Исповедь проститутки
Глава первая о Борисе, его дочке и оргазме
Я поднимаю руку.
Хотя этого можно было и не делать.
Владелец вольво остановился не сразу, а чуть проехал.
Я его понимаю. Если не сотни глаз, то десятки видят эту картину – девушка легкого поведения, стоящая на обочине одной из оживленных трасс города, ловит клиента. Особенно любопытны пассажиры общественного транспорта и маршрутных такси.
Но я не девушка легкого поведения! Ошибаетесь! Самого что ни на есть тяжелого!
Владелец вольво мужчина средних лет. Ему, судя по легкому инею на висках, чуть за сорок. Он не перегибается через переднее сиденье, чтобы открыть мне дверь. Я знаю таких: они уверены в себе только с теми, кто зависим от них. И слегка трусливы. Остановиться чуть дальше – это подстраховка.
Я открываю дверь:
- Не передумал, - спросила я уже на сиденье, и сразу лезу в сумочку за сигаретами с легким ментоловым запахом. Он перебивает запах мужчины, лезущего ко мне с поцелуями. В тот самый момент. Подобные клиенты зомбированы своими женами, которые знают, что делают: «Ты меня поцелуй сначала, подогрей, а после…» Или в тот самый момент: «Ну, целуй меня, целуй!»
Пряча пачку сигарет в сумочку, показываю клиенту упаковку презервативов. Они у меня обычные. Навороченные пусть покупают сами клиенты!
Затем подсаживаюсь ближе к водителю. Моя рука делает рекогносцировку. Это поглаживание ног мужчины, легкий обжим. Ответная реакция говорит о том, что особых извращений можно не ожидать. Хотя ничего полностью нельзя предугадать.
- Ладно, - мужчина достает свои сигареты и прикуривает от зажигалки в приборной доске, и в этот момент я подумала, что мы знакомы, - брось ты это! На сколько рассчитываешь?
Даже не поворачивается ко мне. Смотрит перед собой. Но машину он ведет классно. Ловит каждый просвет впереди, лавирует между рядами, подходит к перекрестку как раз на зеленый. Таким проститутки нужны, чтобы слегка расслабиться. И деньги у таких есть.
- Две сотни, - говорю, тоже рассматривая лобовое стекло, словно на нем засветились титры моего любимого фильма «Красотка» с Ричардом Гиром и Джулией Робертс в главных ролях!
- Ты же уличная! – легкий поворот в мою сторону.
- Я круглосуточная! У меня кредит за квартиру, вот и подрабатываю, как могу!
- Круто, - усмехнулся он, - посмотрим в деле, но дам три сотни, если сделаешь то, что попрошу.
- Тогда придется набросить! Когда так предупреждают, я подписываю контракт!
- Какой контракт, о чем ты?
- Устный…
- Ладно, едем, ты еще та штучка!
- Я не штучка, а Лариса.
- Борис.
Наконец он посмотрел на меня. В его серых глазах я прочитала провалы. Такие как и в моих глазах, когда долго смотрю на себя в зеркало. Это провалы души, памяти и еще чего-то, опасное безвозвратностью.
Вольво хорошая машина. Мы скоро оказываемся за городом, мчимся по трассе в аэропорт, но сворачиваем в дачный массив. Со стороны трассы Сокские дачи – это демонстрация богатства самарской деловой и политической элиты. Мы въезжаем на территорию трехэтажного особняка. Мягко шуршат шины по гравию. Я успеваю осмотреть возможные пути отступления…
Нас встретила прислуга. Пожилые мужчина и женщина. Женщина была в белом переднике, мужчина – в комбинезоне. Мне показалось, что они муж и жена.
- Дарья, - сказал Борис, - мы будем в гостиной. Обслужи нас.
Большая гостиная была на втором этаже. Светлая, три стены были наружными с широкими окнами. Но все было зашторено, и мягкий рассеянный свет хорошо сочетался с прохладой кондиционеров. В мягких креслах можно сразу уснуть.
Небольшую часть гостиной перегораживал стеллаж с книгами. Хорошие глянцевые издания, справочники, атласы. Это придавало помещению вид рабочего кабинета, но шикарная тахта у противоположной стеллажу стены мешала такому восприятию.
«Вот здесь он меня будет…», - подумала я и осталась довольной: чисто, уютно, прислуга привыкшая. Бровью не повела эта Дарья.
Но Борис указал на кресло:
- Располагайся! Я переоденусь.
Я утонула в кресле. Вошла Дарья с подносом. На столике передо мной появились коньяк, конфеты, чистая пепельница.
Борис вернулся не в халате, как я предполагала, а в легком летнем костюме - рубашка на выпуск и шорты. Ноги стройные, крепкие и по-мужски прикрыты негустым ковром мелких в колечки волос.
Однако он сел не в кресло, а придвинул пуфик.
- Лариса?
Я посмотрела на него и вдруг неожиданно увидела свое отражение в экране телевизора с плоским плазменным экраном. Мой облик в темных тонах был романтичным. Я не остригла волосы до старушечьего маразматического одуванчика на голове. У меня была толстая коса, начинающаяся с верхней части затылка, и заканчивающаяся чуть ниже плеч. Такую прическу любит актриса Младлена Коротич. Ну вы ее не знаете, потому что она снялась в одном фильме… Но я уже познала практическую пользу толстого слоя волос на затылке. Я падала и отделывалась лишь незначительными ушибами ног и бедер. А голове – ничего! Правда, один из клиентов, под 110 килограммов весом, попытался потаскать меня за косу, когда ему показалось, что я тоже кончаю: «Ты мне детей тут не парь, тварь!» Так он кричал в рифму. Я заехала ему ногой в пах. Но это было в первый год моей практики жрицы любви.
Еще в прихожей я обратила внимание на тусклый взгляд его больших глаз и подумала, что у человека с таким тоскливым взглядом можно было попросить и все четыре сотни.
- Лариса? – повторил Борис. – Я помню тебя с диктофоном, когда ты пришла ко мне с этим рыжим оператором… Веней, кажется. А тебя звали Оксаной.
Это было десять лет назад. Я узнала молодого бизнесмена Кудряшова. Это было, действительно так но, в прошлой жизни!
- Оксана умерла, - сказала я. И закурила.
- Хорошо. О покойных или только хорошее, или ничего.
Банальность кстати. Начитанный мне попался клиент.
Борис встал. И в этот момент в гостиную влетела девушка, в топике, приоткрывшем ее загорелый животик. Она была стройненькой, веселой и с очень невинным взглядом больших зеленоватых глаз. Я вспомнила свои шестнадцать.
- Это моя Диана, - представил Борис, и меня ей, - Лариса - профессиональная проститутка!
- Ой, как здорово! – захлопала в ладошки дочь Бориса.
- Я не состою в профсоюзе проституток, - ответила я. Меня не покоробили ни тон, ни слова клиента. И почувствовала, что работать придется больше головой.
- Расскажи Лариса о том, как ты вышла на панель?
- Охренеть можно, - не выдержала я и спросила, - это твоя затея привести меня сюда?
- Нет моя. – Тотчас же отозвался ее папа.
- Сочинение в школе писать? – не унималась я.
- Нет, - опять ответил за дочь Борис. – У нее в голове засела мысль стать проституткой.
- Серьезно?
Диана кивнула головой и прыгнула в кресло. Она почти утонула в нем. Лишь озорное личико смотрело на меня из прямоугольника спинки кресла.
- Если я начну рассказывать, то это будет совращение малолетних. Следовательно – статья! Откуда я знаю, где у вас здесь спрятана видеокамера?
- Я добавляю сотню за твой откровенный рассказ.
Я потушила сигарету. Всякое у меня было за семь лет работы жрицей любви. Сначала нас называли путанами. Это было красиво. Это было совсем ново для России. И сначала безопасно, если только умело предохраняться от беременности и болезней.
- Ну что ж, девочка, - сказала я. И налила себе немного коньяка.
Диана потянулась, было за другим бокалом. Но я погрозила:
- Алкоголь убивает клетки мозга!
И начала читать лекцию.
