Большевистские женорганизации в царской России и после Февраля
Print 
PDF
Резюме. На примере истории российского жендвижения показывается, что отношения его двух потоков — большевичек и феминисток — часто были и враждебными, больше не из-за доктринальных различий, а так как конкурировали за один и тот же человеческий тип: женщин умных, самостоятельных, готовых «сопротивляться среде» и желающих равенства независимо от образования, часто и классовой принадлежности. Однако вторые чутко присматривались к идеям и практикам первых, быстро внедряя те формы работы в женской среде (и двигаясь к решению тех же проблем), которые другая сторона начала, но не довела до конца из-за недостаточного радикализма».
В продолжение темы
«Женщины, их судьба, занимали меня всю жизнь, — написала Коллонтай впоследствии, — их-то участь толкнула меня к социализму».
Между тем ранний период жизни Коллонтай не дает никаких свидетельств для подкрепления данного утверждения. Лишь в 1905-1906 гг. мы видим первое проявление ее интереса к организации работниц. Первым толчком, по-видимому, было учредительное собрание в апреле 1905 г. Союза равноправия женщин, на котором она присутствовала.
Не приемля поддержку, оказанную некоторыми социал-демократками и эсерками «кадетским» попыткам создать единое женское движение, воодушевленная «пролетарским морем», которое она слышала с трибуны, Коллонтай в резкой манере высказалась против бесклассового феминизма. Однако она была атакована не только разъяренными феминистками, но и некоторыми своими соратницами. После этого Коллонтай пришла к выводу, что работниц нужно вовлекать в пролетарские организации, а для решения этой задачи необходимо разработать специальный механизм. Таким образом, в ее голове созрела идея о создании пролетарского женского движения, которое противостояло бы попыткам феминисток увлечь работниц в свои ряды.
Однако у нее еще не было никакого определенного плана, а события 1905 г. настолько вовлекли ее в партийную работу, что у нее не было возможности заниматься этой проблемой. В начале следующего года Коллонтай расходится с большевиками по вопросу о выборах в Думу и направляет все свои силы на организацию женщин1.
На первых порах это было очень трудной задачей, так как влияние феминисток неуклонно возрастало.
«Общественное мнение было на их стороне, — жаловалась впоследствии Коллонтай, — а общественное мнение создают не рабочие, а интеллигенция».
Игнорируя смешанные клубы феминисток и социалисток, Коллонтай начала свою работу с установления прямых контактов с небольшой группы прислуги, ремесленниц и ткачих. Им нечего было дать почитать кроме «Женщины-работницы» Крупской. Поэтому Коллонтай сама разрабатывает некоторые темы по женского вопроса, рассматривая их с марксистских позиций. Осенью 1906 г. во время визита в Финляндию она случайно встретилась с Розой Люксембург, которая посоветовала ей посетить Цеткин. Коллонтай приехала в Германию как раз к началу конференции немецких социалисток в Манхейме. Ее наблюдения за событиями на конференции и разговоры с Цеткин еще больше убедили Коллонтай в необходимости проведения специальной работы среди работниц.
Вернувшись в Россию, она столкнулась с равнодушием и даже враждебностью социал-демократов и революционерок предшествующего поколения, которые усмотрели в ее желании «пагубную тенденцию к феминизму». Это ошибочное, но тем не менее дискредитирующее обвинение будет вплоть до 1930 г. преследовать социалисток.
Петербургский комитет неохотно согласился предоставить Коллонтай помещение для собрания; однако, когда она приехала, то обнаружила, что закрытые двери украшены надписью, которая гласила
«Собрание только для женщин отменено. Завтра собрание только для мужчин».
Весной 1907 г. Коллонтай сумела найти в Союзе текстильных рабочих, состоявшем в основном из женщин, более широкий круг сторонниц. Под его эгидой, в ответ на кадетские и феминистские собрания, она организовала ряд занятий, замаскированных под популярные лекции о гигиене материнства, об английских женских клубах и т.п. На этих встречах, несмотря на надзор полиции, она достаточно быстро перешла к темам социальной эксплуатации и освобождения. Поэтому, когда Коллонтай ушла слишком далеко от заявленной темы, полиция разогнала собрание. Осенью 1907 г., после посещения международной встречи социалисток в Штутгарте, ее желание Создать женскую организацию еще больше усилилось2.
