«Здесь должны петь душа и сердце»
Каково это – полжизни петь Творцу, и что значит руководить церковным хором мудро? Рассказывает регент Николо-Софийского храма Бобруйска (Белоруссия).
Семь лет музыкальной школы, четыре года музыкального колледжа, пять лет университета, 30 лет преподавательской деятельности, 25 лет в церковном хоре за 50 лет земного пути – такова математика музыканта Аллы Евгеньевны Венглинской. Преподаватель школы искусств, а также регент Николо-Софийского храма Бобруйска, где когда-то она была крещена. Каково это – полжизни петь Творцу, как несмотря на школьное атеистическое воспитание, еще в детские годы удалось соприкоснуться в семье с опытом молитвы, какие пути привели учителя на клирос, и что значит руководить церковным хором мудро?
С младенчества окружена пением.
у всех в семье музыкальный слух
Все началось с колыбельных мамы – мама пела их каждый вечер малютке Алле и ее близняшке-сестре. Все продолжилось музыкальной школой №2. Девочки еле дождались шести лет, чтобы туда поступить.
Алла Евгеньевна связала жизнь с игрой на фортепиано, а сестра выбрала виолончель. Все подкреплялось семейными встречами, на которых не только играли, но и пели – вместе со старшим братом, папой и мамой. У маминой мамы также был замечательный голос. Когда собирались все вместе, хор был на несколько голосов. В репертуар семейного ансамбля выбирали, в основном, лирические композиции и романсы.
После музыкальной школы Алла Венглинская поступила в музыкальное училище в Гродно, но всегда скучала о родном городе. Каждые каникулы студентка спешила на поезд домой. После окончания учебы вернулась в Бобруйск, более того, в родную музыкальную школу, и стала в ней преподавателем. Там она и работает до сих пор, параллельно трудясь для Николо-Софийского храма вот уже четверть века.
Объявление, изменившее жизнь
В 1999 году, уже шесть лет преподавая фортепиано в Бобруйске и учась в столичном университете, девушка отозвалась на объявление, которое сделала директор музыкальной школы Татьяна Белогурова. «Создается церковный хор из профессиональных музыкантов, нужно помочь. Кто заинтересован?», – сказала молодым преподавательницам начальница.
«Если где-то нужно было помочь, то я первая», – вспоминает Алла Евгеньевна свой юношеский энтузиазм.
«Я и на работе очень хорошо себя чувствовала и чувствую, это моя стихия, ведь я пианистка. Но и петь в храм летела как на крыльях», – улыбается регент.
Перед тем как впервые петь за богослужением, новоиспеченные певчие на протяжении двух месяцев приходили в храм после работы каждый день. Спевки длились минимум два часа – с семи вечера до девяти, часто и дольше. «Регент возилась с нами, как с цыплятами, – вспоминает Алла Евгеньевна с благодарностью. – Я совсем ничего не знала! Сначала мне была интересна только сама музыка: какие обороты, какая гармония, красивая мелодия, какое умиротворение она несет! О словах тогда некогда было думать. Как музыканта, в первую очередь, меня волновало совсем другое: здесь крещендо или диминуэндо? Регент говорила мне: не думайте – пойте. Только где-то через год я начала вникать в слова.
Через года полтора отец Алексий, прежний настоятель, сказал регентовать мне, но первый раз удалось отказаться. Я ответила ему, что петь могу, но совсем не знаю хода службы. На тот момент нашлись те, кто были смелее, увереннее меня. Но через время, в 2005 году, мне все равно пришлось начать руководить хором. Первая служба как регента была венчанием, пришлось петь без нот. Отец Алексей все мужественно вытерпел. Вот так все начиналось», – вспоминает регент.
Зерна веры: залитый солнцем храм на лугу,
ночные молитвы бабушки с дедушкой
– В то время, когда я росла, религия была под запретом. Как-то дедушку направили в Телушу станционным смотрителем. Они с бабушкой какое-то время жили там, в деревне. Иногда, редко, нас родители туда отправляли летом, на день-два. Помню как-то бабушка говорит: внучечки мои, идемте-ка кое-куда сходим. Нам уже было лет девять. Мы были пионерами. Спросили:
– А куда пойдем?
– Сейчас увидите, – ответила бабушка.
Вот мы идем по полянкам, залитым солнцем, зеленой траве, где-то коровки пасутся… И только когда зашли внутрь, я поняла, где мы. Как там было красиво! Солнце светило на иконы. Помню, слева от входа была икона Божией Матери. Она была не во весь рост, но, поскольку мы были маленькими, казалось, что она очень большая. Я бабушку спросила: а Кто это? Она сказала: это Богородица.