- 50 тысяч клеток за один глоток. Сначала я пользовалась алкоголем как дезинфицирующим средством. Но разве за всеми уродами уследишь? Через семь месяцев активной работы на панели я заразилась гонореей. Пакостная болезнь, пакостное лечение, а главное расходы и потеря темпов в работе. Ну, как тебе начало, деточка?
- Начало обнадеживающее, - сказал папа и пошел по своим делам.
Когда за ним закрылась дверь, я спросила его дочку:
- Ты что, свихнулась? Колись, зачем ты обо всем этом хочешь знать?
- Я хочу стать проституткой.
- Денег не хватает?
- Я оргазма не испытываю!
Вот так, ни больше, ни меньше! Вот дуреха-то!
- Чего-чего!
Так давно я не смеялась!
- Для оргазма, - успокоившись сказала я, но еще с легким смешком, - надо любить!
- Я уже с десятком мальчишек любилась. И ничего!
- Не дозрела!
- Говорят, что проститутки ничего не испытывают. Вот я и хочу узнать!
- С чего ты взяла? Я сама первое время умирала от воображаемых сцен. Меня тащили в постель, а я думала, каково с таким самцом быть! Ну и представляю сам процесс… А после… - Я вздохнула и очень даже искренне. - Насильно внушила себе, что это работа. И все! Механическая работа за каким-то станком! Иногда тошнит, а держишься! Ладно, сменим тему. Отец знает про твои опыты?
- Конечно, знает. Он первый меня и попробовал…
- Вот сволочь! – не выдержала я. – У тебя нет матери?
- Есть. Она живет с другом отца.
- Да, - я снова закурила, - есть от чего свихнуться! И давно у тебя с отцом связь?
- Когда мне исполнилось 12 лет, как раз в день рождения.
Диана засмеялась.
- Ты что?
- Да я сама все сделала! Он хорошо выпил. Ну, я к нему и залезла в постель! Он и не разобрался, кого трахает…
- И что?
- Наутро он впервые избил меня! Я не пошла в школу.
- А когда пошла, то пошла по рукам?
- Я выбираю секс сама. Я выбираю партнера сама. Я все делаю сама…
Полная истеричка, замкнувшаяся на высшей свободе распоряжаться собой!
- Удивила ты меня…
Но я устала. Я представила, что это моя дочь, ну как бы моя дочь, и стало очень
пакостно!
А она, неугомонная:
- Пошли ко мне! Я хочу попробовать с тобой.
- Я не лесбиянка.
- Разве тебе не все равно за что деньги получать?
Я обреченно вздохнула. Отрабатывать, так отрабатывать!
- Я тебе баксов двести приплачу, - пообещала маленькая бестия, бегущая вприпрыжку в свою спальню, - только доведи меня до оргазма!
Я занималась этой дурочкой весь оставшийся день. Визжала она страшно! Даже царапалась! Я после представила счет ее папаше по полной программе! Он молча выложил мне кусок. Но перед тем, как отдать деньги, спросил:
- Не пойдет в проститутки?
- Нет. Она просто из киндер-сюрпризов, которым есть до всего дело! Ей бы влюбиться по-настоящему, да еще мать бы не помешала…
Он молча кивнул головой.
На том и расстались. Я ушла с чувством непонятной тревоги за эту дурочку. Что еще выкинет ее воображение?
Зимой я уже не выходила на обочину Московского шоссе. Меня сняли чеченцы, живущие в Кировском районе нашего города. Богатые люди! У них сеть аптек и складов с медпрепаратами. Конечно, использовали они меня при отсутствии своих жен на всю катушку, но и я не терялась, зарабатывая на жизнь. Мне бы только выкупить квартиру!
У меня выдался выходной. Я привела в порядок все свои счета в банке. Проценты были хорошие, что позволило мне пойти в ресторан «У Клима», где Ирина, моя давняя подруга, отмечала свой день рождения. Ресторан находился в оживленной торговой части города, где раньше были цеха подшипникового завода. Здесь стояли уже высотные магазины. В малом зале на двести человек играли свадьбу. А мы собрались в углу большого зала. Пришли друзья Ирины. Она девушка была известная в своем роде всему городу, если под ним подразумевать лишь одних алчущих секса мужиков.. Красивая, с чувством собственного достоинства. Мне она нравилась тем, что спокойно посылала клиентов в баню. Уж если ей кто не понравится, то никто не заставит ее идти против своего желания. Много денег на этом принципе она не заработала, но добиться Ирины означало для клиента полный набор изысканных наслаждений.
Мы выпили по пятому разу. Двери в большой зал были открыты и мне были слышны крики «Горько!». У меня замутилось в голове, и тогда я впервые всерьез подумала, что мне пора оторваться от этого бизнеса и заняться только собой! Но это было грустно.
Я пошла покурить в одиночестве. В этом ресторане был такой закуток «Пепельница» в виде небольшого сада под куполом с рядом кресел и маленьких столиков, на которых стояли пепельницы.
После несколько затяжек я еще раз подумала о том, что больше не выдержу садистских требований чеченцев. А они все больше и больше будут еще более жестокими! Я виновата в том, что они не видят рядом своих тонконогих, пахнущим чем-то кислым женщин, с кучей болезней, приобретенных на цементном полу их хижин… Не слышат гомона шумливых детей, где сопливые мальчики горланят какую-то чепуху из непонятных призывов к чему-то…
Я решила вернуться к телевизионной журналистике, которая отвергала воображение.
- Лариса?
Я подняла глаза. Передо мной стоял Борис.
- Я не работаю…
- Но, надеюсь, ты думаешь?
- Да, о том, чтобы еще раз умереть и снова стать Оксаной.
- Это сильные мысли для жрицы любви…
- Я не поддаю сидя в кресле, - грубо ответила я и поднялась.
Я ничего не хотела иметь общего с этим растлителем собственной дочери! И пошла.
- Ты ангел!
Я остановилась и медленно повернулась в сторону голоса. В голове уже была готова самая что ни на есть пошлейшая реплика. Лишь бы защитить свою независимость, свободу!
Борис шагнул ко мне:
- Ты вернула мне дочь!
Теперь я догадалась кто выходит здесь замуж.
- Диана?
- Она!
- Счастлива?
- Сегодня – да. Как счастлив биолог Кох, найдя свою палочку!
- Разве можно быть счастливым от умения найти туберкулез?
Мы были достойными по эрудиции собеседниками.
- Да, счастлива тем нездоровым интересом к новому витку в своей жизни, что делает ученого истинным исследователем.
Мудрено. Но ведь я поддерживаю эту мудреность!
- Что сказать? – Я вздохнула. - Она так молода…
- Она хочет быть моментально старой и мудрой…
- Страшно это.
- Страшно… Пойдем, поздравишь ее.
- Да, но у меня нет подарка…
- Пошли!
И я пошла на свадьбу, увидев Диану во главе длинного стола. Она сидела с мальчишкой, ставшим предметом ее пристального изучения.
Когда закричали «горько», она встала и приложилась к губам своего совсем юного мужа с одной лишь целью, узнать насколько это было горько?
Она видела меня одним глазом из под челки. Это был раздвоенный взгляд. В той части, отведенной для меня, она хотела узнать, влюбился ли ее отец в меня?
Мне это было ясно.
Но она хотела понять жизнь каким-то иным, непонятым мне способом. Похоже, неведомым никому на этой Земле!
Глава вторая. Любовь и сволочи.
«Я хочу исчезнуть из этой жизни!»
Это заявила мне Ирка.
«Как это? – с желанием придать этому заявлению долю шутки уточнила я. – Чтобы следов не осталось?»
«Вот именно!»
То, каким тоном она это сказала, срезало улыбку с моего лица.
О том, что Ирка была беременной, я узнала после ее смерти.
Беременная проститутка. Что вы знаете об этом состоянии? Ничего не знаете!
«Это тоже самое, - сказала когда-то сама Ирка, - что оплодотворить автомат, выдающий порции горячего кофе».
И вот она была этим автоматом, который был оплодотворен еще и мыслями о материнстве. Начались сбои, когда посетители обслюнявливали за услуги свои деньги.