Однако по возвращении в Россию выяснилось, что правительство перешло в наступление — началась реакция. О крупных собраниях не могло быть и речи; поэтому, позаимствовав идею у феминисток, она организовала легальный женский клуб под названием Общество взаимопомощи работниц. Одной из сотрудниц клуба была пятнадцатилетняя наборщица Клавдия Николаева, которая впоследствии сменила Коллонтай на посту главы организации женщин Советской России. Количество членов достигло 300, но уже к следующей весне солидарность между представительницами интеллигенции и работницами исчезла.
Интеллигентки были основательницами клуба и работали в нем в качестве библиотекарей и лекторов. Небольшая группа работниц стала требовать их исключения. Чтобы избежать раскола, Коллонтай сложила с себя полномочия, не оставив нам никакого свидетельства о том, как она оценивала этот конфликт. К этому клубу, который не был партийной организацией, петербургский комитет РСДРП относился не иначе, как с презрением3. Однако к концу революции 1905-1907 гг. именно социал-демократы преуспели в создании женского движения4.
Итог этих событий приходится на 1908 г. Услышав о планах феминисток созвать Первый всероссийский съезд женщин, петербургский комитет поручил некоторым своим членам подготовить делегацию на съезд. Возглавлять делегацию должна была большевичка Прасковья Куделли, бывшая народница и бестужевка. И хотя Коллонтай проигнорировали, она, тем не менее, сыграла решающую роль в этом деле. Чтобы идеологически вооружить своих сторонниц, несколько следующих месяцев она провела за написанием своей главной теоретической работы «Социальные основы женского вопроса», которая была напечатана только по окончании съезда.
Завершив осенью 1908 г. книгу, Коллонтай приступила к подготовке работниц-делегаток, которые были избраны на съезд через фабричные профсоюзные организации. Чтобы избежать помех со стороны полиции, она маскировала собрания под именины, швейные кружки, беседы о вреде корсетов для здоровья. За два месяца она выступила на пятидесяти двух подобных встречах. Также она посещала собрания феминисток с целью подорвать единство их рядов. После того как она побывала у Философовой, бедная женщина была вынуждена даже окропить святой водой свою квартиру, чтобы изгнать революционный дух Коллонтай из своего дома. К началу съезда ее уже люто ненавидели многие феминистки, одна из которых говорила о ней не иначе как «эта ужасная Коллонтайша»5.
Однако состоявшийся в декабре съезд в равной степени свидетельствовал об упадке как женского социалистического, так и феминистского движений. Партийные инструкции, данные рабочей делегации, заключались в том, чтобы требовать создания отдельной «пролетарской секции» (точное значение этого не вполне понятно) и открыто выступать против основной цели съезда — создания единого женского феминистского движения. Возможность установления контактов или какого-либо сотрудничества с широкими слоями женской интеллигенции также отсутствовала.
Сами делегатки-работницы, хотя и хорошо подготовленные, были еще молоды и неопытны в подобной деятельности, а их речи были слишком схематичными и произвели блеклое впечатление.
Между тем Коллонтай в написанном ею от имени рабочей делегации проекте основной резолюции вполне определенно высказалась за всеобщее избирательное право и включила в нее те пункты, которые соответствовали программе социал-демократов в отношении женщин.
И если бы руководительницы феминисток хотели поддержать широкую демократическую платформу, то они могли бы пойти навстречу этим требованиям, несмотря на все демарши рабочей делегации. И то, что они отказались сделать это, привело к уходу рабочих делегаток. Однако моральная победа, одержанная работницами, потускнела из-за трений между большевичками и меньшевичками. Последние решили остаться на съезде, большая часть беспартийных работниц последовала за большевичками. Коллонтай была вынуждена покинуть съезд на несколько дней раньше, чтобы ускользнуть от полиции. В конце декабря она пересекла границу и провела последующие годы в эмиграции. Другие члены рабочей делегации были либо подвергнуты преследованиям, либо арестованы; и крошечное ядро петербургского женского социалистического движения исчезло, не оставив практически и следа1.