Когда мы стояли на службе, был такой момент. Бабушка дергает меня за юбку и шепчет: нужно стать на колени. А мы же пионеры, но послушные.
– Бабушка, я не могу, – говорю ей.
Она снова:
– Становиться нужно на колени!
– Бабушка, ну я не могу…
– Тогда выходи из храма!
А я и остаться хочу, и на колени стать не могу. Пришлось отойти подальше. Со временем, когда я пришла в храм и переосмысливала свою жизнь, поняла, что неспроста меня бабушка тогда вот так одернула, это было не зря.
Как-то там же, в деревне, я почему-то проснулась ночью и смотрю: бабушка и дедушка молятся. Тогда было не понятно, что они всё читают и читают среди ночи, шепотом, стоя на коленях.
Вторая ситуация: у меня тяжело заболел папа. Как-то он принес домой иконку и говорит: доченьки, я ходил в церковь, мне освятили эту икону, эта икона освященная. Он так благоговейно об этом рассказывал! Когда папы не стало, и мне как раз предложили помочь в хоре, конечно, я не могла не пойти. Если бы он остался жив, тоже бы пошла, но тогда я думала: как это я за папочку не помолюсь.
О секретах слаженности хора
– Я такой человек, что у меня все должно быть разложено по полочкам. У меня всегда есть подсказки [по уставу], и всегда стоят ноты. Стараюсь наизусть ничего не петь. Но ведь это жизнь, и так не бывает, чтобы всегда всё было, как намечено. Когда начинается служба, приходится в моменте корректировать планы: смотрю, «сопрано» или «альты» еще не пришли, все меняю быстро. Если мы что-то споем не так, то во время службы я никогда ничего не анализирую, а вот после службы уже возможен «разбор полетов». Но бывают ситуации, когда вижу, что «разбор полетов» не нужен – кто-то и так сильно переживает свою ошибку.
Как регенту можно создать здоровые взаимоотношения в коллективе?
– Когда я работаю в школе, дети ловят каждое твое слово и делают все, что скажешь. В церковном хоре у нас все люди взрослые, все музыканты. Поэтому я стараюсь прислушиваться к ним, а они – ко мне. Мы находим консенсус. Иногда они поддерживают, успокаивают меня, если я напряжена. Иногда наоборот: я их успокаиваю, если вижу, что кто-то из них переживает. Говорю: улыбнитесь – и все получится. Подбадриваем друг друга.
Порой, конечно, делаю замечания, потому что певчих в хоре много. Но моя задача – не указать каждому свое место и чтобы каждый пел «правильно». Моя задача – чтобы состоялась служба, а для этого у каждого должно быть и настроение, и характер свой все должны прибрать (я в том числе).
В основном наши певчие – из музыкальной школы. А кто-то работает в детском саду музыкальным педагогом, кто-то – на заводе. Но даже если у человека есть музыкальное образование, хор, а тем более церковный, – это совсем другая специфика.
Основное отличие церковного пения от светского – здесь должны петь душа и сердце. Здесь не обязательно иметь поставленный голос. Он здесь, в общем-то, и не нужен. Если петь и думать о словах, а не о голосе, тогда всё удастся. У меня по природе, от мамы, поставленный голос, но у нас в хоре есть люди, у которых такие красивые голоса, просто ангельские. В таком составе я себя «убираю», а их вывожу на передний план.
В часовне у нас акустика очень хорошая, поэтому там можно петь потише и мягче. В храме акустика не очень, звук поглощается, поэтому приходится форсировать звук, чтобы было слышно, понятно людям. Стараюсь петь так, чтобы вникать в каждое слово, и свой хор прошу об этом: «Если вы поймете, о чем поете, – и прихожане поймут».
Если бы не хор, то что?..
Сестра-близнец Аллы Венглинской после колледжа в Гродно училась в Минской консерватории, на последнем курсе вышла замуж, так и осталась жить в столице. Тоже преподает в музыкальной школе. «У нее трое взрослых детей. Племянники мои любимые, дорогие», – с нежностью рассказывает регент о сестре и ее детях. Когда они приезжают в Бобруйск, сестры возрождают домашний ансамбль, играя на виолончели и фортепиано.
Регент признается, что бывает непросто совмещать работу и управление хором, но по-другому уже не мыслит своей жизни. Говорит, что если бы не хор, то, безусловно, тоже пришла бы в храм, но со временем все равно захотелось бы принять участие в происходящем на богослужении, внести в это посильную лепту. «Я счастливый человек, потому что мне нравится все, чем занимаюсь», – говорит она.
Публикация сайта Бобруйской епархии