Какагельды

http://bukinist.com/ShowBook.aspx?pid=112847

Какагельды
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Объебон просовывает в кормушку молодая девка в военной униформе с потными разводами подмышками. Ее зовут Наташа. Хотя Наташа блондинка, кличка у нее "Черный ангел". Наташа приносит дурные известия. На круглых плечах крылья — погоны сержанта внутренних войск. Наташа требует расписаться. Ее любимые духи — Красная Москва, и камера толпится возли кормушки, понюхать.
Свежий объебон для камеры — любимое развлечение. Сегодня вечером, когда зеки улягутся на жестких матрасах, и попкарь переключит свет с солнца на луну, я буду читать объебон в литературной обработке методом художественного чтения.
Герой объебона — молодой красивый туркмен из Ашхабада. Имя у него сложное: "Какагельды". Не запомнить, не выговорить, поэтому для простоты все зовут его Коля. Он на это имя отзывается.
Коля служил в воинской части в Красном под Молодечно. Военную форму у него отобрали, выдали зековскую, оставили только кирзовые сапоги.
— Kоля, что значит твое имя по–русски?
— "Отец пришел" — говорит Коля и улыбается. Коля чистоплотный — перед сном моет лицо и ноги.
Статья у Коли серьезная — 115–я, часть вторая. Групповуха. Где–то в другом конце тюрьмы содержится его сообщник – подельник Абдурахман.
Ее зовут Галя. Она из села Красное. Галя закончила школу в прошлом году. Галя девушка чистая. Галю регулярно проверяет медицинская комиссия, поскольку она имеет прямой контакт с пищевыми продуктами. Галя работает в булочной с девяти утра до пяти вечера. С часа до двух обед. По окончании работы Галя переодевается и совершает визит в воинскую часть.
Назвать блядью Галю нельзя, хоть она и берет подарки, потому, что в помыслах Галя чиста. Да и что там солдат может подарить. Она ищет жениха, хочет выйти замуж.
Через центральное КПП Галя не ходит, ходит через "хозяйственный" со стороны гаража, где нет ни офицеров, ни офицерских жен. Офицерские жены ее знают и с територии воинской части гоняют. Со стороны хозяйственного входа стоит солдатский наряд. Там Галю знают, любят и беспрепятственно пропускают. Галя посещает воинскую часть с восьмого класса.
Абдурахман Гале никогда не нравился. А сейчас притащил этого Колю и Коля, такой красивый нацмен понравился Гале с первого взгляда.
Гала сказала: "Нет!"
Во–первых: она не хотела, что бы Коля подумал что она какая–то полковая, а во–вторых: то, чего они требовали, делать на дворе было невозможно, наступил ноябрь и уже выпал снег. Абдурахман был уже дембелем, а Коля только начал службу и Абдурахман хотел перед Колей понтануться. Он схватил Галю за рукав и потащил в солдатский туалет, а Коле приказал стоять на стреме.
Галя пришла домой в слезах. Кроме того, что ее, работника сферы пищевого обслуживания вываляли в желтом снегу, так еще и порвали колготки.
Отца у Гали не было. Был отчим, что хуже. Отчим оказался инвалидом без ног, членом партии. Вечером шестого ноября он был ещё трезвый, выкатил из гаража запорожец с ручным управлением, постелил внутри газеты, чтобы не испачкать ничего от Гали, и повез девку в милицию.
В милиции Гале и отчиму обрадовались, сказали писать заявление, одежду не стирать, и не подмываться до экспертизы. Потом взяли наряд и поехали задерживать Колю и Абдурахмана.
Солдат из воинской части ментам не отдали, но Колю и Абдурахмана посадили на гауптвахту. Они просидели до вечера, а вечером пришел изрядно выпивший по случаю наступающих замполит и сказал: "Бегите на почту и посылайте телеграмму. Пусть приезжают родители и улаживают".
Возник вопрос каким должен быть текст телеграммы, потому, что Коля говорил по–русски нормально, но писал с ошибками и стеснялся, а Абдурахман, вообще, был малограмотный — коренастый и раскосый, совсем на таджика не похожий, а скорее на узбека. Тогда замполит сам составил текст телеграммы. Сделал это так убедительно, что Колин папа прилетел в Минск на следующие же сутки. Приехал на такси в воинскую часть и появился в помещении гауптвахты в сопровождении замполита.