Краткий период возрождения русского социалистического движения женщин в 1912-1914 гг., хотя и не идет в сравнение с бурным ростом всего рабочего движения, тем не менее, заложил основы для политической работы среди женщин-работниц, которая в предыдущие годы была практически сведена к нулю либо из-за реакции, либо из-за равнодушия в самой партии6. Начавшись с празднования социалистического Международного женского дня, этот подъем привел к размаху русского женского движения, что позволило впоследствии советским историкам проследить непрерывную связь между этими событиями и большевистским женским движением в 1917 г.
Арманд Инесса Фёдоровна, урожд. Элизабет Пешё д’Эрбанвиль
Наиболее привлекательными личностями в довоенном движении оказались будущие лидеры коммунистического женского движения: Цеткин и Коллонтай в Международном женском секретариате II Интернационала; а также сложившийся вокруг Ленина круг женщин, из которых наиболее выдающейся была Инесса Арманд.
Вторая конференция женщин-социалисток в 1910 г. была триумфом Клары Цеткин как бесспорного лидера международного социалистического движения женщин. Со времен последней конференции 1907 г., рост женского движения произвел на всех глубокое впечатление, а «ортодоксальная» немецкая позиция по женскому вопросу стала главенствующей. Свою победу Цеткин закрепила резолюцией, называвшей любой вид ограниченной суфражистской кампании
«фальсификацией и унижением самого принципа политического равноправия женщин».
Затем она предложила праздновать 8 марта как международный женский день социалистического движения — женский вариант праздника Первого Мая. Саму идею и дату ей подсказала демонстрация американских социалисток в Нью-Йорке 8 марта 1908 г., выступавших против буржуазного суфражистского движения Америки. Девиз женского дня звучал как «всеобщее избирательное право», а его целью стало привлечение в свои ряды большего количества работниц и развитие политических талантов женщин, участвовавших в движении. Предложение Цеткин было с воодушевлением поддержано на конференции. Начиная с 1911 г. и до начала первой мировой войны, в крупнейших индустриальных городах Европы ежегодно организовывались шествия и демонстрации, пока воюющие правительства не запретили их в 1915 году7.
В России Женский день не отмечался до 1913 г. Связь русских женщин с конференцией в Копенгагене, на которой было принято решение о праздновании Международного женского дня, осуществляла Коллонтай — единственная русская, присутствовавшая на конференции в качестве делегатки петербургского текстильного профсоюза. Она была избрана членом Международного секретариата и постоянным автором журнала «Равенство» (Gleichheit), и, все еще оставаясь меньшевичкой, написала статью в печатный орган большевиков — газету «Правда», в которой объяснила цель празднования 8 марта. Она также написала о событиях в России Бебелю, и тот ответил ей лестным письмом, в котором назвал русских женщин «авангардом международного женского социалистического движения». Однако в более поздней статье, опубликованной в «Гляйхгайт», Коллонтай писала, что сами работницы приняли решение отмечать Женский день.
Тем временем в Москве в 1912 г. на волне возрождающегося пролетарского движения большевички и меньшевички организовали так называемый Третий женский клуб, в который входило около 900 мужчин и женщин. Прежде чем клуб был закрыт полицией, он сумел провести собрание, посвященное Международному женскому дню. В Санкт-Петербурге более широкое празднование было замаскировано под «Научное утро по женскому вопросу», проведенное на Калашниковской бирже. Участница этого собрания А.Н.Григорьева-Алексеева, петербургская ткачиха, работавшая на одной из фабрик Рябушинского оставила воспоминания, в которых она описывает, как она рассказывала о своей жизни фабричной работницы собравшейся толпе женщин и полицейских. Заседание прошло без каких-либо происшествий, хотя полиция, раздраженная далеко не «научным» характером собрания, все-таки произвела несколько арестов. По мнению советских исследователей, попытки проведения подобных собраний предпринимались в Киеве, Самаре и Тифлисе8.
