Джемал Эшба: «Нельзя сказать, что чай убыточный»
Чайная отрасль Абхазии, которая в советское время была ведущей в аграрном секторе в республике, после грузино-абхазской войны стремительно деградировала и практически прекратила свое существование. О том, была ли она эффективной, почему погибла и были ли у нее перспективы, мы беседовали с председателем Ассоциации аграриев Абхазии Джемалом Эшба.
Абхазские телеграм-каналы тиражируют фрагмент выступления нынешнего премьер-министра Александра Анкваба на собрании общественности, где он поделился своим представлением об эффективности чайной отрасли и вспомнил советские времена:
«Чай… Меня часто упрекают: Анкваб не развивал чайную отрасль. Анкваб молодец, что это не делал. Аплодисменты. Чайная отрасль в советское время была губительна вообще для экономики. Для Советского Союза дешевле было в два с половиной раза покупать чай, чем производить, но надо было чем-то занимать население. То же самое с цитрусовыми и со многими другими делами. Была вот такая затратная экономика. Эти траты ложились на других людей, ложились на российских налогоплательщиков».
Я обратилась к председателю Ассоциации аграриев Абхазии Джемалу Эшба и попросила его рассказать о том, что представляла собой чайная отрасль Абхазии, были ли у нее перспективы? Он сослался на чаевода Георгия Басария, который, по его словам, был профессионалом мирового уровня, входил в самые известные ассоциации производителей и переработчиков чая. Благодаря ему, говорит Джемал Эшба, абхазские специалисты получили конкретные цифры о состоянии и перспективах чайной отрасли и продолжали отслеживать чайный рынок:
«К 1980-му году у нас сформировалась чайная отрасль. В Абхазии было более 14 тысяч гектаров чайных плантаций, из них 12 тысяч считались очень хорошими, эти плантации можно было сравнивать с лучшими плантациями чая. Села Окум и Кутол считались показательными. Самое главное, что здесь были и заводы по переработке. Мы практически кроме упаковки все делали в Абхазии. В Очамчыре была построена так называемая чаеразвеска, где делали купаж. Это было очень перспективное направление, она была построена рядом с железной дорогой, вагон заходил в нее, загружался, и спрос на чай был огромный.
– Куда он шел?
– В Россию преимущественно. Чем он отличается от индийского чая? Понятно, что индийский чай не хуже, а даже лучше, но в абхазском чае содержание танина и кофеина было низкое, поэтому для людей, у которых гипертония и которые избегают пить крепкий чай, наш чай был как лекарство. В общем, у нас было 14 тысяч гектаров чайных плантаций и 22 перерабатывающих завода.
– А сколько производили чая?
– Мы поставляли 60-80 тысяч тонн. Если считать по самой низкой цене – это один доллар за килограмм, получается, что мы давали чайную продукцию на 80 млн долларов.
– Это много или мало? Как оценить?
– Если взять российский рынок, то примерно 40% российского рынка мы обеспечивали. Я всегда привожу такой пример: в советский период доллар стоил пять-шесть рублей, по такой цене мы его в банке покупали официально. Если цена была доллар за килограмм, то получается пять-шесть рублей, а наш чай стоил 30-40 копеек. Мы за счет чая покрывали какие-то потребности Советского Союза и получали дотации на выполнение каких-то других работ. Нельзя сказать, что чай убыточный.
Самой главной проблемой было то, что в основном это был ручной труд, хотя была специальная техника и была возможность механизировать сбор чая. Предполагалось, что надо занять население, да, этот момент присутствовал. А так, у чаеводов заработная плата получалась 600-700 рублей в месяц. Первыми отменили трудодни именно в чайных хозяйствах. Все чайные хозяйства были самыми богатыми, у чаеводов дома стояли не деревянные, не дедовские, а новые построенные, дороги были. Например, в селе Окум была собственная больница, поликлиника, три школы были построены, почти город был. Кутол тоже был передовым хозяйством, там образование было хорошее, школа была хорошая, педагогов приглашали, не просто так же оттуда вышли многие выдающиеся абхазские деятели, писатели, поэты, ученые. Средний уровень населения был очень высоким именно за счет чая, другой культуры там не было. Механизированный сбор чая стоил, допустим, 15 копеек за килограмм, а ручной сбор стоил 30 копеек. Трактористы продавали чай женщинам, которые его собирали, понимаете, да? Но никто же нам не мешал полностью механизировать, инструменты есть, оборудование есть.
Самые главные производители чая – это Китай, Индия, Кения и Шри Ланка, они держат 80-90% чайного рынка. По данным ООН, в чайном бизнесе работает около 13 млн человек, из них 9 млн считаются мелкими фермерами, они выращивают чай на своей земле. Мне кажется, что вот это был наш путь. Дать нашим фермерам по три, по четыре гектара чайных плантаций, за ними каждая семья может ухаживать, при этом, если дать трактор, то и пять гектаров может семья обрабатывать. А с пяти гектаров получается примерно пять тонн переработанного чая. На семью это очень хороший объем выполненных работ, при этом чайные плантации есть, завод есть, чайные фабрики есть. Если бы мы произвели 3-4 тысячи тонн, это было бы 2% от того, что необходимо России. Для ста семей был бы обеспечен хороший средний уровень достатка, это однозначно.
Спрос на абхазский чай, как бы мы со смехом к этому не относились, есть. Туристы часто спрашивают, где купить абхазский чай и часто его покупают. Но это надо было развивать, рекламировать. После войны мы сдавали весь чай на Дагомысскую фабрику. В 2001-м, 2002-м, 2003-м годах мы вышли на цифру 2300 тонн. Немного, но в то время благодаря чаю и цитрусовым при Владиславе Григорьевиче (Ардзинба) практически 60% бюджету давал при всех трудностях именно аграрный сектор.
– А что стало с чайной отраслью, что случилось? Почему, если до войны было 14 тысяч гектаров чайных плантаций, после войны пять тысяч гектаров, а сейчас, говорят, осталось только 2,5 тысячи гектара, на которых еще можно собирать чай, что произошло?
– Туда никто не стал вкладывать деньги, это первое. И второе: известные хозяйства, такие как Окум и Ачгуара (Лыхны и Дурипш считались брендовыми и крутыми, но по объемам у них были небольшие плантации). В Окуме и в Ачгуаре практически все сожгли, из-за партизан, военных действий и так далее. Сейчас там нет даже корней. Единственный, кто держал марку до 2004-го года, – это Кутол, там сохранились плантации размером около 2000 гектаров из тех шести, которые у них были. И они до последнего работали, и завод у них работал.
При Сергее Васильевиче (Багапше) была принята программа по чайной отрасли, они начали работать с большим рвением, но после его ухода не получили поддержку, и получилось, что затраты есть, а результата нет. И на этом все закончилось.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
Подписывайтесь на нас в соцсетях
Telegram
Youtube