Актер Иван Вырыпаев: Не думаю, что понятие «свобода» нам неизвестно

Драматург, режиссер, актер Иван Вырыпаев после премьеры своего спектакля UFO побеседовал с «Вечерней Москвой» об инсценировке литературных произведений и смысле жизни.

Драматург, режиссер, актер Иван Вырыпаев после премьеры своего спектакля UFO побеседовал с «Вечерней Москвой» об инсценировке литературных произведений и смысле жизни.

— Иван, вы как автор предпочитаете ставить в театре только свои драматические произведения?

— Не только свои. Я ставил Гоголя, Чехова — в Польше у меня есть спектакль по его пьесе «Дядя Ваня».

— Слышала, вы собирались взяться за «Дон Кихота»...

— «Дон Кихота» я не поставил, потому что не могу сделать инсценировку. Это великий текст и я не понимаю, как его перенести на сцену. Еще я бы хотел поставить «Анну Каренину», но тоже не получается. Эти произведения не звучат на сцене. Они звучат так, как написано. А зачем делать что-то меньшее в театре, если вы можете прочесть книгу? Тот, кто переносит «Дон Кихота» или «Анну Каренину», или «Войну и мир» на сцену, должен ответить не в интервью, а своим спектаклем на вопрос: зачем это делать, когда есть книга? Чего такого не хватает книге, которую можно открыть, прочитать и получить удовольствие? Почему зритель должен прийти на спектакль? Что вы хотите добавить к произведению? У меня нет ответа на эти вопросы ни в случае с «Дон Кихотом», ни в случае с «Анной Карениной». Могу только сказать: если вы хотите познать эти произведения, откройте книгу и прочитайте.

— Вы как-то озвучивали мысль, что человеку для того, чтобы быть счастливым в своей профессии, нужно понять, какую глобальную функцию он выполняет.

— Если мы говорим о предназначении, то в целом, я думаю, тут дело в том, что человек рождается с определенным набором генов. Они определяют его личность примерно на 60 процентов, остальные 40 — это среда. Соответственно, когда человек рождается, в нем уже есть определенная предрасположенность к чему-либо. Дальнейшее зависит от того, как он разовьется, в какую сторону. Если родители наблюдают за своим ребенком, видят, к чему он больше склонен, то они предлагают ему какой-то определенный вид деятельности, который поможет ему развиться. Этим они экономят его личное время, потому что он меньше тратит его на поиски себя в разных занятиях, находит себя быстрее. Один — в искусстве, другой — в ITтехнологиях, третий — как организатор. Чем ближе мы к своему потенциалу, чем больше себя познаем и понимаем, к чему предрасположены, что можем делать, тем легче нам существовать. Но смысл жизни ведь все равно не в этом, не в том, чтобы кем-то быть. Это просто облегчение для нас. Но и оно не так важно — это все равно словно некая игра.

— И в чем тогда смысл жизни?

— На это есть довольно простой ответ. Когда мы спрашиваем, в чем смысл жизни, мы говорим так, словно этот смысл как-то отделен от нас. Будто есть я, а есть смысл.

Мой ответ будет состоять из двух вопросов. Первый: в чем смысл для маленького ребенка, который еще не стал никакой профессией заниматься, но уже жив — смеется, грустит? Он еще ничего не знает ни про театр, ни про режиссуру, ни про вождение автомобиля, ни про институт, ни про школу. В чем смысл его жизни? И второй: какой смысл в ней, когда мы находимся в стадии глубокого сна — той, в которой даже не видим сновидений? В ней мы не являемся ни режиссером, ни врачом, ни президентом страны. Там, когда мы спим, мы не являемся никем. В этот момент в чем смысл? Разве мы тогда не живем, разве мы умерли? В чем смысл жизни, когда ты не являешься кем-то? До того, как стал заниматься какой-то социальной деятельностью, до того, как стал гражданином России, до того, как стал русским, евреем, афроамериканцем. До всего этого. Потому что чернокожий маленький ребенок, который родился в Техасе, еще не знает о расовой дискриминации, о протестах, он не знает, что он черный, — он просто человек. До того, как ему объяснили, что есть хорошее и плохое, — в чем для него смысл?

— А можно ли вообще сохранить себя, следуя правилам, которые диктует социум? И лично вам важна внутренняя свобода?