В «женском вопросе» большевики ограничивались работой на низовом уровне и действовали достаточно спонтанно. Существует не так уж много свидетельств о заинтересованности лидеров партии, проживавших до 1913 г. за границей, в работе среди женщин. Между тем в мае 1912 г. в «Правде» появилась серия статей об эксплуатации женского труда. По мнению старой большевички, именно письма работниц подтолкнули Ленина к созданию для них своего журнала2, другой источник предполагает, что развертыванию специальной кампании в 1912 г. среди работниц способствовал низкий политический уровень женщин, работавших в страховых комитетах3.
В любом случае, решение о «специальных» действиях партии в отношении жёнщин-работниц было принято лишь в сентябре 1913 г. на заседании центрального комитета, состоявшегося в Галиции в городе Поронино. Крупская выступила на этом заседании с речью о необходимости организации работниц и жен рабочих, а Ленин предложил издавать журнал «Работница» для освещения этой деятельности. Предполагалось, что редакционный совет должен был состоять из трех женских групп, находящихся в трёх’ разных странах, что впоследствии вызывало определенные неудобства: в Петербурге эту группу составляли сестра Ленина Анна Елизарова и ее помощницы; в Кракове — Крупская и Зиновьева (Лилина); в Париже — Людмила Сталь и Инесса Арманд9.
Инесса Арманд, известная в западной историографии практически только как близкий друг Ленина, стала впоследствии первым руководителем Женотдела (партийного аппарата советского периода по работе среди женщин), и поэтому так же, как и Коллонтай, может считаться пионеркой советской эмансипации женщин. Она родилась в 1874 г. в Париже в семье французских театральных актеров, однако воспитывалась под Москвой в русско-французской семье промышленников (Арманд), у которых ее тетя работала домашней наставницей. В результате она получила поистине космополитичное образование, и в восемнадцать лет вышла замуж за одного из сыновей Арманд. Она родила ему пятерых детей, четверо из которых стали коммунистами10.
Значительно раньше, чем Коллонтай, Инесса увлеклась феминизмом. Еще в детстве она впала в депрессию, услышав, что одному ребенку было отказано в крещении, так как он был незаконнорожденным. Впоследствии она была шокирована, узнав, что церковный закон не допускает присутствия ее «нечистого» тела в церкви в течение нескольких недель после родов ребенка. На исходе века Инесса Арманд, все еще оставаясь либералкой, присоединилась к московской благотворительной организации феминисток, помогавших проституткам. Некоторое время она была президентом этого общества, но в конце концов разочаровалась в его ограниченной и малорезультативной деятельности. Таким образом, Инесса была одной из немногих революционерок, в шедших из феминистского движения. Как явствует из одного ее письма, она пришла в ужас, когда в 15 лет прочитала в «Войне и мире», что Наташа Ростова, выйдя замуж, превратилась в «самку». Вместо этого Инесса Арманд решила остаться «человеком».11
В 1904 г., устав быть простой «самкой», вынашивающей детей, она влюбилась в своего деверя. По свидетельству советского биографа Арманд, ее отношения с братом мужа, хотя и носили сексуальный характер,
«ничем не походили на нередкий в буржуазных семьях адюльтер».
Отношения были открытыми и основывались на взаимной любви. Она покинула мужа, хотя официального развода не было («очевидно, из-за детей»), и они расстались друзьями12. К этому времени ее рано проявившаяся симпатия к прислуге и крестьянам, злоупотребления властей, революционная литература, а также иконоборческая атмосфера семьи Арманд13 способствовали превращению Инессы в социалистку. После расставания с мужем, в 1904 г. она вступает в московскую организацию социал-демократической партии и принимает активное участие в декабрьском вооруженном восстании 1905 г. За этим естественно последовали арест, ссылка и эмиграция.
В 1908 г. Арманд посетила феминистский съезд женщин, но не принимала в нем активного участия. С Лениным она познакомилась лишь в 1910 г. в Париже. Преподавая в партийной школе Лонжюмо, она вместе с Крупской пришла к мысли о необходимости политической работы среди живущих в Париже русских женщин. Эта идея встретила сопротивление некоторых большевиков, но была поддержана Лениным. Затем семья Ленина уехала в Галицию, а она — в Петербург. Когда они вновь встретились в Кракове (1913), то планы по созданию женского журнала уже были вполне определенными. Для будущего журнала Инесса написала несколько статей о женском труде и избирательных правах, а затем отправилась в поездку по эмигрантской диаспоре, пропагандируя идеи женского равноправия.
