На Рождество у меня была крошечная елка, которую мы зажгли с дорогими родителями, возвратясь от всенощной. Я получила от дорогой Государыни посылку с мукой, макаронами и колбасой, что было роскошью в это время. В посылку были вложены также шарф, теплые чулки, которые мне связала Государыня, и нарисованные ею кустики.
Глаза мои устали, утомились, и не видел я истину, которую Вы мне дали. Большое показалось смешным, малое — безобразным, и казалось мне, что Ваше желание — только каприз, а в нем ненужное испытание и насмешка. Как больно сначала ударили меня Ваши слова: «Приезжайте немедленно, иначе не увидимся…» Как смеялся я над их безобразием! О, как смеялся я над их бессилием! Я в смехе хотел найти примирение, но крадучись, ночью, когда я спал, пришла злоба. Простите меня, что она пришла. Не звал я ее. Маленькое неуклюжее животное... Читать дальше...
Вчера и сегодня утром делались обычные приготовления к празднику, и мы с Нинкой думали: еще никогда не было такого ужасного Рождества, как это; душой овладела опять тоска; вечером пришли из Мертвого переулка, зажгли маленькую елку с малым числом подарков; впрочем, Володя веселился, как всегда. Еще никогда, кажется, я не чувствовал так остро бунт многомиллионной черни против маленького ядра цивилизованных людей в России, раздуваемый демагогами и немецкими предателями: ведь немцам будет легче наложить свою руку на русский народ тогда... Читать дальше...
Великое Рождество Рождественские статьи принято писать в радостных, триумфальных или спокойных тонах, справлять праздник мира, надежды, согласия. Писал когда-то и я такие, но в этот раз не могу настроиться на подобные тона. Не могу писать о радости, согласии, мире, не могу призывать их ни на мгновение тогда, когда нужно призвать к крайнему напряжению всех сил, пристальной чуткости и вниманию. Мы стали на границе обетованной земли украинской освобождения, украинской государственности, удовлетворения... Читать дальше...
Только теперь дошли до нас слухи о севастопольских убийствах… Какое счастье, что Костенька уже в Феодосии. До нас уже давно не доходят никакие сведения — ни писем, ни газет. Я все это время думаю и живу только стихами. Получили ли Вы моего «Дмитрия-императора»? И письмо, где я пишу, почему не могу приехать теперь на праздники: как невозможно прервать работу, которая наконец наладилась. Посылаю Вам новое стихотворение о Стеньке Разине. Тема ультрасовременная. Мне хотелось Святой Руси противопоставить Русь грешную и окаянную. Читать дальше...
Убийственно действуют капризы электричества в эту темнейшую пору года. Сегодня электричество зажглось в 4 ч., но погасло в семь с половиной, снова зажглось в восемь с четвертью и уже совсем погасло в 10 ч. Я вижу в этом обещание гораздо более серьезных бед. Газеты не вышли, и поэтому, несмотря на темноту и адский холод в квартире, настроение довольно праздничное. Авось за эти три дня, что мы не будем их читать, назреет на свете нечто более отрадное.
Назначен Главнокомандующим Добровольческой армии
Приток добровольцев из России был крайне незначительным, и не только не увеличивался, но сокращался благодаря препятствиям, которые чинили большевики. В самой Москве были устроены ловушки. Люди, переодетые офицерами, встречаясь с теми, в ком подозревали желание ехать в Добровольческую армию, завлекали к себе и потом арестовывали. По дороге ехавшие подвергались обыскам и задержанию. Только немногие, более ловкие и смелые, успевали проскочить через все препятствия. Тем важнее было организовать вербовку на местах. Читать дальше...
