Протоиерей Евгений Старцев: «Христианство не доказывается, а показывается»
Настоятель Харлампиевского храма Иркутска рассуждает о взаимоотношениях Церкви и школы, обосновывает разумную строгость в приходской жизни и показывает, вокруг чего она должна, по его убеждению, строиться.
Настоятель Харлампиевского храма Иркутска протоиерей Евгений Старцев рассуждает о взаимоотношениях Церкви и школы, обосновывает разумную строгость в приходской жизни и показывает, вокруг чего она должна, по его убеждению, строиться.
Отец Евгений, сталкиваетесь ли вы в вашей практике с отчуждением между Церковью и современной школой? Знаю, что далеко не все педагоги по тем или иным причинам с открытыми объятиями встречают священников в стенах учебного заведения.
– С открытым отчуждением, тем более с ненавистью, я не сталкиваюсь. А вот с предубеждениями довольно часто. Думаю, они возникли во многом из-за недостатка образования. Но мы не должны смотреть свысока на таких людей – мол, мы такие просвещенные, а вы ничего не знаете. Наоборот: я считаю, что нужно поберечь людей и не втягивать их в бесплодные дискуссии. Христианство не доказывается, а показывается – вот это мы, православные, должны твердо усвоить. Это должно быть нашим правилом: можно сколько угодно елейным голосом цитировать слово Божие, но если я сам, цитирующий его, живу и веду себя не по Евангелию, то что толку в этих моих звуковых колебаниях?
Мы постоянно проводим для школьников и студентов Харлампиевские чтения, в этом году уже в седьмой раз. Делается это даже не на уровне епархии, а силами одного нашего прихода. За чтениями с пристальным и год от года все более растущим вниманием следят и педагоги, и молодежь. Провели в одной школе – к нам подходят и просят провести что-то подобное в других учебных заведениях. И сейчас у нас уже не хватает священников, чтобы провести встречи во всех заинтересованных в общении с Церковью учебных заведениях – я не хвалюсь статистикой, а лишь показываю, что благожелательное внимание, добрый интерес к диалогу с Церковью есть как у педагогов, так и у школьников и студентов. Пробуждение такого благожелательного интереса, готовность к диалогу – открытому, часто острому, нелицеприятному, но честному – вот наша реальность, а не угрюмый антагонизм с взаимными обвинениями и претензиями. Фильмы, их обсуждение, дискуссии, выставки – всё это у нас есть, и школа, поверьте, очень заинтересована в сохранении наших отношений.
Кроме того, мы часто помогаем школам – сколько жалоб от педагогов и психологов, что они просто не справляются с трудностями учеников! Вообще, это, конечно, позор: педагоги сегодня – самые замордованные, замученные и униженные люди. Они везут на себе будущее нации, из последних сил в тяжелейших условиях тянут этот воз – не только испорченных интернетом и «нашим» кинематографом детей, но и их родителей с их постоянными жалобами и нареканиями. А в ответ часто, очень часто ничего не получают, кроме новых жалоб, а то и презрения. Обидно за наших учителей. Стыдно за государство и общество, которые так позорно относятся к подлинной русской элите.
У меня двенадцать внуков, семь из них сейчас учатся в школе, их учат, о них заботятся самоотверженные прекрасные люди – о каком, скажите, антагонизме может идти речь? Наоборот – только почтение, сострадание, желание помочь.
Сколько людей проходит через учителя за время его жизни? Тысячи: сами ученики, их родители, бабушки-дедушки – целые поколения. И неужели эти поколения могут оставаться презрительно равнодушными к своим учителям? Если это так, то России жить осталось недолго, мне кажется.
В чем «секрет» создания крепкого прихода?
– Мне кажется, очень многое зависит от целеполагания, от осознания людьми – для чего «всё это». Зачем я вообще хожу в храм? Как это отражается на моем отношении к окружающим? Проще говоря, я только слушаю Евангелие или же применяю услышанное на практике? Это очень важное обстоятельство: является ли для нас литургия, установленная Христом на Тайной вечере, центром жизни? Не богатая храмовая утварь или облачения, не мастерски расписанные стены, не внешнее благолепие, а именно осознанное участие в служащейся Христом литургии. Если она является сердцем, смыслом жизни общины, то она вокруг себя соберет всё: Христу будут посвящены наша деятельность вне стен храма, наши всевозможные социальные проекты, образовательные мероприятия, экологические походы по Байкалу, паломничества и так далее. Если этого центра нет, то будут какие-то разрозненные отчеты-подсчеты-расчеты и прочие счеты, но вряд ли мы увидим за ними Христа.
И очень печально, если радость общения с Богом, ради которой Он и воплотился – «Я пришел, чтобы вы имели жизнь, и имели с избытком» (Ин. 10. 10), – подменяется мертвящими отчетами о возрастании духовности или еще чем-то, лишь бы не литургией. Приведу слова преподобного Гавриила (Ургебадзе): «Если бы видели, какая благодать сходит на литургии, то были бы готовы собирать пыль с пола храма и умывать ею свое лицо».
Вот что нам нужно: стремиться к пониманию посылаемой нам Богом Отцом благодати.
Что же касается разницы в характере общин, то «скукоженные», недружелюбные, замкнутые приходы я встречаю крайне редко. Есть, может быть, разница в характерах общин, и здесь мы смело можем обратиться к примеру разных семей: одна семья отличается радостным и хлебосольным гостеприимством, в другой мы видим склонность к молчаливому чтению, третья удивляет нас заботой о соседях, так что я не был бы столь категоричен в суждениях. Плохо, конечно, если семья спилась, например, но это уже клиника, здесь нужно бить тревогу. А в общем и целом я бы предложил, учитывая неизбежную разницу в характерах наших приходов, помнить правило блаженного Августина: «В главном – единство, во второстепенном – свобода, во всем – любовь».
Любовь ведь проявляется по-разному, иногда и в разумной строгости, которую нам порой приходится применять. Например, мы не можем причащать человека, который пришел в храм к самому концу литургии – ну, о каком Причастии может идти речь, если ты явился сюда как турист, скажите? Не «ради благословных вин оставльшихся» (тут мы сами к таким людям придем), а именно как турист.
Или, например, практика помощи нищим. В нашем приходе делается так: если человек просит милостыню, если он не калека, то он обязан делать это стоя, потому что просит-то он у людей и у Христа – с какой такой стати ты должен сидеть барином перед входом в церковь? Потом, если ты крепкий дядя, то вот тебе лопата, метла и прочие инструменты – помоги, будь добр, чем можешь. В этом случае тебе и заплатят, и обязательно накормят: честный труд всегда в почете. Что касается приходящих пьяными, то мы без предупреждений выставляем таких граждан навсегда: осквернять Божий храм мы не позволим. Могут обижаться, могут считать наш приход недружелюбным или «скукоженным», но, простите, так себя в нашей семье не ведут.
Строго?
– Допускаю. Но разумная – подчеркиваю, именно разумная – строгость, а не угрюмая суровость, по моему убеждению, необходима. Дисциплину никто не отменял, а «устав для солдата, – как говорил великий старшина Федот Васков, – ето же..!» Согласитесь, в этом, казалось бы, таком строгом старшине Васкове вы видите любовь – вот точно так же в каком-то смысле и на литургии. Если вы участвуете в ней с благодарностью и любовью к Богу и ближнему, вы всегда сможете почувствовать великую любовь Господа к нам. Чувство это не измеряется эмоциями – его нужно просто узнать, его ни с чем не спутаешь. Вот этой радости я всем нам желаю.
Беседовал Степан ИГНАШЕВ
Публикация сайта Иркутской епархии