Непогашенная луна Михаила Фрунзе
Серию статей, посвященных принесшим победу красным военспецам, я счел нужным разбавить материалом о Михаиле Васильевиче Фрунзе. По ряду причин. Назову две: этот человек в период трансформации нашей исторической памяти остается в массовом сознании одной из немногих, пожалуй, наряду с маршалом Семеном Буденным известных личностей Гражданской войны, сражавшихся на стороне большевиков. Их противникам, к слову, здесь повезло больше во многом благодаря активному изданию мемуаров лидеров контрреволюции в девяностые, равно как и популяризации Белого движения в целом: за счет и телевидения, и униформистского движения. Процесс проходил на фоне демонизации красных и шельмования на страницах либеральной печати всего связанного с советским прошлым страны. Теперь расхлебываем, убеждаясь в прочности вбитых в сознание граждан железобетонных конструкций той же солженицынской лжи.
Вторую причину не так давно указал известный историк Александр Колпакиди, назвав героя этой статьи талантливым самородком и полководцем, разгромившим генерал-лейтенанта барона Петра Врангеля. Насчет самородка я соглашусь сразу. А вот относительно полководца предлагаю поговорить.
Для тех, кто или подошел, или перешагнул полувековой юбилей, образ Михаила Васильевича, возможно, ассоциируется с актером Григорием Гладием, прекрасно сыгравшим революционера в двухсерийном советском фильме «Не имеющий чина». Правда, вследствие причудливой метаморфозы памяти мне до недавнего времени казалось, будто главную роль в картине исполнил Юрий Соломин.
Да и эта статья посвящена главным образом военной составляющей деятельности Фрунзе. Соответственно о его революционном пути до октября 1917-го я скажу довольно кратко и совсем не стану затрагивать относительно популярную тему, связанную с обстоятельствами смерти военачальника, многим казавшейся преждевременной и вызвавшей немало спекуляций в околонаучной и публицистической литературе.
Итак, Михаил Васильевич родился 21 января 1885 года в захолустном тогда Пишпеке, основанном русскими переселенцами в Семиреченском крае, до того входившем в состав Кокандского ханства. Собственно, крепость Пишпек представляла собой его опорный пункт, также сравнительно молодой и построенный кокандцами в 1825 году. Не прошло и сорока лет, как она была разрушена российскими войсками, а на ее месте сложилось небольшое поселение с одноименным названием, напоминавшее, по отзывам современников, пыльную деревню, разве что большую. Ибо в результате проведенной первой в империи переписи населения 1897 года в Пишпеке проживали чуть более шесть тысяч человек.
“До 1924 года Михаил Фрунзе для окружающей военной и гражданской общественности в России и за рубежом особо выдающимся вождем Красной армии не представлялся”
Тот год был тяжелым для Михаила – умер отец. Человек незнатный, из крестьян Херсонской губернии, трудившийся в Пишпеке фельдшером. Мать также была из крестьян, только воронежских. Стремясь вывести сына в люди и понимая, что пишпекской школы для этого недостаточно, Василий отправил его учиться в Верный – нынешнюю Алма-Ату, где юноша окончил местную гимназию.
Сам факт обучения Фрунзе в гимназии свидетельствует о его таланте. Доказательством здесь служат слова казахского историка Ануара Жуманова: «Система образования в Российской империи была организована таким образом, что претендовать на него могли либо привилегированные слои общества, то есть дворяне, байская верхушка, либо чрезвычайно одаренные простые люди».
Среди последних Михаил и оказался, отправившись в 1904 году в столицу, дабы поступить в Политехнический институт. У читателя может возникнуть вопрос: а почему именно гражданский вуз выбрал будущий полководец? Не интересовался в тот период своей жизни военным делом? Ведь апологеты называют его одаренным полководцем. Дар же обычно проявляется сызмальства в увлечениях, а потом посредством выбора соответствующего учебного заведения. Разве не так? С моей точки зрения, ответ кроется либо в сформировавшемся, либо в активно формировавшемся революционном мировоззрении Фрунзе, несовместимом с карьерой офицера – защитника режима, с которым молодой человек собирался бороться.
Военные же училища представляли собой своего рода закрытую корпорацию. И даже не в сословном плане – худо-бедно, как я уже писал в предыдущих статьях, социальные лифты после александровских либеральных реформ работали. Правда, исключением оставались флот и гвардия. Однако армейским офицером мог стать и человек из небогатой семьи.
