Немного про Волынь и пользу от языков

Печальные события, которые называют, в зависимости от политических пристрастий, Волынской резней, Польско-Украинской войной или как-то еще, происходили, очевидно, на Волыни, а не в Галичине.

Интересный фактик: Волынская область у нас одна из двух, которая называется не по названию областного центра (вторая - Закарпатская), а по историческому названию региона. Причем простирается этот самый исторический регион вообще-то от польского Хелма (раньше был Холмом) аж до Житомира - побольше Бельгии будет. Когда шли разговоры об админреформе (ныне покойной), некоторые ровенские политики активно продвигали создание "большой Волыни".

Волынь - не Галичина. Волынь до Первой мировой войны входила в состав Российской империи, а Галичина - в состав Австро-Венгрии. Волынь преимущественно православная. Почаевская лавра была создана как юго-западный форпост православия. Наивысший ранг лавры в РПЦ имели до недавнего времени только четыре монастыря (Святогорская лавра получила этот статус только в 2004 хлопотами Януковича и его окружения): Киево-Печерская в Киеве, Троице-Сергиева недалеко от Москвы, Александро-Невская в Петербурге, и Почаевская, единственная не привязанная ни к одной из столиц православия. Ее отжали у греко-католиков после подавления Польского восстания в 1831 году. Если же говорить о женских монастырях, то стоит упомянуть Корецкий и Зимненский монастыри, они в авторитете, Зимненский, например, ставропигиальный, то есть подчиняется напрямую Киевскому митрополиту.

Если можно так выразиться, на Волыни католический мир сталкивался с православным, причем, в отличие от Галичины, практически без униатского "буфера". С запада веками шло весьма агрессивное "окатоличивание", с востока - не менее агрессивное "оправославливание". Еще в 20-30 годы польское правительство пыталось заселить Волынь польскими колонистами. Все это в итоге закончилось финальным армагеддоном, кто в нем представлял силы света, а кто тьмы, УПА или АК - это зависит от точки зрения.

С точки зрения обывателя это выглядело примерно так: ночью стучат в дверь, на пороге вооруженные люди в стандартной "лесной" гражданской одежде, молчат. Надо поздороваться и заговорить первым и угадать на каком языке, угадавшему приз: жизнь всей семьи. Естественно, у билингвов шансы на выживание были несоизмеримо выше.

Старшие описывали этот незабываемый фонтан ощущений, когда во время одного из таких ночных визитов неожиданно старший из лесных людей заговорил первым: "спокойно, мать, мы советские". Так что к русским и советским отношение там было совсем не таким, как это представляют пропагандисты с обеих сторон. Над идеей власти рабочих и крестьян хохотали до слез ("наш дурачок Гриць, который пас коров, теперь будет большой начальник, я не шучу!"), но к самой советской власти отношение на Волыни было куда лояльнее, чем во многих других местах.

Товарищ Сталин остановил жестоким способом бойню, перестреляв лесных людей всех ориентаций. Но главное, поставил точку в этом многовековом конфликте, проведя границу по Западному Бугу (не под линейку, не по линии фронта, а по естественной границе) и проведя депортацию. И эта депортация была совсем не такой, как у репрессированных народов, по уму надо бы какое-то другое слово подобрать.

Людям помогали переехать туда или оттуда и обустроиться на новом месте. Люди, обыватели, сами понимали, по какую сторону Буга им будет лучше, а вот эта помощь в переселении, она была критически важна, поскольку переезжать - это очень тяжело даже в наше время, а уж тогда, да еще в послевоенной нищете, это было что-то на грани подвига. Так что не удивительно, что среди моих западенских родственников старшего поколения встречались ярые сталинисты.

Один из современных писателей-историков назвал Восточную Европу "Bloodlands". Жестко, но метко. Это пространство, за которое боролись несколько империй, а потом - возникшие на их обломках национальные государства, И здесь всегда был широко распространен билингвизм. Знание хотя бы двух языков - не дань какой-то моде и не способ развивать свою многогранную личность, а элементарный вопрос выживания, ну или по крайней мере поддержания хотя бы минимального социального статуса. Даже в лояльнейшей и человеколюбивейшей Австро-Венгии знающие немецкий жили совсем не той жизнью, что незнающие, спросите у чехов.

Нынешние споры о языке у нас во многом происходят из-за разного, понимаемого по умолчанию, контекста. Те, которые назойливо трещат про притеснения русского, понимают языковую политику по-своему, "как бы мы сделали на их месте", украинизация для них равна дерусификации. И, надо полагать, для жителей Хартленда ("а там, во глубине России, там вековая тишина" (с)) чужие языки интуитивно кажутся каким-то дефектом: "ну харош уже кривляться, говорите по-человечески".

Для коренного же жителя Бладлэнда идея запрета какого-то языка, тем более одного из мировых, - абсурд, суицидальный психоз, и интуитивно очевидно, что знание языков - большая ценность, что знающий несколько языков автоматически стоит выше на социальной лестнице, чем при прочих равных знающий только один; и то, что украинский нуждался и нуждается в активной поддержке, и в этом все дело. Однако, за четверть века многое изменилось, так что кое-что пора пересмотреть. Но об этом уже потом.

Вместо постскриптума: Bilinguals are more attractive, say 71% of Americans