— Не думаю, что понятие «свобода» нам известно. Мы используем слово, но не знаем, что это. Мы думаем, что можем быть свободны от чего-то. Но от чего? От социальных условий — вряд ли. Мы не свободны от политики, от взаимоотношений, от болезней. Едва ли мы можем говорить о свободе, когда на 60 процентов нас формируют гены и на 40 — воспитание семьи. Когда родители нам говорят, что хорошо, что плохо, потом школа и так далее... Где место этой свободе? Когда все обусловлено, даже сам чело- век. Какой элемент человека свободен, если он дышит грязным воздухом и заболевает раком. Это был его выбор? Или он пьет из пластиковых стаканов, и промышленный пластик переходит внутрь и отравляет его. Это разве его выбор? Вопрос о свободе очень большой. Что такое свобода? Она наверняка есть, но знаем ли мы, что это.

— Вы родились в Иркутске, работали в Москве, сейчас живете в Польше. Когда вы перестали ощущать свою привязанность к пространству?

— Время и пространство — это и есть то, из чего я весь состою. Я себя знаю как динамическое время и пространство. Я развиваюсь, живу, старею, умираю — это все время и пространство. Если я нахожусь в Иркутске, то и все мои слова, действия, поступки происходят оттуда. Потом я, мое тело, переезжаю в Москву, и теперь все мои слова и поступки возникают в этом пространстве, в котором я нахожусь. Затем я переезжаю в Польшу, и теперь все возникает отсюда. Поэтому естественно, что слова, которые я пишу, возникают из моего тела, разума, из моей энергии, но смешиваются и с энергией пространства, в котором я нахожусь. Конечно, оно оказывает влияние. Например, я написал пьесу «Иллюзии» про взаимоотношения мужчин и женщин в Америке, но писал я ее в Гималаях, в почти святом, чистейшем месте. И вы в ней не увидите слов «гора», «красота» — их там нет, ни строчки про Гималаи, но все же это пространство есть в пьесе, оно ощущается.

— Вы как-то сказали, что создатель должен отвечать на вопросы своим творчеством, а не в интервью...

— Давать интервью — часть моей профессии. Говорить, что я не буду этого делать, — значит быть кокетливым, самолюбивым человеком, потому что интервью — часть шоу-бизнеса. Я стараюсь говорить с вами максимально искренне и никого из себя не изображать, и все равно где-то фальшивлю, кокетничаю, выдаю себя не за того, кем являюсь, но за того, кем хотел бы быть, — это неизбежно. Другое дело, что вы задаете большие вопросы про жизнь, а я вам должен ответить коротко, и мой ответ вы еще сократите. Я хочу уважать ваши вопросы, вы хотите уважать мои ответы. Но в чем конфликт? В самом формате. Некоторые вещи, про которые вы спрашиваете, гораздо больше и глобальнее одной публикации. Это разговор на два-три часа и дольше, без правок, потому что то, как я запинаюсь, где не уверен, — это тоже часть ответа. Но, поскольку мы все сократим, часть смыслов теряется, и главная причина, почему я даю интервью, — заявить о своем проекте.

— Сейчас вы начали заниматься созданием фильм-спектаклей, запускаете проект «Okko.Театр». Это новый для вас формат?

— Да, я никогда раньше не делал фильмы-спектакли, это первый раз.

— В Центре имени Мейерхольда заявлена премьера UFO. Спектакль будет идти офлайн параллельно с онлайн-версией?

— Постановки этого проекта можно будет увидеть и на сцене, и на Okko. Но они отличаются. Как правило, в них задействованы одни и те же актеры, элементы сценографии. Но на сцене, например, мы не можем перемещаться, не можем создать много мест действий, так как находимся в одной локации. В фильме-спектакле же мы гораздо свободнее — у нас может быть много мест действия. И в том, и в другом варианте постановки есть свои особенности. В театре вы можете увидеть живого человека — актер играет для вас здесь и сейчас, происходит передача энергий.

И в этом суть театра — в передаче энергии. Зато, когда вы посмотрите наш фильм-спектакль, вы увидите то, чего могли не заметить на сцене — в нем есть приближение, расставлены акценты. В театре главное — сама пьеса, слова. В кино же можно ближе увидеть глаза, игру актеров и прочее.

СПРАВКА

Иван Вырыпаев родился 3 августа 1974 года в Иркутске. В 1995 году окончил Иркутское театральное училище, в 1998-м поступил в Высшее театральное училище имени Щукина на заочное отделение «Режиссер драматического театра». Автор двух десятков пьес, несколько из них («Кислород», «Танец Дели», UFO) сам же и экранизировал. Его картина «Эйфория» взяла «Малого Золотого льва» на Венецианском фестивале в 2006 году, а в 2007-м — стала лауреатом премии «Ника» в номинации «Открытие года». Фильм «Кислород» получил премию за режиссуру на «Кинотавре-2009».

Читайте также: Иван Вырыпаев: Уделяйте внимание словам