Окончательная подготовка издания «Работницы» осуществлялась пятью редакторами в Петербурге. За исключением участницы съезда 1908 г. Куделли, эти большевички были новичками в политической работе среди женщин. Старшая сестра Ленина Анна Елизарова так же как и ее братья, благодаря народническим идеям была вовлечена в революционную деятельность в 1880-х гг., ее карьера «бестужевки» оборвалась в 1887 г., так как она тоже была замешана в подготовке цареубийства, которое стоило жизни ее брату Александру. Когда Ленин назначил Анну издательницей нового журнала, ей было уже 50 лет.
Другими участницами группы были: Конкордия Самойлова (1876-1921) дочь сибирского священника и бывшая бестужевка, вовлеченная в 1898 г. в радикализм как участница «дела Ветровой»; Елена Розмирович (1886-1953), которая впоследствии вышла замуж за Н.В.Крыленко, секретарь думской фракции большевиков; бывшая учительница Людмила Менжинская (1876-1933) увлекшаяся социал-демократическими идеями под влиянием подруги детства Елены Стасовой и ее брата Вячеслава — будущего руководителя ЧК. Все они были представительницами интеллигенции и профессиональными революционерками, действующими подпольщицами и журналистками большевистского печатного органа, — газеты «Правда». В отличие от Коллонтай и Арманд, работу по организации женщин (как и любую другую) они рассматривали просто как новое задание партии, а не как глубоко прочувствованное личное дело. Но это обстоятельство никоим образом не уменьшало их пыл14.
Прецедент празднования 8 марта в 1913 г. заставил партийный комитет приурочить выход первого номера журнала к празднованию Международного женского дня 23 февраля (8 марта по западному календарю) 1914 г. Полиция неохотно дала разрешение на проведение собраний, но накануне женского дня неожиданно совершила налет на квартиру Куделли, где открыто заседал редакционный совет журнала. Все были арестованы, за исключением Елизаровой, которая опоздала, хотя это было не принято в среде большевиков. Когда арестованных вели к недавно построенной женской тюрьме на Выборгской стороне, один из полицейских задал Самойловой вопрос, который впоследствии она вспоминала с ироническим наслаждением:
«Вы что же это, барышни, затеяли собирать у нас всех женщин? Разве вы хотите как женщины в других государствах, суфражистки что-ли, как их там называют, бросать бомбы в начальство?».
Тем не менее первое празднование женского дня состоялось на стихийных митингах в пригородах Петербурга, несмотря на арест редакционного совета «Работницы» и еще около 30 женщин (со временем сосланных), некоторые из которых частично оправдали ожидания жандармов, объявив, как и английские суфражетки, семидневную голодовку. Несмотря на все трудности, Елизарова все-таки сумела подпольно издать «Работницу». Среди всех препятствий наиболее опасным и серьезным для движения работниц и его будущего было отношение к журналу со стороны товарищей-мужчин, вопрошавших, зачем нужен отдельный женский журнал, когда на него нет денег15?
В период с 23 февраля по 26 июня вышло семь номеров «Работницы», а затем ее публикация была приостановлена. Некоторые из номеров были конфискованы полицией. Журнал содержал статьи по общим вопросам (бебелевская «Женщина», вред феминизма), а также подробные отчеты об условиях работы на фабриках, дурном обращении с женщинами и т.п. Эти же темы поднимались и другими партийными газетами. Специальные выпуски, посвященные Женскому дню, издали «Текстильщик», «Металлург», «Газета портного». В «Северной рабочей газете» и в «Пути Правды» печатались стихи и патетические письма-жалобы, подписанные «металлург Шура», «старая служанка» и «белые рабыни». Конец всей этой гласности пришел с началом войны летом 1914 г.
Если судить по количеству работниц, вовлеченных в большевистское женское движение, то результаты этой деятельности покажутся незначительными. В этом отношении, равно как и в организации и координации движения, русские феминистки по-прежнему были далеко впереди социалисток. Однако большевики уже усвоили саму идею и начали разрабатывать методы ее воплощения. Из своей ссылки (в Новгороде) редакторы «Работницы» поддерживали связь с группами работниц в столице. В 1915-1916 гг. не наблюдалось сколько-нибудь значимых празднований Женского дня, однако в бурные дни 1917 г. сам праздник и сохранивший свое старое название журнал вновь возродятся для того, чтобы увлечь политикой петербургских женщин16.