Она была этим автоматом, в который влезла бабка-повитуха со своим скребком, валявшимся среди средств от клопов.
Обо всем этом я думала на похоронах подруги. Единственная, кто бросил на ее гроб горсть земли, была я на пустом кладбище.
Ирка умерла в ванной. Она лежала с измученным от боли и страха лицом, полузалитым красной от крови водой. А я долго сидела на краю ванной, раздумывая о бессмысленности человеческого существования. И даже попыталась представить себя на ее месте. И протяжно вздохнула.
Его звали Максом.
- Тетя, дай малышу, - сказал он, когда я выходила из своего подъезда.
- Прямо здесь, что ли? – усмехнулась я. Мальчишке было лет пятнадцать. А может и меньше.
- У меня дома никого нет.
- Где ты живешь?
Он показал на дом, противоположный моему:
- Третий этаж, вон пакетное окно.- Сосед, значит.
Во дворе никого не было. Асфальт аллеи был в пятнах от опавших листьев. Рано утром слышен шелест метлы дворника. Но осень упорно устилает землю листьями.
- Я тебя вычислил, - сказал он. Робкие усики на его верхней безгрешной губе дрогнули. - Я видел, как тебя нанимали.
- Математик или разведчик?
- Нет, хочу попробовать серьезную телку.
- Серьезная телка, - усмехнулась я, - задарма не работает.
- 200 баксов на часа три…
-У тебя в школе подружки нет?
- Есть, но я хочу, чтобы она почувствовала мой опыт.
Вон как серьезно – опыт!
Я была свободна.
- Если под кроватью окажется футбольная команда твоих дружков, - предупредила я, - то с каждого по сотне баксов!
- Ты зайди через минут пятнадцать, квартира 27.
Он побежал в свой дом.
Я прошла вдоль своего дома, вышла на улицу и заглянула в кафе. Одна чашка, одна сигарета, десятки взглядов мужчин. И презрительных от опытных, и наивных от восторга романтиков.
Я выгляжу на все сто. Даже больше, хотя Ирка была круче меня. Эх, подружка!
На улице я повела себя осторожно. Стояла, подкрашивая губы, в зеркальце осмотрелась. Малыш мог устроить пакость.
И в подъезде осмотрелась, поднялась на лифте на восьмой этаж, затем спустилась пешком. Ничего подозрительного.
Дверь в 27 квартиру была приоткрыта. Только вошла, как мой клиентик вынырнул из ванной. Он был в халате с отцовского плеча.
И бросился запирать за мной дверь.
Я осмотрела квартиру. Четыре комнаты, мебель новая, все облагорожено со вкусом. И в комнате мальчишки все, как у любимого сынка: компьютер, музыкальный центр, домашний кинотеатр, удобное кресло, полутораспалка. Уместимся.
- Ты красивая, - вошел мальчишка.
- Даша, - представилась я. Соврала, не знаю, почему.
- Максим, - и без перехода, - вот деньги.
Он вынул из кармана халата две сотни.
- Пока спрячь, - сказала я. – Туда, в свой стол. На прощанье отдашь, на улице. Ведь пойдешь провожать даму?
- Ну что ж, осторожность не помешает.
Максим сказал это очень даже рассудительно.
Я стала раздеваться. Это продуманный ритуал. Плащ я повесила на спинку кресла. Так можно было быстро одеть его на голое тело, а вещи бросить в сумочку. Легкая кофта, короткая юбка, трусики, бюстгальтер. Это на компьютерный стол.
Пока я неторопливо раздевалась мой юный клиент раз пять садился на кровать и вскакивал. Он то кутался в халат, то распахивал его, демонстрируя свое возбуждение.
Я расставила акценты, подойдя к нему, заставив окончательно лишиться халата. Обняла, унимая его дрожь. Затем оттолкнула от себя на кровать и после некоторых манипуляций, предохраняющих от беременности, сверху села на неплохо натренированное тело.
- Паспорт есть?
- Что? – не понял он, судорожно стянув края простыни обеими руками.
- Паспорт, - повторила я.
- Он в столе. Но ты не поднимайся, я сейчас кончу!
Я подчинилась. Таковы издержки обучения.
Паспорт я все-таки проверила. Парню оказалось почти семнадцать лет. Ну, что ж, в растлении малолетних меня не обвинят.
Курс обучения продолжался по заказанному времени. Мальчишка был легко возбудим. Это и есть недостаток, который устраняется только сильной волей. У Максима она была где-то на задворках.
- А как у тебя самой первый раз это было? – спросил он, чтобы хоть немного отвлечься, потому что его естество протестовало против всякой задержки перед новым кругом обучения. Это было совершенно неожиданно для меня.
- Я была старой, - сказала я, - уже работала диктором телевидения, ну, седьмого канала, когда мой шеф закрыл в кабинете дверь. Сначала он пальцем лишил меня девственности…
Я рассказывала скучным, равнодушным языком. Но не про то, как этот красавец с виду Жорж Алмазов (в миру Георгий Наумов) настоял на моем увольнении после того изнасилования. Это было чудовищной подлостью. Он кричал в кабинете главного редактора о морали. Он брызгал слюной. Он назвал меня проституткой! Я тогда потребовала месячный оклад за дефлорацию…А через полгода, в парике и крутом прикиде, появилась в компании Жоржа и его друзей, вызвавших девочек. Я все-таки здесь же, на людях, вытребовала у Алмазова месячную зарплату!
- У меня был парень, - я же говорила Максиму о другом, о раннем моем прошлом, - мы были одноклассниками, и проводила служить его на флот. Он утонул, оказавшись на плоту, унесенном от берега…
- Ух, ты! Как его звали?
- Не помню,- соврала я и тотчас же спросила, – а твою девушку как зовут?
- Ленкой.
- Она у тебя будет второй, после меня?
- Первой! Ты не в счет!
Я вздохнула. Вот так я не принадлежу в этой жизни самой себе!
Когда я выходила, то у двери на лестничной площадке уже стоял красивый, слегка седоватый мужчина. «Отец», - догадалась я.
- Пап, - это наша училка, по биологии, - нашелся Максим.
- Да, я знакомлюсь с учениками, - поддакнула я.
- Понятно, - ответил отец. Он дураком не был. – Сколько ты ей отдал?
- Еще не…
- Сколько я тебе должен, - спросил родитель у меня.
- 200 долларов за три часа.
Он засунул руку в нагрудный карман своего модного пальто, вытащил деньги и отсчитал мне четыре бумажки по 50 долларов. Отдал он их левой рукой, а правой съездил мне по лицу.
Я разорвала эти деньги и бросила клочки в лицо папаше:
- Я их не мелко, можно будет склеить!
Дня через два меня снова подкараулил Максим. Он стоял между пролетами и смотрел в окно. Он слышал, как я закрыла дверь, повернулся ко мне и стал подниматься.
- Вот деньги.
Я взяла их и хотела обойти мальчишку. Но он расставил руки.
Я улыбнулась:
- Как Леночка?
- Не знаю? – Полная растерянность в темных глазах юноши. - Можно я к тебе поднимусь?
- С какой стати? А следом ворвется твой папаша?
- Ну, можно?
- Ты, что, снова хочешь меня? - Я всплеснула руками. – Ну, дела!
- Мне с тобой было хорошо.
- Уймись, между нами пропасть! Ты читал «Воскресенье» Льва Толстого?
- Вместе почитаем…
- Мне 31 год! Я измочаленная проститутка! А ты сосунок.
- Я тебе заплачу! – крикнул мой юный возлюбленный. - Это заказ!
Он полез в карман за деньгами.
- Ах, Леночка твоя трахается с другим? – догадалась я.
Максим побледнел и повторил то, что сделал его папаша на его лестничной площадке.
Декорации не меняются.
У меня появилось красное пятно на левой щеке.
На правой прошло, но та помнила боль.
- Сволочь! Вон отсюда!
Послышались чьи-то шаги по лестничному маршруту над нами.
Максим не стал дожидаться свидетеля и, повернувшись, запрыгал вниз через три ступеньки. Легко, спортивно, с чувством.