«Какагельды, отец пришел» — сказал Коля и заплакал. Абдурахманов отец остался дома, но дал столько денег, что хватило бы выкупить и Абдурахмана и Колю.
Колин папа заговорил с сыном по–туркменски, но замполит его прервал и сказал:
— Говорите по–русски. Мы должны знать о чем вы говорите, иначе я прекращаю.
— Сынок, — сказал папа, — зачем ты эту русску эбаль?
— Я не эбаль, — сказал Коля.
— А кто тогда ее ебал? — строго спросил замполит.
— Не знаю, — сказал Коля.
А на календаре уже было 7 ноября — большой праздник у этих гяуров, все вокруг выпивали и закусывали — и замполит, и отчим, и менты, и все были добрые и со всеми еще можно было договориться.
— Вот что я вам скажу, – заявил дежурный капитан из ментовки, – вот вам адрес, идите к потерпевшей и договаривайтесь. Если она заберет заявление, то и нам ничего не нужно, разве что пару бутылок коньяка и дыню.
Седьмого ноября тысяча девятьсот семьдесят девятого года вечером в доме, где жила семья потерпевшей Гали, был накрыт праздничный стол и за столом сидела вся ее большая семья. Прибывших приняли как гостей, обрадовались. Посадили за стол, и Колю, и Абдурахмана, и колиного папу, и двух сопровождавших ментов. Все выпили за Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию и закусили. Только папа рядового Какагельды ничего не пил и не ел, поскольку был верующий мусульманин.
Выпили за советскую власть и за борьбу с мировым империализмом и сионизмом, и подошел тот самый момент, который колин папа наблюдал у этих людей уже много раз, состояние, которому названия у туркменов нет, у узбеков называется "tartibsizlik", у турок — "kaos".
Один из сопровождающих ментов сказал, что хочет произнести тост. Он налил себе двести граммов коньяка встал и предложил выпить за здоровье двух солдат, защитников родины, которые оказались в трудном положении по своей глупости, и если их судить, то будет военный трибунал, а у трибунала срока в два раза больше, чем на гражданке. Если за 'мохнатый сейф' на гражданке дали бы лет пять, то от трибунала жди не меньше десяти. Зачем ломать пацанам жизнь. Нужно договариваться. Все согласились и выпили.
Сразу же после этого, отчим налил себе 200 граммов коньяка и сказал, что вставать не будет, поскольку снял уже на ночь протезы, но он не против договориться, что лично ему ничего не нужно, пусть решает падчерица, потому что обидели все–таки ее, а он хоть и отчим, но она ему дорога как дочка и даже больше.
Тогда встала Галя и сказала, что и она не против, что ей самой надоело ходить грязной и в рваных колготках, что ей ничего не нужно, но пусть на ней, после всего того, что случилось хотя бы женятся.
— Как, — спросили все присутствующие в один голос, — оба?
— Нет, сказала Галя, — пусть кто–нибудь один.
— Я женюсь! – с готовностью воскликнул Абдурахман.
— Нет, — капризно сказала Галя, — хочу что бы этот — и указала на Колю. Она вдруг поняла, что это тот самый, которого она искала несколько лет.
— Я не могу, — сказал Коля, — у меня невеста дома.
— А если у тебя дома невеста, зачем же ты нашу девку ебал? – спросил кто–то из гостей.
— Я не эбаль, — сказал Коля.
— Я эбаль, — сказал Абдурахман, — я женюсь. Я ее люблю.
— Нет, — сказала Галя, — хочу что бы этот женился — и указала на Колю. И стало ясно, что она от своего решения не откажется.
Поднялся галдеж и колиному папе, человеку восточному и мудрому, стало ясно, что все пьяные, и договориться с ними уже нельзя. Момент был упущен.
На другое утро пришла дежурная машина с конвоем из военной прокуратуры с автоматами. Колю с Абдурахманом арестовали и увезли в Минск.

Написал Фельдмаршал rabina1950 на microproza.d3.ru / комментировать