Когда мы пытаемся дать оценку «пролетарскому женскому движению», картина в лучшем случае получается смешаной. «Большевистский феминизм», как его называли некоторые члены партии, оказался окруженным враждебным отношением и равнодушием в значительно большей степени, нежели его обычный соперник — умеренный феминизм. Рабочие продолжали возмущаться конкуренцией со стороны женщин на рынке труда даже после революции.
Лидеры различных марксистских групп практически не были заинтересованы в организации движения женщин. Одни считали это напрасной тратой времени, сил и денег, другие находили в этом ненужный привкус чистого феминизма — движения, к которому презрительно относился любой уважающий себя социалист, будь он мужчина или женщина. В этом вопросе большевики были не хуже и не лучше других социалистов. Действительно, Ленин в гораздо большей степени, чем большинство его коллег по партии, как меньшевиков, так и большевиков, понимал проблемы женщин и симпатизировал им, однако он пришел к этому пониманию достаточно поздно и не придавал женскому вопросу большого значения.
Но более негативное значение имело то, что сами радикалки, которые могли бы быть полезными в проведении политической работы среди своих менее просвещенных сестер, в большинстве своем демонстрировали глубокое презрение к «женской» деятельности. Когда Коллонтай попросила Веру Засулич оказать помощь женскому клубу, та ответила, что считает это предприятие бесполезным.
Именно против такого отношения и вынуждены были бороться социал-демократки в предреволюционные годы. Как это ни печально, им пришлось вести эту борьбу и после победы большевиков.
…
Война 1914 г. в еще большей степени раздробила европейское социалистическое движение, которое к тому времени уже значительно различалось по социальной базе, структуре, характеру и теории. В это время на сцене появились шовинисты, оборонцы, пораженцы, интернационалисты, «циммервальдцы» различных сортов, торговавшие оптом и в розницу своим идеологическим товаром. Мнение многих социалистов старшего поколения, которые не желали видеть Россию, побежденную прусскими юнкерами, выразила Вера Засулич. Победа Германии, сказала она, лишь ослабит западную демократию и станет угрозой пролетариату.
Меньшевички Александрова и Дубнова вспоминают, как в начале военного конфликта их захватила волна патриотического энтузиазма, и как затем эта война вызвала у них отвращение17. У находившихся в Европе будущих коммунисток Цеткин, Балабановой и Коллонтай отвращение вызывала не только война, но и националистические настроения многих бывших товарищей. Запланированная на лето в Вене Международная конференция социалисток была отменена, а Международный женский секретариат, лишенный руководства из-за тяжелой болезни Цеткин, находился в смятении. Создавшийся вакуум заполнил Ленин и группа женщин, основавших годом раньше журнал «Работница».
Предвосхищая более известные конференции, которые пройдут в Циммервальде и Кинтале, он предложил Арманд и Крупской созвать Международную конференцию социалисток в Берне с тем, чтобы склонить женщин на свою сторону антивоенной пропагандой. Это положило начало так называемому «циммервальдскому движению».
Арманд и Крупская хотели пригласить лишь левых социалисток, которые вполне определенно выступали против войны, но поскольку организационную работу они предложили Цеткин, то последняя настояла на более широком составе участниц, чтобы произвести впечатление на общественное мнение. В подготовке конференции Цеткин помогала русско-итальянская социалистка Анжелика Балабанова. Открытие конференции состоялось в Берне 26 марта 1915 г. В ее работе приняли участие более двадцати делегаток из четырех основных воюющих стран и несколько из более мелких нейтральных государств.
В этом отношении конференция вряд ли оправдала ожидания ее организаторов. Ход ее работы был неровным, но результаты вполне очевидны. Было сформулировано три основные позиции в отношении войны. Российская делегация (четыре большевички и две меньшевички) во главе с Арманд и Крупской, управляемая из близлежащего кафе Лениным, высказалась за безоговорочное осуждение войны и выступила с призывом ко всем рабочим поднять революционную борьбу против своих правительств. Умеренная английская делегация предпочла просто осудить войну без каких-либо призывов к политическим действиям.