Мне стало совсем плохо. Я заплакала и поднялась к своей двери. Слезы и душили, и мешали вставить ключ в замочную скважину. Я слышала, как с пятого этажа спускался человек. Судя по шаркающим звукам, вероятно пожилой человек.
- Я еще ни разу не видела плачущую проститутку, - услышала я за спиной голос женщины. В этом голосе угадывались властные нотки классной руководительницы.
Ну, вот, купила себе квартиру! И откуда только люди узнают обо всем? Я сжала губы. Я не хотела отвечать. Я занесла ногу за порог, но обида заставила меня обернуться:
- У меня была строгая мама, как вы. Но она любила меня и берегла…
Я вбежала в свою прекрасную однокомнатную квартиру. В ней еще стоял запах недавнего строительства. Это был смесь аромата клея, краски, линолеума и мела. Я любила этот аромат. Но сейчас он был запахом одиночества.
Я пошла в ванную и стала набирать воду. Шум струи стал успокаивать, я подошла к окну, увидела выходящую на улицу соседку. По стройной осанке угадывалась учительница. Может быть какого-нибудь балетного класса. Женщина остановилась и посмотрела на мое окно снизу. Она не могла видеть меня за занавесками, а я изучала ее дальнее лицо. Оно, действительно, напоминало мне мою маму, и я прочла в ее невидимом для меня взгляде боль.
Звуки говорили о полной ванне. Я разделась, нашла в маленьком шкафчике под зеркалом скальпель, оставшейся от мамы. Она была медсестрой. Шагнула в воду и часть ее вылилась на пол, когда я просто в изнеможении села.
Я подняла руки. Одна держала скальпель и подрагивала. Другая смотрела на меня нежной стороной с бьющимися прожилками.
Обе как бы спрашивали: «Хочешь ли ты исчезнуть из этой жизни?»
Я не стала уходить из жизни, а устроила себе отдых. Сервировка с нежным вином и все такое. После первого тоста наедине с диктором какого-то канала по телевизору в дверь позвонили. В глазке я увидела Максима. Еще я увидела за его спиной краешек букета цветов.
И я открыла дверь.
Так у меня начался роман.
Максим был чем-то похож на моего утонувшего на Дальнем Востоке одноклассника, имя которого было Любимый. И это имя забрал мальчик из соседнего дома.
Наш город вытянут вдоль Волги. Бывший исторический центр застраивается зданиями архитектуры, опробованной в цивильных странах на Западе. Я подолгу смотрю утром на город под окнами балкона. Надышавшись гарью от машин, закрываю створки и включаю кондер. Все, отрезана от мира! Затем подолгу смотрю на себя в зеркало. Только мне одной известны изменения и на лице, и в фигуре. В уме складывается некий график старения. Я стараюсь ограничивать его самым близким будущим: днем нынешним, днем вторым… Дальше страшно заглядывать.
Мой юный возлюбленный ничего не видит. Он прибегает, как на тренировку со спортивной сумкой. Только в ней не пахнущая потом форма и кроссовки, а небольшой букет цветов, какая-нибудь любимая закуска или бутерброд из дома и несколько учебников. Он знает, я готовить не люблю, но разбираюсь в школьной программе. Я помню все! Когда работала диктором, достаточно было одного лишь взгляда на листок с текстом…
Я раскрылась, и теперь Максим зовет меня Оксаной, а иногда просто Ксой. Кса, и все!
Еще я купила продвинутый ноутбук. Иногда готовлю своему другу контрольные. Видимо то, что сын стал преуспевать в учебе, не вызывало потребностей родителей контролировать передвижения Максима. А он проявлял чудеса конспирации. Я скажу об одной его операции. Он входит в дом с крайнего подъезда (набор кода на замке двери подъезда – не проблема для него), поднимается на последний этаж и там через неприкрытый люк по чердаку идет к моему подъезду и со всеми предосторожностями спускается.
Я понимаю, что когда-нибудь кто-то из бдительных жильцов с трясущимися от старости руками, но выстраданным в советские времена чутьем на шпионские темы, его застукает, но об этом думать не хотелось.
Кстати, о его родителях.
Об отце, руководителе отдела риелторской конторы «Петушок», знаю, что он относится к жизни серьезно. И это все о Вадиме Николаевиче с тяжелой рукой, двинувшей мне по лицу.
А вот мадам Елизавета…
В нескольких кварталах от нашего дома есть салон красоты «Салют». Такое название можно было с успехом присвоить пиротехнической фабрике или заводу по выпуску шахтных ракет. Но какой-то шизанутый бизнесмен открыл эту парикмахерскую для высших слоев общества города. Да и области тоже. И гламурное бабье и мужички в твидовых пиджачках потянулись туда. Разумеется, каждый в свой салон.
В чем секрет этого «Салюта» многие или не понимали, или тщательно скрывали. Но я уже давно знала, что в соседнем помещении, куда уводила незатейливая серая дверь для подсобных помещений, был оборудован другой салон - для свиданий. Сюда приходили те дамы, которые жаждали получить все, что входило в понятие «внимание мужчины», а мужчины заглядывали, чтобы решать кое-какие дела с дамами, обличенными властью.
Все приходили сюда с солидными суммами, подарками, вручаемыми во время обедов в кабинках. Гарик, глава этой хитрой фирмочки, сидел под крышей какого-то крутого отдела милиции. Все были довольны.
Итак, мадам Елизавету я увидела в соседнем кресле. Это, когда я позволила себе зайти сюда. Из озорства. Женщина сорока лет сидела под колпаком, а миниатюрненькая девушка-мастер обрабатывала ей руки. Выстригивала заусенцы, подпиливала и красила ногти. И шел такой милый общий треп. В обращении к клиентке не было «Лизочки», «Лизы», а только строгое и торжественное, почти царское – Елизавета. И все о брелках, ожерельицах, серьгах и диадемах.
Я не знаю, может быть, девушка-мастер подрабатывала в ювелирном магазине, но беседу она поддерживала профессионально.
Прошло около часа, когда появился сам Гарик и, зачем-то наклонившись над ухом клиентки, громко сказал:
- Елизавета, вас ждут. Третья кабина.
- Ах, это ты, сводник, - засмеялась Елизавета, - и кто на этот раз?
- Аск...нов, - скороговоркой сообщил Гарик, - …тат городской Думы.
- Я сейчас, дружок.
В тот же момент из рук Елизаветы в руки Гарика перекочевало несколько ассигнаций.
«Вот проститутка!» - подумала я, забыв о своей профессии.
Лишь месяц назад я заметила эту женщину. У подъезда дома Максима.
Я быстро прошмыгнула за ней следом. Могу даже не говорить о том, что она вошла в квартиру моего юного любовника. И я тогда поняла, что это она семнадцать лет назад рожала Максима.
- Дружок, - сказала я, когда Максим появился у меня, озабоченный какой-то формулой из тригонометрии, - как зовут твою маму?
- Елизавета Антоновна. А что?
- Ну, если ты меня когда-нибудь представишь ей, я не буду ошарашена столь звучным именем.
- Представлю? – весело переспросил сынок.
- Извини, я размечталась…
Уже полгода прошло, как Максим перестал появляться у меня. Я поняла это правильно: теперь мой любимый утонул в море своей юной жизни. И похвалила себя за то, что не переставала работать. Не так интенсивно, как до Максима, но ведь и мне он был не безубыточен.
В апреле мы столкнулись в парке Струкова. Точнее, я увидела его с юной девицей. Они сидели на скамейке и без устали целовались, распахнув верхнюю одежду. Время было около трех часов дня. Сбежали с уроков. Думаю, это была Леночка, которая уже, вероятно, набралась опыта. Я прошла и присела на дальнюю скамейку, уставшей от всех прожитых лет, и подумала что, если он еще раз придет ко мне, то обязательно будет платить. Поторгуюсь!
А к маю жизнь опять вошла в привычное русло.
Что это значит?
Я по-прежнему снимаю для работы квартиру Ирки. В двух газетах постоянно висит наше объявление об оказании услуг. Конечно, массаж! Кто хочет, тот понимает это и звонит. Или еду по вызову.
А сутенеры?
Они боятся моей крыши. Это все Иркин двоюродный брат. Игорек работает в милиции. Правда не прочь был побал
Я поднимаю руку.
