Новости за 09.09.2017

В том же духе об участии Керенского и Савинкова в заговоре против Совета говорил вечером 8–го сентября с самим Корниловым и князь Трубецкой. На вопрос Трубецкого, представителя Временного правительства в Ставке, почему Корнилов настаивает на участии в будущем «кабинете сильной власти» Керенского и Савинкова, главнокомандующий дал вполне определенный ответ: «Новая власть в силу обстоятельств должна будет прибегнуть к крутым мерам. Я бы желал, чтобы они были наименее крутыми; кроме того, демократия должна знать... Читать дальше...

К вечеру по Невскому прошел 2-й Балтийский экипаж по направлению к Николаевскому вокзалу. Шли бодро, полуротами; их провожала толпа негромким, робким и беглым криком «ура». Кажется, все войска выведены за город. Город заметно пуст. Ждут, ждут с совершенно необычайной странной тревогой.

Ничего, никаких известий. Даже какая-то мертвенность в людях. Или ждут, или устали? Несчастный народ, великий несчастный русский народ.

Любимая, как раз по отношению к Тебе — никаких уловок, никакой постепенности в разоблачении правды. Единственная уловка — то, что я пишу лишь сегодня. Я молчал не потому, что молчала Ты. Твое молчание было естественным и понятным само по себе, скорее уж удивительным был Твой милый, добрый ответ. Два последних моих письма, хотя и похожи на меня, но чудовищны, и что-либо ответить на них прямо либо так, как если бы их не было вовсе, нельзя, я это знал, ведь это лишь когда пишу, я будто во сне, но потом я довольно быстро просыпаюсь... Читать дальше...

Весь день готовили гирлянды живых цветов и вензель на могилу Льва Ник-а. Завтра день его рожденья.

Циммервальдская конференция. Мы подготовлялись к ней самым тщательным образом, чтобы дать бой меньшевикам и принудить циммервальдские партии занять определенные позиции по отношению к борьбе пролетарских и мелкобуржуазных течений в русской революции. Со стороны меньшевиков выступал Ерманский и Аксельрод. В нашей делегации — Воровский, Ганецкий, Семашко и я. Борьба приняла очень острые формы, главным образом потому, что старик Аксельрод защищал открыто подлые меры, принятые правительством Керенского против нашей партии. Читать дальше...

Ко всем трудящимся, ко всем рабочим и солдатам Петрограда! Контрреволюция надвигается на Петроград. Предатель революции, враг народа Корнилов ведет на Петроград войска, обманутые им. Вся буржуазия во главе с партией кадетов, которая непрестанно сеяла клевету на рабочих и солдат, теперь приветствует изменника и предателя и готова от всего сердца аплодировать тому, как Корнилов обагрит улицы Петрограда кровью рабочих и революционных солдат, как он руками темных, обманутых им людей задавит пролетарскую, крестьянскую и солдатскую революцию. Читать дальше...

В Совете шла лихорадочная деятельность. Верховный комитет по борьбе с контрреволюцией из 22 членов был избран, и я вошел в его состав. Весьма характерно, что Совет включил в него и нескольких большевиков, и мы оказались в неестественном положении, будучи вынуждены работать вместе с красными против патриотов. Первое, что потребовали большевики-члены комитета, было освобождение из тюрем их товарищей: Троцкого, Коллонтай и других.

Полгода тому назад мы по снежному Питеру ходили под пулеметным огнем, а история шла куда-то по нашим головам. Куда? Дела плохи. И не то плохо, что Питер под ударом, плохо то, что революция гибнет в болоте; и не она эта революция, внешняя, видимая, а и другая, более глубокая, внутренняя, духовная. Обыватель сожрет мечтателя — так тому и быть надлежит.

Хотел купить открытку с изображением Адлера, убийцы графа Штюрка. Уже протянул руку за открыткой, как вдруг рука отдернулась (сама рука, точно от огня). Сознание пронзила мысль — ведь он был все же убийца.

Министры провели весь день в Зимнем дворце, социалисты и несоциалисты, за дружественной беседой. Наше положение сгладило бывшую между нам рознь.

Керенского обвиняют в том, что он развелся и через три дня снова женился на актрисе. Правды не знаю, во всяком случае, это стойкий слух.  Вечером прошел слух, что Корнилов заменен. Савинков был направлен в Ставку с заданием реформировать ее. Кстати, о тенденциозных, обвинительных сообщениях, не дискредитирует ли это армию?