Больная Цеткин, стремившаяся к единому мнению, просила Ленина пойти на компромисс. В результате по ее инициативе была принята бессодержательная антивоенная резолюция, вызвавшая насмешку у Ленина, который потребовал принятия своего варианта. Заключительные слова резолюции принадлежали русским женщинам:
«Мы отвергаем ее на том основании, что она не является завершенной и достаточной, но мы не исключаем будущего сотрудничества…»18
Однако основная цель конференции — сделать видимой женскую оппозицию войне — отчасти была достигнута. Луиза Сомоню (руководительница «Комитета действия социалисток за мир и против шовинизма»), возвратившись с конференции, начала антивоенную пропаганду и была арестована; впоследствии она стала коммунисткой. Ее русская подруга Серафима Гопнер распространяла пацифистские листовки среди эмигрантов из России, воюющих во французской армии. Созданное после бернской конференции левыми социалистками, выступавшими против войны, «циммервальдское движение» попыталось вовлечь женщин в свою орбиту. В наброске листовки 1916 г. «От французских женщин немецким женщинам» говорилось о «содружестве скорби», объединившим две нации, и содержалось страстное воззвание к женщинам Германии объединиться с француженками, чтобы положить конец этой войне. В свою очередь, Клара Цеткин в листовке «Женщины рабочего народа, где ваши мужья? где ваши сыновья?» противопоставила международный заговор капитала международному сообществу рабочих и работниц. Весной 1915 г. немецкие женщины устроили демонстрацию перед рейхстагом, а в следующем году волна беспорядков и забастовок прокатилась по Австрии и Франции19.
Итальянские пацифистки еще до того, как их страна вступила в войну, продемонстрировали свое отрицательное отношение к этому намерению, улегшись на железнодорожные пути20.
Среди русских женщин наиболее решительно антивоенную пропаганду вела Коллонтай. Объявление войны застало ее в Берлине, однако она сразу же направилась в Швецию, где и была арестована за социалистическую антивоенную агитацию. После освобождения из-под ареста (и «изгнания навеки» из Швеции), она уехала в Данию, но там также подвергалась преследованиям полиции и переехала в Норвегию. Несмотря на то что Коллонтай являлась членом Международного женского секретариата и ярой противницей войны, она не смогла присутствовать на конференции в Берне.
Биография Коллонтай в достаточно полной мере объясняет ее обращение к большевизму. Помимо всего прочего, сыграли свою роль и ее неприязнь к европейским социал-демократам, и отчуждение, и разорванные дружеские связи, и призывы Ленина. К середине 1915 г. она уже была убежденной левой «циммервальдкой» и ленинцем. Благодаря своим связям и знанию языков она стала поверенным Ленина в Скандинавии, привезла скандинавскую делегацию на конференцию в Циммервальд и распространяла ленинские идеи по всей Норвегии и Швеции. В конце 1915 — начале 1916 г. она по приглашению группы социалисток-эмигранток совершила поездку по 80 американским городам, где на четырех языках произносила речи, яростно осуждавшие войну. Ее нападки на оборонцев были настолько едкими, что некоторые сочли ее немецким агентом. По возвращению Коллонтай сделала ряд замечаний в адрес американского феминизма, продемонстрировавших ее враждебность по отношению к буржуазным женским движениям21.
Высказывания Коллонтай по поводу войны апеллировали скорее к эмоциям, чем к разуму. Двумя годами раньше, в Базеле, она верила в международную солидарность рабочего класса и его неотступную враждебность к войне; в 1914 г. она была готова признать, что правящие классы знают гораздо лучше, чем социалисты, насколько глубоко рабочие подвержены национализму, воспитанному семьей, школой, церковью и прессой. В противовес эйфории феминисток Коллонтай чувствовала разочарование и отчаяние по поводу раздробленности международного пролетариата, уничтожения производительных сил и человеческих жизней.
«Нам нужны эти жизни, — говорила она, — чтобы создать ту армию, которая будет вести борьбу против империализма и капитализма».