Хотя этого можно было и не делать.
Владелец вольво остановился не сразу, а чуть проехал.
Я его понимаю. Если не сотни глаз, то десятки видят эту картину – девушка легкого поведения, стоящая на обочине одной из оживленных трасс города, ловит клиента. Особенно любопытны пассажиры общественного транспорта и маршрутных такси.
Но я не девушка легкого поведения! Ошибаетесь! Самого что ни на есть тяжелого!
Владелец вольво мужчина средних лет. Ему, судя по легкому инею на висках, чуть за сорок. Он не перегибается через переднее сиденье, чтобы открыть мне дверь. Я знаю таких: они уверены в себе только с теми, кто зависим от них. И слегка трусливы. Остановиться чуть дальше – это подстраховка.
Я открываю дверь:
- Не передумал, - спросила я уже на сиденье, и сразу лезу в сумочку за сигаретами с легким ментоловым запахом. Он перебивает запах мужчины, лезущего ко мне с поцелуями. В тот самый момент. Подобные клиенты зомбированы своими женами, которые знают, что делают: «Ты меня поцелуй сначала, подогрей, а после…» Или в тот самый момент: «Ну, целуй меня, целуй!»
Пряча пачку сигарет в сумочку, показываю клиенту упаковку презервативов. Они у меня обычные. Навороченные пусть покупают сами клиенты!
Затем подсаживаюсь ближе к водителю. Моя рука делает рекогносцировку. Это поглаживание ног мужчины, легкий обжим. Ответная реакция говорит о том, что особых извращений можно не ожидать. Хотя ничего полностью нельзя предугадать.
- Ладно, - мужчина достает свои сигареты и прикуривает от зажигалки в приборной доске, и в этот момент я подумала, что мы знакомы, - брось ты это! На сколько рассчитываешь?
Даже не поворачивается ко мне. Смотрит перед собой. Но машину он ведет классно. Ловит каждый просвет впереди, лавирует между рядами, подходит к перекрестку как раз на зеленый. Таким проститутки нужны, чтобы слегка расслабиться. И деньги у таких есть.
- Две сотни, - говорю, тоже рассматривая лобовое стекло, словно на нем засветились титры моего любимого фильма «Красотка» с Ричардом Гиром и Джулией Робертс в главных ролях!
- Ты же уличная! – легкий поворот в мою сторону.
- Я круглосуточная! У меня кредит за квартиру, вот и подрабатываю, как могу!
- Круто, - усмехнулся он, - посмотрим в деле, но дам три сотни, если сделаешь то, что попрошу.
- Тогда придется набросить! Когда так предупреждают, я подписываю контракт!
- Какой контракт, о чем ты?
- Устный…
- Ладно, едем, ты еще та штучка!
- Я не штучка, а Лариса.
- Борис.
Наконец он посмотрел на меня. В его серых глазах я прочитала провалы. Такие как и в моих глазах, когда долго смотрю на себя в зеркало. Это провалы души, памяти и еще чего-то, опасное безвозвратностью.
Вольво хорошая машина. Мы скоро оказываемся за городом, мчимся по трассе в аэропорт, но сворачиваем в дачный массив. Со стороны трассы Сокские дачи – это демонстрация богатства самарской деловой и политической элиты. Мы въезжаем на территорию трехэтажного особняка. Мягко шуршат шины по гравию. Я успеваю осмотреть возможные пути отступления…
Нас встретила прислуга. Пожилые мужчина и женщина. Женщина была в белом переднике, мужчина – в комбинезоне. Мне показалось, что они муж и жена.
- Дарья, - сказал Борис, - мы будем в гостиной. Обслужи нас.
Большая гостиная была на втором этаже. Светлая, три стены были наружными с широкими окнами. Но все было зашторено, и мягкий рассеянный свет хорошо сочетался с прохладой кондиционеров. В мягких креслах можно сразу уснуть.
Небольшую часть гостиной перегораживал стеллаж с книгами. Хорошие глянцевые издания, справочники, атласы. Это придавало помещению вид рабочего кабинета, но шикарная тахта у противоположной стеллажу стены мешала такому восприятию.
«Вот здесь он меня будет…», - подумала я и осталась довольной: чисто, уютно, прислуга привыкшая. Бровью не повела эта Дарья.
Но Борис указал на кресло:
- Располагайся! Я переоденусь.
Я утонула в кресле. Вошла Дарья с подносом. На столике передо мной появились коньяк, конфеты, чистая пепельница.
Борис вернулся не в халате, как я предполагала, а в легком летнем костюме - рубашка на выпуск и шорты. Ноги стройные, крепкие и по-мужски прикрыты негустым ковром мелких в колечки волос.
Однако он сел не в кресло, а придвинул пуфик.
- Лариса?
Я посмотрела на него и вдруг неожиданно увидела свое отражение в экране телевизора с плоским плазменным экраном. Мой облик в темных тонах был романтичным. Я не остригла волосы до старушечьего маразматического одуванчика на голове. У меня была толстая коса, начинающаяся с верхней части затылка, и заканчивающаяся чуть ниже плеч. Такую прическу любит актриса Младлена Коротич. Ну вы ее не знаете, потому что она снялась в одном фильме… Но я уже познала практическую пользу толстого слоя волос на затылке. Я падала и отделывалась лишь незначительными ушибами ног и бедер. А голове – ничего! Правда, один из клиентов, под 110 килограммов весом, попытался потаскать меня за косу, когда ему показалось, что я тоже кончаю: «Ты мне детей тут не парь, тварь!» Так он кричал в рифму. Я заехала ему ногой в пах. Но это было в первый год моей практики жрицы любви.
Еще в прихожей я обратила внимание на тусклый взгляд его больших глаз и подумала, что у человека с таким тоскливым взглядом можно было попросить и все четыре сотни.
- Лариса? – повторил Борис. – Я помню тебя с диктофоном, когда ты пришла ко мне с этим рыжим оператором… Веней, кажется. А тебя звали Оксаной.
Это было десять лет назад. Я узнала молодого бизнесмена Кудряшова. Это было, действительно так но, в прошлой жизни!
- Оксана умерла, - сказала я. И закурила.
- Хорошо. О покойных или только хорошее, или ничего.
Банальность кстати. Начитанный мне попался клиент.
Борис встал. И в этот момент в гостиную влетела девушка, в топике, приоткрывшем ее загорелый животик. Она была стройненькой, веселой и с очень невинным взглядом больших зеленоватых глаз. Я вспомнила свои шестнадцать.
- Это моя Диана, - представил Борис, и меня ей, - Лариса - профессиональная проститутка!
- Ой, как здорово! – захлопала в ладошки дочь Бориса.
- Я не состою в профсоюзе проституток, - ответила я. Меня не покоробили ни тон, ни слова клиента. И почувствовала, что работать придется больше головой.
- Расскажи Лариса о том, как ты вышла на панель?
- Охренеть можно, - не выдержала я и спросила, - это твоя затея привести меня сюда?
- Нет моя. – Тотчас же отозвался ее папа.
- Сочинение в школе писать? – не унималась я.
- Нет, - опять ответил за дочь Борис. – У нее в голове засела мысль стать проституткой.
- Серьезно?
Диана кивнула головой и прыгнула в кресло. Она почти утонула в нем. Лишь озорное личико смотрело на меня из прямоугольника спинки кресла.
- Если я начну рассказывать, то это будет совращение малолетних. Следовательно – статья! Откуда я знаю, где у вас здесь спрятана видеокамера?
- Я добавляю сотню за твой откровенный рассказ.
Я потушила сигарету. Всякое у меня было за семь лет работы жрицей любви. Сначала нас называли путанами. Это было красиво. Это было совсем ново для России. И сначала безопасно, если только умело предохраняться от беременности и болезней.
- Ну что ж, девочка, - сказала я. И налила себе немного коньяка.
Диана потянулась, было за другим бокалом. Но я погрозила:
- Алкоголь убивает клетки мозга!
И начала читать лекцию.