Я знаю, ведь уже с первого момента всем видно было, что НЕТ НИ­КАКОГО КОРНИЛОВСКОГО МЯТЕЖА. Я фактически не знаю, что говорил Львов, и вообще не знаю (кто знает?) этот инцидент, но абсолютно не верю ни в какие «ультиматумы». Дурацкий вздор, чтоб Корнилов ни с того, ни с сего послал их с Львовым! А что касается «мятежных дивизий», идущих на Петроград, то не нужно быть ни особенным психологом, ни политиком, а довольно иметь здравое соображение, чтобы, зная детально все предыдущее со всеми действующими ли­цами... Читать дальше...

Вбегает в наш кабинет комиссар выборгской части Рума. «Господа! — кричит, — Керенский объявил Корнилова изменником! Назначено 1600 человек к аресту! Половину списка я видел, имен присутствующих там нет. Но второй половины не видал!» Полковники смущены, испуганы. Первое движение — паника, хотят разойтись. Но скоро успокаиваются и требуют еще шампанского. Белоцветов наклоняется ко мне и говорит на ухо: «Не знаю, как вы, Алексей Иванович, а я чеков не дам. К ночи они без ног будут. Деньги все равно пропадут». Читать дальше...

в издательстве «Шиповник» выходит из печати «Календарь русской революции»

Я приехал в Могилев. Меня узнали на вокзале и сказали: «По железнодорожному проводу пришли две телеграммы». Мне показали их: это была телеграмма Корнилова о том, что он не слагает с себя звания главнокомандующего и приказывает себе повиноваться; в конце телеграммы было обещание прибавки жалованья железнодорожникам и телеграфистам, и одновременно пришла телеграмма Керенского, объявляющая Корнилова мятежником. Подготовка корниловщины прошла мимо меня. Я ее не заметил. Самый горячий момент я пролежал в лазарете... Читать дальше...

Все воскресенье — отлучка по случаю приезда Нинки; сидели целый день в Мертвом переулке, и я старался не говорить о всем, что мутило. Нинка приехала в прямом Кашинском вагоне третьего класса — самое умное и удачное, что она могла сделать; вследствие ее усталости, да и моей также, легли в 9½ часов.

А так хорошо началось… Полгода… И глаза не смотрели бы… Вчера произошел такой случай в трамвае (см. «Речь»). Сидели полковник и рядом солдат. Поспорили о том, кто виноват в последней катастрофе. Солдат стал кричать, что не надо никому верить, кроме комиссаров… Солдаты, дескать, на самом деле дрались как львы, а вот офицеры прятались. Полковник не выдержал. С ним произошла истерика. Он стал кричать, сорвал с себя погоны, бил себя в грудь. «Я не могу, не могу больше жить среди предателей. Все равно куда — в Японию, Англию, Америку, но не тут». Читать дальше...

Получил со всеми другими пенсионерами прибавку в 30 рублей в месяц. Всего же я буду получать 130 р. 57 коп. А если бы в 1908 году согласился по секретным столыпинским циркулярам вешать политических, как делали мои товарищи и сослуживцы, то я или служил бы до сих пор с огромным жалованьем, или получал бы двойную пенсию сравнительно с той, какую мне выбросили (да и то с усилением по болезни). На днях я чуть было не подал заявление Временному правительству о сравнении меня насчет пенсии с теми, кто за то же число службы по позднейшему закону... Читать дальше...

Сегодня стало посвежее. В 11 час. была отслужена обедница. Нам всем очень нравится священник, который служит у нас; поют четыре монахини. Алексей пролежал в кровати из предосторожности.

Под домашним арестом

В девять часов нам объявили, что комиссар Керенского по фамилии Кузьмин в сопровождении десятка конвойных желает говорить. Кузьмин вынул из кармана три бумаги, которые он прочел последовательно каждому из нас. Там было сказано, что ввиду возможных волнений и приближения генерала Корнилова в целях монархической реставрации Временное правительство сочло нужным взять под домашний арест (следовало имя каждого из нас) и что царскосельскому гарнизону поручено нас охранять. Великий князь взял бумагу и посмотрел подпись... Читать дальше...

Назначен генерал-губернатором Петрограда

Ты получишь большое письмо. Обнимаю тебя. Бакст

Милая Фофа, пишу последнее письмо тебе в Москву, куда, думаю, ты уже приехала. Хочу тебе сказать, что, по всем вероятиям, я выезжаю отсюда один 15-го сентября и надеюсь быть в Москве 17-го поздно вечером. На этих днях я играю в Ялте. Взял себе этот концерт, чтобы что-нибудь заработать. Жизнь здесь ужасно дорога, и мы много истратили. Как ни противно сейчас выступать, все-таки решился. До свиданья! Надеюсь с тобой скоро увидеться. Пользуюсь случаем еще раз отсюда поблагодарить тебя «за твою кровь», которую «пил» с июля месяца.