Надо полагать, гражданский вуз казался Михаилу более демократичным. Кроме того, в его стенах было проще включиться в революционную деятельность, что он и сделал: поступил в 1904-м, а в следующем году 9 января принял участие в шествии к Зимнему дворцу, крайне жестоко разогнанном царскими войсками. Позже они устроили самый настоящий террор по отношению к рабочим, в том числе и не принимавшим участия в восстании, на Московско-Казанской железной дороге. Увы, на уровне массового сознания это очевидное преступление самодержавной власти забыто.
Но именно тогда жирным пятном на историю Семеновского полка легли два имени: его командира полковника Георгия Мина и капитана Николая Римана. За преступления против собственного народа Мин был удостоен Николаем II чина генерал-майора, денежной премии и царского поцелуя. В 1906-м по горячим следам вышла книга Владимирова о чудовищных по своей жестокости карательных действиях семеновцев, и в тот же год Мин был пристрелен членом боевой организации эсеров Зинаидой Коноплянниковой. Эсеры приговорили к смерти и Римана, но тот бежал за границу.
Приведенные выше строки напрямую не относятся к деятельности Фрунзе, однако они необходимы в качестве контекста эпохи. Да, и интересная деталь: в далеком 1964 году на страницах журнала «Вопросы истории» за номером семь была опубликована статья исследователя Воронина, посвященная участию Михаила Васильевича в декабрьском вооруженном восстании, поскольку в одном из изданий школьного учебника по истории данный факт отрицался вследствие отсутствия соответствующих документов и мемуарной литературы.
Воронин нашел воспоминания, свидетельствующие об обратном. Если это так, то именно на Пресне товарищ Арсений – революционный псевдоним Фрунзе – приобрел свой первый непосредственно военный опыт, равно как и у стен Зимнего дворца, и на московских баррикадах стал профессиональным революционером. В богатом на события 1906-м Фрунзе впервые посещает заграницу – Стокгольм, приняв участие в IV съезде РСДРП, где знакомится с Владимиром Лениным.
Ну а дальше Фрунзе уже не сходил с революционного пути, на котором его поджидали аресты, замененный каторгой приговор к расстрелу. К сожалению, нам неизвестно, корпел ли в редкие минуты свободного времени Михаил Васильевич над военно-историческими трудами, изучал ли работы по военному искусству, как это делал Фридрих Энгельс или архитектор победы над французами и американцами, бывший школьный учитель истории и профессиональный революционер Во Нгуен Зиап, заслуженно носивший генеральские погоны.
Непосредственно с армией товарищ Арсений соприкоснулся только в 1916 году, оказавшись в рядах Всероссийского земского союза на Западном фронте. Впрочем, тогда он уже был Михайловым. Занимался статистикой. Это официально. А неофициально трудился над созданием нелегальной революционной организации в 3 и 10-й армиях, что также никак не вяжется с изучением военного дела. Напомню: до командования Фрунзе фронтом – крупного и крайне сложного в управлении, требующего соответствующей компетенции, внушительного багажа военных знаний и опыта, оперативно-стратегического объединения – оставалось каких-то четыре года.
После Февральской революции Михаил Васильевич руководит разоружением минской полиции и жандармерии, на их руинах строит местную милицию, которую и возглавляет. Потом организация съезда делегатов армий Западного фронта и избрание членом фронтового комитета. Перед нами прямые свидетельства об организаторских способностях Фрунзе, его воле и решительности, но никак не о военном таланте.
Во время Корниловского выступления Михаил Васильевич недолго возглавляет штаб революционных войск Минского участка, после чего едет в далекую Шую, где становится председателем местного Совета. То есть опять его деятельность никак не связана с армией и тем паче военным искусством.
Так продолжалось до Октября, когда Фрунзе привел из Шуи в Москву сколоченный им отряд и принял участие в боях с юнкерами. Потом работа в уже знакомом ему Иваново-Вознесенске, среди прочих его обязанностей в том числе и сугубо невоенная – председательство в губсовнархозе, следом новая должность – ярославского военкома.
И вот наконец в декабре 1918 года Михаил Васильевич принимает армию – 4-ю Восточного фронта. Ни батальон, ни полк, ни дивизию, сразу армию. Сражалась она неплохо. Однако смею предположить, что в этом заслуга отнюдь не Фрунзе, а его начальника штаба – генерал-майора Федора Федоровича Новицкого, прошедшего Первую мировую. Да, чин что Новицкого, что других военспецов, о которых будет упомянуто в дальнейшем, относятся к производству в Российской империи.