- 50 тысяч клеток за один глоток. Сначала я пользовалась алкоголем как дезинфицирующим средством. Но разве за всеми уродами уследишь? Через семь месяцев активной работы на панели я заразилась гонореей. Пакостная болезнь, пакостное лечение, а главное расходы и потеря темпов в работе. Ну, как тебе начало, деточка?
- Начало обнадеживающее, - сказал папа и пошел по своим делам.
Когда за ним закрылась дверь, я спросила его дочку:
- Ты что, свихнулась? Колись, зачем ты обо всем этом хочешь знать?
- Я хочу стать проституткой.
- Денег не хватает?
- Я оргазма не испытываю!
Вот так, ни больше, ни меньше! Вот дуреха-то!
- Чего-чего!
Так давно я не смеялась!
- Для оргазма, - успокоившись сказала я, но еще с легким смешком, - надо любить!
- Я уже с десятком мальчишек любилась. И ничего!
- Не дозрела!
- Говорят, что проститутки ничего не испытывают. Вот я и хочу узнать!
- С чего ты взяла? Я сама первое время умирала от воображаемых сцен. Меня тащили в постель, а я думала, каково с таким самцом быть! Ну и представляю сам процесс… А после… - Я вздохнула и очень даже искренне. - Насильно внушила себе, что это работа. И все! Механическая работа за каким-то станком! Иногда тошнит, а держишься! Ладно, сменим тему. Отец знает про твои опыты?
- Конечно, знает. Он первый меня и попробовал…
- Вот сволочь! – не выдержала я. – У тебя нет матери?
- Есть. Она живет с другом отца.
- Да, - я снова закурила, - есть от чего свихнуться! И давно у тебя с отцом связь?
- Когда мне исполнилось 12 лет, как раз в день рождения.
Диана засмеялась.
- Ты что?
- Да я сама все сделала! Он хорошо выпил. Ну, я к нему и залезла в постель! Он и не разобрался, кого трахает…
- И что?
- Наутро он впервые избил меня! Я не пошла в школу.
- А когда пошла, то пошла по рукам?
- Я выбираю секс сама. Я выбираю партнера сама. Я все делаю сама…
Полная истеричка, замкнувшаяся на высшей свободе распоряжаться собой!
- Удивила ты меня…
Но я устала. Я представила, что это моя дочь, ну как бы моя дочь, и стало очень
пакостно!
А она, неугомонная:
- Пошли ко мне! Я хочу попробовать с тобой.
- Я не лесбиянка.
- Разве тебе не все равно за что деньги получать?
Я обреченно вздохнула. Отрабатывать, так отрабатывать!
- Я тебе баксов двести приплачу, - пообещала маленькая бестия, бегущая вприпрыжку в свою спальню, - только доведи меня до оргазма!
Я занималась этой дурочкой весь оставшийся день. Визжала она страшно! Даже царапалась! Я после представила счет ее папаше по полной программе! Он молча выложил мне кусок. Но перед тем, как отдать деньги, спросил:
- Не пойдет в проститутки?
- Нет. Она просто из киндер-сюрпризов, которым есть до всего дело! Ей бы влюбиться по-настоящему, да еще мать бы не помешала…
Он молча кивнул головой.
На том и расстались. Я ушла с чувством непонятной тревоги за эту дурочку. Что еще выкинет ее воображение?
Зимой я уже не выходила на обочину Московского шоссе. Меня сняли чеченцы, живущие в Кировском районе нашего города. Богатые люди! У них сеть аптек и складов с медпрепаратами. Конечно, использовали они меня при отсутствии своих жен на всю катушку, но и я не терялась, зарабатывая на жизнь. Мне бы только выкупить квартиру!
У меня выдался выходной. Я привела в порядок все свои счета в банке. Проценты были хорошие, что позволило мне пойти в ресторан «У Клима», где Ирина, моя давняя подруга, отмечала свой день рождения. Ресторан находился в оживленной торговой части города, где раньше были цеха подшипникового завода. Здесь стояли уже высотные магазины. В малом зале на двести человек играли свадьбу. А мы собрались в углу большого зала. Пришли друзья Ирины. Она девушка была известная в своем роде всему городу, если под ним подразумевать лишь одних алчущих секса мужиков.. Красивая, с чувством собственного достоинства. Мне она нравилась тем, что спокойно посылала клиентов в баню. Уж если ей кто не понравится, то никто не заставит ее идти против своего желания. Много денег на этом принципе она не заработала, но добиться Ирины означало для клиента полный набор изысканных наслаждений.
Мы выпили по пятому разу. Двери в большой зал были открыты и мне были слышны крики «Горько!». У меня замутилось в голове, и тогда я впервые всерьез подумала, что мне пора оторваться от этого бизнеса и заняться только собой! Но это было грустно.
Я пошла покурить в одиночестве. В этом ресторане был такой закуток «Пепельница» в виде небольшого сада под куполом с рядом кресел и маленьких столиков, на которых стояли пепельницы.
После несколько затяжек я еще раз подумала о том, что больше не выдержу садистских требований чеченцев. А они все больше и больше будут еще более жестокими! Я виновата в том, что они не видят рядом своих тонконогих, пахнущим чем-то кислым женщин, с кучей болезней, приобретенных на цементном полу их хижин… Не слышат гомона шумливых детей, где сопливые мальчики горланят какую-то чепуху из непонятных призывов к чему-то…
Я решила вернуться к телевизионной журналистике, которая отвергала воображение.
- Лариса?
Я подняла глаза. Передо мной стоял Борис.
- Я не работаю…
- Но, надеюсь, ты думаешь?
- Да, о том, чтобы еще раз умереть и снова стать Оксаной.
- Это сильные мысли для жрицы любви…
- Я не поддаю сидя в кресле, - грубо ответила я и поднялась.
Я ничего не хотела иметь общего с этим растлителем собственной дочери! И пошла.
- Ты ангел!
Я остановилась и медленно повернулась в сторону голоса. В голове уже была готова самая что ни на есть пошлейшая реплика. Лишь бы защитить свою независимость, свободу!
Борис шагнул ко мне:
- Ты вернула мне дочь!
Теперь я догадалась кто выходит здесь замуж.
- Диана?
- Она!
- Счастлива?
- Сегодня – да. Как счастлив биолог Кох, найдя свою палочку!
- Разве можно быть счастливым от умения найти туберкулез?
Мы были достойными по эрудиции собеседниками.
- Да, счастлива тем нездоровым интересом к новому витку в своей жизни, что делает ученого истинным исследователем.
Мудрено. Но ведь я поддерживаю эту мудреность!
- Что сказать? – Я вздохнула. - Она так молода…
- Она хочет быть моментально старой и мудрой…
- Страшно это.
- Страшно… Пойдем, поздравишь ее.
- Да, но у меня нет подарка…
- Пошли!
И я пошла на свадьбу, увидев Диану во главе длинного стола. Она сидела с мальчишкой, ставшим предметом ее пристального изучения.
Когда закричали «горько», она встала и приложилась к губам своего совсем юного мужа с одной лишь целью, узнать насколько это было горько?
Она видела меня одним глазом из под челки. Это был раздвоенный взгляд. В той части, отведенной для меня, она хотела узнать, влюбился ли ее отец в меня?
Мне это было ясно.
Но она хотела понять жизнь каким-то иным, непонятым мне способом. Похоже, неведомым никому на этой Земле!
Глава вторая. Любовь и сволочи.
«Я хочу исчезнуть из этой жизни!»
Это заявила мне Ирка.
«Как это? – с желанием придать этому заявлению долю шутки уточнила я. – Чтобы следов не осталось?»
«Вот именно!»
То, каким тоном она это сказала, срезало улыбку с моего лица.
О том, что Ирка была беременной, я узнала после ее смерти.
Беременная проститутка. Что вы знаете об этом состоянии? Ничего не знаете!
«Это тоже самое, - сказала когда-то сама Ирка, - что оплодотворить автомат, выдающий порции горячего кофе».
И вот она была этим автоматом, который был оплодотворен еще и мыслями о материнстве. Начались сбои, когда посетители обслюнявливали за услуги свои деньги.
Она была этим автоматом, в который влезла бабка-повитуха со своим скребком, валявшимся среди средств от клопов.
