без купюр

Когда я понял, случайно прогуливаясь вчера вечером по Потсдамер штрассе и дойдя до Катрейнера, что в последние годы путал Бруно Пауля и Бруно Таута (потому что в немецком языке нет мягкого знака), я сделал возместительно умный вид и стал рассматривать королевскую колоннаду на предмет энтазиса угловых пилонов, сдвоенных с колоннами. Со стороны парка ко мне приближался поджарый мужчина. Я скользил взглядом вверх по колонне, вниз по пилону с почти эротической нежностью, но в том и тонкость энтазиса, что его не видно, особенно снизу и в такие моменты, когда несмотря на мрак зимнего вечера, хорошо заметна небритость приближающегося почти прыжками со стороны парка поджарого мужчины. Я переместился на внешнюю сторону галереи, чтобы оценить выравнивание углов, прикрытых косыми волютами, а когда гулкая упругость шагов стала достигать моих ушей и здесь, я, хищно сутулясь, сощурился, чтобы одновременно сравнить мнимым пунктиром модуль колонны с ребром плана пилона и пресечь выход из галереи.

Но несколько автобусов, совершая плохо скоординированные перегонные манёвры, похожие на морскую битву, застили шумом все пустые пространства, нарушив моё бдение, и наша встреча немедленно состоялась.

Поджарый мужчина оказался улыбчивым, беззубым и настолько разговорчивым, что киматическое трепетание щетины восхищало взор. Я стоял очень близко, в свете того же фонаря, но вовне; положение моего внезапного собеседника очевидно позволяло ему считать королевскую колоннаду своим домом, и я не хотел, чтоб он истолковал меня как вторжение.

"Известно ли Вам," - между прочим осведомился мужчина подозрительно дружелюбно, - "что этот розовый сад изображён на купюре в двести евро?" Он проглотил немного воздуха, разряжая атмосферу.

"Неужели," - удивился я, ещё не вспомнив, что летом колоннада действительно утопает (если так можно сказать про сплетения коварных, колючих жил, которые в иное время года просовывают свою тёплую слоистую зрелость в междустолпия) в розовых кустах, - "прямо вот эта колоннада?"

Мужчина приблизил ко мне лицо, одновременно поворачивая голову на воображаемой горизонтальной оси, как будто по резьбе: "Как Вы это назвали?"

"Колоннада," - повторил я глуховато, поводя ладонью между нашими ширинками в попытке моделировать галерею в пространстве телесного низа.

"Ах!" - сказал мужчина по-немецки, - "Вот её-то и можно увидеть на купюре в двести евро, а Вы и не знали!"

"Если у Вас, конечно, есть такая купюра," - признался я в своём невежестве, отступив назад и угодив в поле зрения нескольких неживых, но обнажённых фигур. Мой каблук вмялся в траву, как зайчик. Чёрный мужчина нечленораздельно зиял в светлом междустолпии. "Ха-ха-ха," - заволновались его очертания и вылились в человеческую форму на блескучий асфальт. Я оставался в траве, наклонный и на иоту погружённый в позем, как обломившийся путто, а мужчина на тротуаре принял привычный вид поперечного пешехода.

"Если у Вас есть такая купюра!" - повторил он с потусторонним весельем и развернул тело в сторону дороги. "Прощайте," - добавил он, прежде чем оказаться в потоке автомобилей, - "я не хотел Вам докучать!"

И пока он отражал гудки, перемещаясь в сторону закрытого нынче и навсегда магазина колёс произвольного диаметра, я выбрался из травы и спустился в метро, повторяя "отнюдь... что Вы... отнюдь", но поехал не в ту сторону и вынужден был возвращаться, забывая детали.