Освобождение Хивинского ханства. Русские пришли — рабство ушло
«Все положительно обезумели от счастья. И сюда дошел слух, что куда ни проникали русские, оттуда всегда исчезало рабство, и никто не сомневался, что так будет и здесь...»
150 лет назад, 29 мая 1873 года, отряд подполковника Михаила Скобелева, которому ещё предстояло стать знаменитым «Белым генералом», коротким штурмом взял ворота и стены Хивы — столицы последнего независимого государства Средней Азии.
Хивинское ханство перешло под протекторат Российской империи, что даёт формальный повод говорить о походе русской армии 1873 года как о «финальной стадии российского завоевания Средней Азии». На самом деле можно говорить только о «черновом варианте», поскольку боевые действия в соседних регионах велись чуть ли не до начала XX столетия. Ну и, разумеется, массу вопросов вызывает сам термин «завоевание». В последней четверти XIX века в нём не видели ничего дурного. Зато сейчас воображение автоматически дорисовывает какую-то апокалиптическую картину — разрушения, смерть, насилие, захват, грабёж, чужеземный гнёт, рабство...
Русские рабы ценились выше прочих
На самом деле о завоевании той же Хивы можно говорить только с большой натяжкой. Михаил Скобелев, штурмуя этот древний город, по большому счёту совершал подвиг, реальной потребности в котором не было — генерал Константин Кауфман, осуществлявший общее руководство походом, спокойно входил в Хиву с другой стороны. Дело в том, что днём ранее хан Сеид Мухаммед-Рахим II бежал из города и отправил Кауфману парламентёром Сеид-Эмир-Уль-Умара, одного из своих советников. Выбор, кстати, был неплохим — этот самый Сеид-Эмир-Уль-Умар был дружелюбно расположен к России и неоднократно пытался уговорить своего повелителя не искать с русскими ссоры. Он же и поведал Кауфману о том, почему, собственно, ни город, ни армия Хивинского ханства не были готовы к обороне. По его словам, верх на одном из совещаний с ханом одержал другой советник, уверявший, что ничего у Кауфмана не получится: «Когда я был ещё маленьким мальчиком, то помню — все говорили, что русские на нас идут, но они не пришли. С тех пор чуть ли не каждый год слышал я, что они идут. Вот я уже успел состариться, а русские всё еще не пришли, да я думаю, никогда они и не придут».
Хотя опасаться прихода русских были все основания. Когда хана Сеида Мухаммед-Рахима II изображают как выдающегося просвещённого правителя, поэта и покровителя поэтов, поднявшего культуру на небывалые высоты, надо помнить одну вещь. Существенной и весьма доходной отраслью экономики Хивинского ханства была охота за людьми и работорговля, причём хан получал от продажи каждого раба пятую часть прибыли. В числе рабов, пригонявшихся на невольничьи рынки Хивы, было довольно много русских, которые ценились выше прочих. Самыми дорогими были мальчики и подростки, а также девочки и девушки до 15 лет — стоимость одного такого русского раба могла достигать 1,2 кг золота. Бежать из хивинского плена удавалось немногим, и они рассказывали о том, какая участь ждала тех, кому не повезло: «Если кто из сих пленных уйдёт и будет пойман, то бывает лишаем ушей и носа, также ему подрезывают пяты и насыпают в то место конский изрубленный волос, после сего на пяты уже никак не ступить, и ходить получается очень тихо и на пальцах...»
Удар в средоточие зла
В 1819 году наместник Кавказа генерал Алексей Ермолов отправил в Хиву посольство во главе с Николаем Муравьёвым, перед которым была поставлена задача достичь соглашения о прекращении работорговли, набегов на русские территории и пиратства на Каспийском море. Однако хан не был расположен к уступкам — миссия была провалена, а самому Николаю Муравьёву едва удалось избежать плена и казни.
Словом, основания для применения силы у России были, и довольно-таки весомые. К тому же несколько попыток показали, что Хива понимает исключительно язык силы. После рекогносцировочного похода Фёдора фон Берга 1824 года хан отпустил 200 русских пленных, а после неудачного похода Василия Перовского 1839-1840 гг. — более 400. Другое дело, что примерно такое же количество русских пленных хивинцы захватывали ежегодно. Так пришло понимание, что нет никакого толка бить по хвостам — удар надо наносить в средоточие зла.
Шанс образумиться Хиве был предоставлен дважды. В 1867 году Кауфман написал хану, что намерен наказать вторгавшихся на русские территории охотников за людьми, однако если пленные будут отпущены, оружие останется в ножнах. Спустя два года предложение было повторено. Тщетно. Более того — на последнее послание был дан прямо-таки наглый ответ с намёками на то, что прежде русские терпели в Хиве поражения: «Наш государь желает, чтобы Белый Царь, по примеру предков, не увлекался расширением своей империи...»
И вот тогда только был нанесён удар. Но, повторим, считать вторжение четырёх русских отрядов, сходящихся к Хиве «классическим завоеванием» нет никаких оснований. Это, скорее, был освободительный поход. Тут уже можно говорить без всяких натяжек — при отряде Кауфмана находился американский военный корреспондент Януарий Алоизий Мак-Гахан, которому не было никаких резонов ни очернять, ни превозносить действия русских в походе 1873 года. Вот что увидел американец, войдя в Хиву вместе с русскими: «Мы проехали мимо толпы рабов-персиян, которые встретили нас ликующими криками, со слезами радости. Они положительно обезумели от счастья. И сюда дошел слух, что, куда ни проникали русские, оттуда всегда исчезало рабство, и они не сомневались, что так будет и здесь».
Ожидания были оправданы. 10 тысяч рабов, находящихся в одной только Хиве, было отпущено после прихода русских войск. Сам же хан остался на престоле, да и уклад жизни населения ничуть не изменился. Не было ни грабежей, ни убийств, ни насилия. А вот рабство исчезло.