Февраль Федор Федорович встретил комдивом. Вот ему-то, несправедливо забытому военспецу, Михаил Васильевич и обязан славой полководца, давайте объективно – вряд ли заслуженной. Просто потому, что даже при наличии таланта он не обладал необходимой для занятия столь ответственной должности компетенцией. Опыт московских боев с юнкерами позволял ему максимум самостоятельно командовать ротой. И то при условии моего согласия с Колпакиди – самородком был Михаил Васильевич. Редким.
И уже не вызывает удивления следующая должность Новицкого – помощник командующего Южной группой войск Восточного фронта. Думаю, читатели в курсе, что группу возглавлял Фрунзе. Вообще в пламени Гражданской войны судьбы двух этих людей переплелись неразрывной нитью, и Новицкий стал для товарища Арсения своего рода ангелом-хранителем. Не будет ошибкой сказать: благодаря первому Фрунзе за успехи в боях с войсками адмирала Александра Колчака удостоился ордена Красного Знамени.
Но не только Новицкий оказался творцом побед Михаила Васильевича. В августе 1919 года он возглавил Туркестанский фронт, где его начальником штаба стал генерал-лейтенант Александр Алексеевич Балтийский, встретивший Февраль командиром полка и, подобно Новицкому, имевший опыт командования в Первую мировую. Именно он планировал операцию, благодаря которой Фрунзе стяжал лавры победителя Бухарского эмирата осенью 1920 года.
Ну и, наконец, пик полководческой карьеры красного командира: освобождение Крыма от Русской Армии – официальное ее название – Врангеля. Тема собственно данной операции требует отдельной статьи. Поэтому кратко: столь часто употреблявшееся в советской литературе – что учебной, что научно-популярной – словосочетание «разгром Врангеля» не соответствует действительности.
Барон, да, потерпел, с одной стороны, стратегическое поражение, не сумев удержать полуостров, с другой – добился стратегического успеха, избежав почти неминуемого при выходе красных на оперативный простор окружения и сумев осуществить блестящую в тех условиях эвакуацию войск и гражданского населения.
О причинах, которые не позволили Фрунзе, имевшему в распоряжении две конные армии – Буденного и Филиппа Миронова и обладавшему подавляющим численным превосходством над противником (141 тысяча против 41-й), сорвать эвакуацию и именно разгромить белых, историки спорят и по сей день.
Для нас же важно другое: штурм Перекопа – в советской историографии Перекопско-Чонгарскую операцию – спланировал подполковник Иван Христианович Паука. Февраль 1917-го застал его на фронте старшим адъютантом штаба 12-го армейского корпуса. Перед Перекопом ему в помощь был срочно придан все тот же Новицкий, который до этого входил в состав делегации по выработке условий Рижского мирного договора с Польшей. Вероятно, в разработке плана принимал участие генерал-майор, в тот период занимавший должность начальника штаба РККА, Павел Лебедев.
Я думаю, серьезных погрешностей в плане не было и, надо полагать, комфронта собственным волевым решением приостановил преследование отступавшего противника после потери им перекопских позиций. Фрунзе предложил неприятелю сложить оружие. По-своему разумно и в тех жестоких условиях человечно: после потери Перекопа шансов удержать Крым у Врангеля не было, так стоило ли проливать кровь? Вероятно, Михаил Васильевич переоценил желание белых прекратить бессмысленную, с военной точки зрения, борьбу. Возможно, он также не считал барона способным провести полномасштабную эвакуацию армии. Словом, противник виделся Фрунзе в крымской западне. Дальнейшая борьба для него лишена смысла и будет напоминать агонию умирающего.
Он так и сказал в своем обращении: «Все попытки восстановить капиталистический строй с помощью иностранных капиталистов кончились позорно. Великая революция победила, великая страна отстояла свою целостность. Белые офицеры, наше предложение возлагает на вас колоссальную ответственность. Если оно будет отвергнуто и борьба будет продолжаться, то вся вина за бессмысленно пролитую русскую кровь ляжет на вас. Красная армия в потоках вашей крови утопит крымскую контрреволюцию. Откажитесь от позорной роли лакеев иностранных империалистов».
С психологической точки зрения обращение безупречно: здесь и действенная для русского офицера апелляция к патриотизму, и намек на унизительное служение иностранцам, желающим воспользоваться ослаблением России, и столь же действенное обещание гарантированной гибели в случае продолжения сопротивления. Результат только вот оказался для Фрунзе неожиданным: врангелевцы предпочли изгнание. Думаю, свою роль здесь сыграли и харизма барона, и его популярность в офицерской среде, и вера в скорое возвращение, а вместе с ним и надежда на реванш. Как известно, более прагматичный Ленин не скрывал своего удивления «непомерной уступчивостью комфронта».
