, — единственный привилегированный класс. Оказывается, согласно статистике американских исследовательских центров, в Соединенных Штатах каждый год — пять тысяч детей погибают от родительской жестокости, истязаний, — пятнадцать тысяч становятся калеками по той же причине, — шесть с половиной миллионов детей страдают от побоев и других форм насилия, — десятки тысяч подвергаются порке в школах, — десятки тысяч растлеваются, превращаются в малолетних проституток. И такая жестокость характерна не только для Соединенных Штатов. На детях, самых слабых и беззащитных, взрослые вымещают свою слабость и беззащитность, свои горести и обиды, бессилие и отчаяние, страх перед жизнью, трагедию безбудущности и необеспеченности существования. «Эта угнетающая, устрашающая жизнь подавляет самые основополагающие инстинкты, даже такие, как материнская любовь, — объясняет поведение «родителей-палачей» французский психиатр и криминалист доктор Бенсуссан. — Мы присутствуем при полной дегуманизации жизни». Культ денег, потребления неизбежно оборачивается не только дегуманизацией, бездушием, но и бездуховностью — так вырастает еще один барьер несовместимости двух образов жизни. Как показывают опросы самых разных групп населения в СССР, материальный достаток никто не ставит на первое место на шкале ценностей: сперва называется работа («любимая», «творческая», «интересная»), потом семья, друзья, а уж где-то на четвертом или пятом месте — достаток. Коммунисты, оказывается, куда большие «идеалисты», чем буржуазия, обвиняющая их в «грубом материализме». Главным принципом капиталистического общества была и остается погоня за прибылью или борьба за существование, то есть материальное там имеет абсолютный приоритет перед духовным. У нас же материальные интересы гармонично сочетаются с духовными. Материальные блага при социализме не цель и смысл, а лишь необходимое условие истинно человеческой жизни. И чем полнее удовлетворяются материальные потребности, тем больше возможностей для удовлетворения потребностей духовных, для всестороннего развития личности. Все эти очевидные истины бывшие советские граждане уясняют для себя на Западе ценой горького опыта. «Такой духовной нищеты даже представить себе невозможно», «Чувствуешь, как с каждым днем духовно беднеешь», «Ограниченность интересов и узость кругозора окружающих просто поражают» — вот характерные признания. Оказывается, в Америке — в Америке! — чуть ли не два миллиона совершенно неграмотных: не умеют ни читать, ни писать. Больше двадцати миллионов «функционально неграмотных»: не умеют произвести простейшие подсчеты, разобраться в объявлении о найме на работу и т.п. По данным одного опроса, проведенного Институтом Гэллапа, половина американцев «вообще никогда не брали в руки книгу». Бывшие советские граждане с удивлением обнаруживают, что их новые знакомые, соседи, сослуживцы чаще всего не интересуются ничем, кроме своего бизнеса. Информацию, «знания» черпают почти исключительно из телепередач, а там чуть не сплошь гангстеры и полицейские, ужасы, пошлость, мещанские мелодрамы... и реклама, реклама, реклама. Что происходит в науке, культуре, политике — большинство довольствуется скудным телепайком. Борьба за существование, погоня за деньгами отбивают у «среднего американца» всякое желание интересоваться чем-то «посторонним», «бесполезным». Образование, культура здесь тоже товар, тоже потребительские ценности, многие к ним подходят все с той же меркой: могут ли они принести материальные блага, удобства, престиж, положение или «бесполезны». Почему в США миллионы неграмотных, а школы выпускают недоучек? Почему, скажем, в Италии минимум полмиллиона детей бедняков не ходят в школу, а тяжко, по 10—12 часов в день, работают за мизерную плату на мелких предприятиях, в кустарных мастерских подсобными рабочими, посудомойками, посыльными? Да потому, что буржуазному обществу не нужно слишком много образованных, но нужно много послушных и нетребовательных рабочих . Почему там даже для многих работников высокой квалификации характерны ограниченность, узость интересов, бедность духовного мира, политическое невежество? Да потому, что научно-техническая революция вынуждает, заставляет предпринимателей, буржуазное общество заботиться о профессионализме рабочей силы, но широта духовного кругозора, политическая просвещенность той же рабочей силы им не нужны, более того — социально опасны. Почему на Западе приняли массовые масштабы увлечение мистикой, оккультизмом, вера в духов, в сверхъестественное, почему все большей популярностью пользуются предсказатели, медиумы, астрологи? По данным французского журнала «Монд дипломатик», 12 процентов американцев увлекаются магией, еще большее число посещают «психоярмарки», где можно приобрести, например, «семьдесят пять трансцендентальных рецептов хорошей жизни» и полсотни других, которые делают «нирвану доступной всем». Во Франции 8 миллионов людей (или 15 процентов населения) по крайней мере раз в год консультируются с астрологом. Нет, это не просто жажда реванша тех, у кого нет знаний и отсутствуют возможности. Люди платят деньги, чтобы