Обо всем этом я думала на похоронах подруги. Единственная, кто бросил на ее гроб горсть земли, была я на пустом кладбище.
Ирка умерла в ванной. Она лежала с измученным от боли и страха лицом, полузалитым красной от крови водой. А я долго сидела на краю ванной, раздумывая о бессмысленности человеческого существования. И даже попыталась представить себя на ее месте. И протяжно вздохнула.
Его звали Максом.
- Тетя, дай малышу, - сказал он, когда я выходила из своего подъезда.
- Прямо здесь, что ли? – усмехнулась я. Мальчишке было лет пятнадцать. А может и меньше.
- У меня дома никого нет.
- Где ты живешь?
Он показал на дом, противоположный моему:
- Третий этаж, вон пакетное окно.- Сосед, значит.
Во дворе никого не было. Асфальт аллеи был в пятнах от опавших листьев. Рано утром слышен шелест метлы дворника. Но осень упорно устилает землю листьями.
- Я тебя вычислил, - сказал он. Робкие усики на его верхней безгрешной губе дрогнули. - Я видел, как тебя нанимали.
- Математик или разведчик?
- Нет, хочу попробовать серьезную телку.
- Серьезная телка, - усмехнулась я, - задарма не работает.
- 200 баксов на часа три…
-У тебя в школе подружки нет?
- Есть, но я хочу, чтобы она почувствовала мой опыт.
Вон как серьезно – опыт!
Я была свободна.
- Если под кроватью окажется футбольная команда твоих дружков, - предупредила я, - то с каждого по сотне баксов!
- Ты зайди через минут пятнадцать, квартира 27.
Он побежал в свой дом.
Я прошла вдоль своего дома, вышла на улицу и заглянула в кафе. Одна чашка, одна сигарета, десятки взглядов мужчин. И презрительных от опытных, и наивных от восторга романтиков.
Я выгляжу на все сто. Даже больше, хотя Ирка была круче меня. Эх, подружка!
На улице я повела себя осторожно. Стояла, подкрашивая губы, в зеркальце осмотрелась. Малыш мог устроить пакость.
И в подъезде осмотрелась, поднялась на лифте на восьмой этаж, затем спустилась пешком. Ничего подозрительного.
Дверь в 27 квартиру была приоткрыта. Только вошла, как мой клиентик вынырнул из ванной. Он был в халате с отцовского плеча.
И бросился запирать за мной дверь.
Я осмотрела квартиру. Четыре комнаты, мебель новая, все облагорожено со вкусом. И в комнате мальчишки все, как у любимого сынка: компьютер, музыкальный центр, домашний кинотеатр, удобное кресло, полутораспалка. Уместимся.
- Ты красивая, - вошел мальчишка.
- Даша, - представилась я. Соврала, не знаю, почему.
- Максим, - и без перехода, - вот деньги.
Он вынул из кармана халата две сотни.
- Пока спрячь, - сказала я. – Туда, в свой стол. На прощанье отдашь, на улице. Ведь пойдешь провожать даму?
- Ну что ж, осторожность не помешает.
Максим сказал это очень даже рассудительно.
Я стала раздеваться. Это продуманный ритуал. Плащ я повесила на спинку кресла. Так можно было быстро одеть его на голое тело, а вещи бросить в сумочку. Легкая кофта, короткая юбка, трусики, бюстгальтер. Это на компьютерный стол.
Пока я неторопливо раздевалась мой юный клиент раз пять садился на кровать и вскакивал. Он то кутался в халат, то распахивал его, демонстрируя свое возбуждение.
Я расставила акценты, подойдя к нему, заставив окончательно лишиться халата. Обняла, унимая его дрожь. Затем оттолкнула от себя на кровать и после некоторых манипуляций, предохраняющих от беременности, сверху села на неплохо натренированное тело.
- Паспорт есть?
- Что? – не понял он, судорожно стянув края простыни обеими руками.
- Паспорт, - повторила я.
- Он в столе. Но ты не поднимайся, я сейчас кончу!
Я подчинилась. Таковы издержки обучения.
Паспорт я все-таки проверила. Парню оказалось почти семнадцать лет. Ну, что ж, в растлении малолетних меня не обвинят.
Курс обучения продолжался по заказанному времени. Мальчишка был легко возбудим. Это и есть недостаток, который устраняется только сильной волей. У Максима она была где-то на задворках.
- А как у тебя самой первый раз это было? – спросил он, чтобы хоть немного отвлечься, потому что его естество протестовало против всякой задержки перед новым кругом обучения. Это было совершенно неожиданно для меня.
- Я была старой, - сказала я, - уже работала диктором телевидения, ну, седьмого канала, когда мой шеф закрыл в кабинете дверь. Сначала он пальцем лишил меня девственности…
Я рассказывала скучным, равнодушным языком. Но не про то, как этот красавец с виду Жорж Алмазов (в миру Георгий Наумов) настоял на моем увольнении после того изнасилования. Это было чудовищной подлостью. Он кричал в кабинете главного редактора о морали. Он брызгал слюной. Он назвал меня проституткой! Я тогда потребовала месячный оклад за дефлорацию…А через полгода, в парике и крутом прикиде, появилась в компании Жоржа и его друзей, вызвавших девочек. Я все-таки здесь же, на людях, вытребовала у Алмазова месячную зарплату!
- У меня был парень, - я же говорила Максиму о другом, о раннем моем прошлом, - мы были одноклассниками, и проводила служить его на флот. Он утонул, оказавшись на плоту, унесенном от берега…
- Ух, ты! Как его звали?
- Не помню,- соврала я и тотчас же спросила, – а твою девушку как зовут?
- Ленкой.
- Она у тебя будет второй, после меня?
- Первой! Ты не в счет!
Я вздохнула. Вот так я не принадлежу в этой жизни самой себе!
Когда я выходила, то у двери на лестничной площадке уже стоял красивый, слегка седоватый мужчина. «Отец», - догадалась я.
- Пап, - это наша училка, по биологии, - нашелся Максим.
- Да, я знакомлюсь с учениками, - поддакнула я.
- Понятно, - ответил отец. Он дураком не был. – Сколько ты ей отдал?
- Еще не…
- Сколько я тебе должен, - спросил родитель у меня.
- 200 долларов за три часа.
Он засунул руку в нагрудный карман своего модного пальто, вытащил деньги и отсчитал мне четыре бумажки по 50 долларов. Отдал он их левой рукой, а правой съездил мне по лицу.
Я разорвала эти деньги и бросила клочки в лицо папаше:
- Я их не мелко, можно будет склеить!
Дня через два меня снова подкараулил Максим. Он стоял между пролетами и смотрел в окно. Он слышал, как я закрыла дверь, повернулся ко мне и стал подниматься.
- Вот деньги.
Я взяла их и хотела обойти мальчишку. Но он расставил руки.
Я улыбнулась:
- Как Леночка?
- Не знаю? – Полная растерянность в темных глазах юноши. - Можно я к тебе поднимусь?
- С какой стати? А следом ворвется твой папаша?
- Ну, можно?
- Ты, что, снова хочешь меня? - Я всплеснула руками. – Ну, дела!
- Мне с тобой было хорошо.
- Уймись, между нами пропасть! Ты читал «Воскресенье» Льва Толстого?
- Вместе почитаем…
- Мне 31 год! Я измочаленная проститутка! А ты сосунок.
- Я тебе заплачу! – крикнул мой юный возлюбленный. - Это заказ!
Он полез в карман за деньгами.
- Ах, Леночка твоя трахается с другим? – догадалась я.
Максим побледнел и повторил то, что сделал его папаша на его лестничной площадке.
Декорации не меняются.
У меня появилось красное пятно на левой щеке.
На правой прошло, но та помнила боль.
- Сволочь! Вон отсюда!
Послышались чьи-то шаги по лестничному маршруту над нами.
Максим не стал дожидаться свидетеля и, повернувшись, запрыгал вниз через три ступеньки. Легко, спортивно, с чувством.
Мне стало совсем плохо. Я заплакала и поднялась к своей двери. Слезы и душили, и мешали вставить ключ в замочную скважину. Я слышала, как с пятого этажа спускался человек. Судя по шаркающим звукам, вероятно пожилой человек.