Но что сделано, то сделано. В последний год своей земной жизни Фрунзе занял должность народного комиссара по военным и морским делам. Каков был мотив его назначения? Боевые заслуги? Формально – да. Вне сомнений. Но равно ведь, вне сомнений, руководство страны понимало, кому именно Михаил Васильевич обязан своими победами. Один из ведущих специалистов по предвоенной элите РККА Сергей Минаков пишет, что при назначении на столь высокую должность Фрунзе «выбор все-таки определялся в значительной мере «номенклатурными» соображениями… До 1924 года он для окружающей военной и гражданской общественности в России и за рубежом особо выдающимся вождем Красной армии не представлялся».
В самом деле, в военную элиту РККА того периода было инкорпорировано немало военспецов, носивших в прошлом погоны от подполковничьих до генеральских и имевших академическое образование. В их окружении и складывалась военная карьера Михаила Васильевича и, быть может, во время очередного его чествования со стороны товарищей по революционной борьбе за победы над Колчаком, взятие Бухары или за Крым он видел едва заметные ироничные улыбки военспецов. Впрочем, нет оснований констатировать особое внимание к Фрунзе как к полководцу. Он представлялся соратникам скорее именно как номенклатурный работник.
Все изменилось после смерти Михаила Васильевича, когда, как пишет Минаков, «по инициативе политического руководства началась его интенсивная «канонизация», причем скорее всего как антипода Льва революции и предшественника Фрунзе в кресле народного комиссара по военным и морским делам – Троцкого».
Далее, рассказывая, как стремительно рождалась легенда о Фрунзе-полководце, историк цитирует Климента Ворошилова: «Мы начинаем обсуждать стратегический план нанесения решительного и последнего удара барону Врангелю. И вчерашний подпольщик, большевик Арсений с изумительной ясностью и поражающим авторитетом истинного полководца развивает в деталях предстоящие решительные операции Красной армии. Главком т. Каменев и наштаресп т. Лебедев внимательны, сосредоточены. Незначительные замечания, краткий обмен мнениями – и план, оперативный план большевика Арсения – Фрунзе утвержден. Судьба Врангеля предрешена».
Следом за этим стали рождаться откровенные мифы. В приведенной же цитате – ключ к пониманию забвения имен военспецов, планировавших и осуществлявших победоносные операции войск, при формальном командовании ими Фрунзе. «В двадцатые годы, аккурат после смерти Михаила Васильевича, началось создание легендированной, – пишет Минаков, – истории Гражданской войны и Красной армии, в рамках которой вчерашний подпольщик, большевик Фрунзе является истинным полководцем, который может без всяких академий утереть нос полковнику генштабисту С. Каменеву и генералу генштабисту П. Лебедеву».
В этой связи интересен ответ на следующий вопрос: остался ли Михаил Васильевич, имея подле себя творцов своих громких побед, подобно Ионе Якиру, дилетантом в военном деле или, как Иосиф Сталин, стал-таки в нем неплохо разбираться? Хотя бы в самых общих чертах?
Как военный вряд ли он поднялся до уровня командира полка. И доживи Фрунзе до Великой Отечественной, то будь он даже маршалом, остался бы на административно-хозяйственной работе или стал бы членом Военного совета фронта. А если бы Сталин все-таки доверил ему командование оным, то уверен – Михаил Васильевич разделил бы судьбу Ворошилова, отправленного руководить партизанским движением после того, как командование им войсками Северо-Западного направления едва не привело к потере Ленинграда.
Но общее понимание, связанное с управлением войсками, равно как и общие представления о том, как происходит планирование операций, думаю, Фрунзе приобрел. Он прекрасно понимал необходимость своевременного технического перевооружения РККА, о чем неоднократно говорил, будучи наркомом. А кроме того, положительной его чертой можно назвать умение разбираться в людях и продвигать талантливых командиров, о чем и писал Новицкий. Его цитату приводит в одной из своих работ военный историк Андрей Ганин: «Фрунзе обладал удивительной способностью разбираться в самых сложных и новых для него вопросах, отделять в них существенное от второстепенного и затем распределять работу между исполнителями сообразно со способностями каждого».
И в завершение: Новицкий дослужился до звания генерал-лейтенанта ВВС РККА, Балтийский стал комбригом и был расстрелян в 1939 году. Паука получил звание генерал-майора, в 1941-м был арестован, а спустя два года умер в тюрьме. Кто знает, доживи Фрунзе до того времени, может, и не позволил бы подвергнуть репрессиям людей, которым он был обязан карьерой полководца, но о которых, увы, он не упомянул в своей автобиографии.
кандидат исторических наук