получить «полезный» совет, найти хоть немного человеческого тепла или, скорее, иллюзии его, найти смысл в бессмысленности окружающей жизни — они ищут его в звездах, у гуру или прорицательниц, в сектах. «Миллионы отверженных, которые цепляются за химеры, система, которая не может предложить им ничего иного, — редко была столь благоприятной конъюнктура для распространения иррационального мышления», — пишет «Монд дипломатик». И делает убийственный для Запада вывод: «Успех ясновидящих показывает, до какой степени это общество далеко от того, чтобы давать ответ на основные чаяния его членов». Но оно, буржуазное общество, и не в состоянии дать такой ответ, это под силу только социализму. Он предлагает своим гражданам не суррогаты «массовой культуры», не химеры и иллюзии, а зовет к труду, творчеству, духовному росту, создавая для этого все условия, считая своим долгом, обязанностью заботиться о гармоничном развитии человека! У президента США иные представления о прекрасном. По сообщению западногерманского журнала «Шпигель», на ночном столике в спальне Рейгана лежит книга Джорджа Гилдера «Богатство и бедность»; этот апостол консерваторов заявляет американцам, что они снова должны научиться ценить своих миллионеров, что государство не должно ничего «дарить» своим беднякам, а иначе оно лишь будет потворствовать их лени и не даст им никаких стимулов и шансов путем упорного труда войти в класс богатых . Войти в класс богатых — такой «идеал» подсовывает человеку западное общество. Мы открываем все новые вечерние и заочные школы, техникумы, вузы, театры и музеи, создаем народные университеты культуры и педагогики, технических и правовых знаний, лектории и художественные коллективы; миллионы приобщаются здесь к ценностям отечественной и мировой литературы и искусства, занимаются профессиональным и самодеятельным творчеством не из корысти, а ради самовыражения, чтобы получать духовную радость и приносить ее другим. Запад же зовет к богатству как к ответу на все чаяния, а пока что миллионы бегут к гадалкам и ясновидящим. Выдающийся американский писатель Теодор Драйзер, побывав в Советском Союзе, писал: «В России я понял то, о чем и помыслить не мог в Америке, а именно: думать, что истинное достоинство человека может порождаться материальной собственностью, — значит ошибаться. Ничего подобного. Истинное достоинство человека лежит в сфере духовной...» Многое, очень многое не могут принять люди, выросшие в социалистическом обществе и попавшие на Запад. Капиталистическая действительность быстро развеивает их иллюзии. Барьер несовместимости становится все выше — несовместимости идеалов и представлений, уклада жизни, норм человеческого поведения. Так приходит прозрение — горькое, запоздалое прозрение, о чем и говорят документальные рассказы и письма, включенные в эту книгу. Немало написано капитальных трудов и аналитических статей о двух образах жизни. В этой книге не теоретические умозаключения и логические выкладки, а судьбы, обнаженные судьбы живых, конкретных людей. И объективный читатель воочию видит принципиальную разницу двух социальных систем, видит искренее горе тех, кто покинул Родину, став жертвой обмана и самообмана. На фоне этих человеческих трагедий особенно неприглядно выглядит грязная работа подрывных пропагандистских центров и спецслужб Запада, провоцирующих, соблазняющих и — увы, бывает! — улавливающих в свои сети заблудшие и слабые души. Публикации из газет, составляющие заключительную часть книги, наглядно показывают, к каким приемам и методам прибегают в отношении советских граждан шпионские ведомства, сионистские организации и иже с ними. Соблазняя и обманывая, они меньше всего думают о судьбах своих жертв. Люди для них — пешки, разменная монета. Какой-нибудь «непризнанный» солист, явившись во время зарубежных гастролей в американское посольство, наивно полагает: первым делом его спросят о творческих планах, ведь он решил эмигрировать в Америку, чтобы там «показать свои силы и возможности», обрести «творческую свободу». Но Штатам нужен не солист, а очередной «борец против тоталитарного режима», которого можно использовать для антисоветской шумихи. А разве израильские власти, посылающие советским евреям вызовы от «тоскующих по близким» родственников, заботятся о благе людей? Нет, им нужно пушечное мясо, им нужна рабочая сила, согласная на любую работу и любую зарплату, им нужен человеческий материал для заселения оккупированных арабских земель. Разве канадские и американские спецслужбы были озабочены судьбой Сергея Коурдакова, сбежавшего с советского траулера в надежде насладиться «красивой жизнью» на Западе? Пропагандистские центры заставляли его изо дня в день лгать, клеветать на свою Родину. Из запутавшегося человека нещадно выжимали все соки до тех пор, пока он не пустил себе пулю в висок... Мы признаем неизбежность борьбы идей, но мы — против «психологической войны», идеологических диверсий, провокаций и нечистоплотной, безжалостной игры на человеческих слабостях. Мы — за честное соревнование двух социальных систем на принципах мирного сосуществования и взаимовыгодно