- Я еще ни разу не видела плачущую проститутку, - услышала я за спиной голос женщины. В этом голосе угадывались властные нотки классной руководительницы.
Ну, вот, купила себе квартиру! И откуда только люди узнают обо всем? Я сжала губы. Я не хотела отвечать. Я занесла ногу за порог, но обида заставила меня обернуться:
- У меня была строгая мама, как вы. Но она любила меня и берегла…
Я вбежала в свою прекрасную однокомнатную квартиру. В ней еще стоял запах недавнего строительства. Это был смесь аромата клея, краски, линолеума и мела. Я любила этот аромат. Но сейчас он был запахом одиночества.
Я пошла в ванную и стала набирать воду. Шум струи стал успокаивать, я подошла к окну, увидела выходящую на улицу соседку. По стройной осанке угадывалась учительница. Может быть какого-нибудь балетного класса. Женщина остановилась и посмотрела на мое окно снизу. Она не могла видеть меня за занавесками, а я изучала ее дальнее лицо. Оно, действительно, напоминало мне мою маму, и я прочла в ее невидимом для меня взгляде боль.
Звуки говорили о полной ванне. Я разделась, нашла в маленьком шкафчике под зеркалом скальпель, оставшейся от мамы. Она была медсестрой. Шагнула в воду и часть ее вылилась на пол, когда я просто в изнеможении села.
Я подняла руки. Одна держала скальпель и подрагивала. Другая смотрела на меня нежной стороной с бьющимися прожилками.
Обе как бы спрашивали: «Хочешь ли ты исчезнуть из этой жизни?»
Я не стала уходить из жизни, а устроила себе отдых. Сервировка с нежным вином и все такое. После первого тоста наедине с диктором какого-то канала по телевизору в дверь позвонили. В глазке я увидела Максима. Еще я увидела за его спиной краешек букета цветов.
И я открыла дверь.
Так у меня начался роман.
Максим был чем-то похож на моего утонувшего на Дальнем Востоке одноклассника, имя которого было Любимый. И это имя забрал мальчик из соседнего дома.
Наш город вытянут вдоль Волги. Бывший исторический центр застраивается зданиями архитектуры, опробованной в цивильных странах на Западе. Я подолгу смотрю утром на город под окнами балкона. Надышавшись гарью от машин, закрываю створки и включаю кондер. Все, отрезана от мира! Затем подолгу смотрю на себя в зеркало. Только мне одной известны изменения и на лице, и в фигуре. В уме складывается некий график старения. Я стараюсь ограничивать его самым близким будущим: днем нынешним, днем вторым… Дальше страшно заглядывать.
Мой юный возлюбленный ничего не видит. Он прибегает, как на тренировку со спортивной сумкой. Только в ней не пахнущая потом форма и кроссовки, а небольшой букет цветов, какая-нибудь любимая закуска или бутерброд из дома и несколько учебников. Он знает, я готовить не люблю, но разбираюсь в школьной программе. Я помню все! Когда работала диктором, достаточно было одного лишь взгляда на листок с текстом…
Я раскрылась, и теперь Максим зовет меня Оксаной, а иногда просто Ксой. Кса, и все!
Еще я купила продвинутый ноутбук. Иногда готовлю своему другу контрольные. Видимо то, что сын стал преуспевать в учебе, не вызывало потребностей родителей контролировать передвижения Максима. А он проявлял чудеса конспирации. Я скажу об одной его операции. Он входит в дом с крайнего подъезда (набор кода на замке двери подъезда – не проблема для него), поднимается на последний этаж и там через неприкрытый люк по чердаку идет к моему подъезду и со всеми предосторожностями спускается.
Я понимаю, что когда-нибудь кто-то из бдительных жильцов с трясущимися от старости руками, но выстраданным в советские времена чутьем на шпионские темы, его застукает, но об этом думать не хотелось.
Кстати, о его родителях.
Об отце, руководителе отдела риелторской конторы «Петушок», знаю, что он относится к жизни серьезно. И это все о Вадиме Николаевиче с тяжелой рукой, двинувшей мне по лицу.
А вот мадам Елизавета…
В нескольких кварталах от нашего дома есть салон красоты «Салют». Такое название можно было с успехом присвоить пиротехнической фабрике или заводу по выпуску шахтных ракет. Но какой-то шизанутый бизнесмен открыл эту парикмахерскую для высших слоев общества города. Да и области тоже. И гламурное бабье и мужички в твидовых пиджачках потянулись туда. Разумеется, каждый в свой салон.
В чем секрет этого «Салюта» многие или не понимали, или тщательно скрывали. Но я уже давно знала, что в соседнем помещении, куда уводила незатейливая серая дверь для подсобных помещений, был оборудован другой салон - для свиданий. Сюда приходили те дамы, которые жаждали получить все, что входило в понятие «внимание мужчины», а мужчины заглядывали, чтобы решать кое-какие дела с дамами, обличенными властью.
Все приходили сюда с солидными суммами, подарками, вручаемыми во время обедов в кабинках. Гарик, глава этой хитрой фирмочки, сидел под крышей какого-то крутого отдела милиции. Все были довольны.
Итак, мадам Елизавету я увидела в соседнем кресле. Это, когда я позволила себе зайти сюда. Из озорства. Женщина сорока лет сидела под колпаком, а миниатюрненькая девушка-мастер обрабатывала ей руки. Выстригивала заусенцы, подпиливала и красила ногти. И шел такой милый общий треп. В обращении к клиентке не было «Лизочки», «Лизы», а только строгое и торжественное, почти царское – Елизавета. И все о брелках, ожерельицах, серьгах и диадемах.
Я не знаю, может быть, девушка-мастер подрабатывала в ювелирном магазине, но беседу она поддерживала профессионально.
Прошло около часа, когда появился сам Гарик и, зачем-то наклонившись над ухом клиентки, громко сказал:
- Елизавета, вас ждут. Третья кабина.
- Ах, это ты, сводник, - засмеялась Елизавета, - и кто на этот раз?
- Аск...нов, - скороговоркой сообщил Гарик, - …тат городской Думы.
- Я сейчас, дружок.
В тот же момент из рук Елизаветы в руки Гарика перекочевало несколько ассигнаций.
«Вот проститутка!» - подумала я, забыв о своей профессии.
Лишь месяц назад я заметила эту женщину. У подъезда дома Максима.
Я быстро прошмыгнула за ней следом. Могу даже не говорить о том, что она вошла в квартиру моего юного любовника. И я тогда поняла, что это она семнадцать лет назад рожала Максима.
- Дружок, - сказала я, когда Максим появился у меня, озабоченный какой-то формулой из тригонометрии, - как зовут твою маму?
- Елизавета Антоновна. А что?
- Ну, если ты меня когда-нибудь представишь ей, я не буду ошарашена столь звучным именем.
- Представлю? – весело переспросил сынок.
- Извини, я размечталась…
Уже полгода прошло, как Максим перестал появляться у меня. Я поняла это правильно: теперь мой любимый утонул в море своей юной жизни. И похвалила себя за то, что не переставала работать. Не так интенсивно, как до Максима, но ведь и мне он был не безубыточен.
В апреле мы столкнулись в парке Струкова. Точнее, я увидела его с юной девицей. Они сидели на скамейке и без устали целовались, распахнув верхнюю одежду. Время было около трех часов дня. Сбежали с уроков. Думаю, это была Леночка, которая уже, вероятно, набралась опыта. Я прошла и присела на дальнюю скамейку, уставшей от всех прожитых лет, и подумала что, если он еще раз придет ко мне, то обязательно будет платить. Поторгуюсь!
А к маю жизнь опять вошла в привычное русло.
Что это значит?
Я по-прежнему снимаю для работы квартиру Ирки. В двух газетах постоянно висит наше объявление об оказании услуг. Конечно, массаж! Кто хочет, тот понимает это и звонит. Или еду по вызову.
А сутенеры?
Они боятся моей крыши. Это все Иркин двоюродный брат. Игорек работает в милиции. Правда не прочь был побал