Марк Захаров о взаимоотношениях с властью: «Там, наверху, штормит»

А еще - об Иване Грозном, Уильяме Шекспире и Кирилле Серебренникове

В понедельник популярный московский театр «Ленком» открыл свой 91-й сезон. А накануне его художественный руководитель и идеолог Марк Захаров дал интервью обозревателю «МК».

фото: Геннадий Черкасов

— События недели, предшествующие открытию нашего 91-го сезона, были достаточно тревожными и драматичными для всего театрального сообщества. И я даже вывел некую короткую формулу: «Гоголь-центр» как зеркало нашей действительности».

— Можно попросить вас развернуть эту формулу?

— Прежде всего это очень высокий элемент непредсказуемости. Например, несмотря на то что наш президент поймал щуку, я до сих пор не могу понять: будет он баллотироваться или нет? Или внезапное задержание руководителя «Гоголь-центра»… У нас в «Ленкоме» сейчас тоже осуществляется проверка — аудит, но она не начиналась со штурма: не появились люди в черном с автоматическим оружием, не запирали двери, не забирали мобильные телефоны… Все делается как-то спокойно и уравновешенно: два-три человека изучают документы, в том числе подписанные мною, а потом дают свои заключения, которые носят мирный характер, и это пока не превращается в чрезвычайное происшествие.

Все слова в защиту Кирилла Серебренникова, какие мог, я сказал и подписал дополнительно поручительство, что он не скроется, не будет прятаться от следственных органов. Под этим подразумевается наша коллективная просьба дать ему возможность работать в театре. Но все-таки есть некоторая нервозность, связанная с нашей генетической памятью. И я сам отношусь к тем людям, которые помнят печальные страницы в развитии нашей культуры, да и молодое поколение, что интересуется историей, знает, что такое «Сумбур вместо музыки», знает о зловещей фигуре Жданова и связанном с ним ударе неслыханной жестокости по отношению к Зощенко и Ахматовой. И хотя нашлись люди, которые стали помогать писателю и великому поэту, когда их лишили полностью всяких заработков, тем не менее эти печальные события резко врезались в память. Поэтому есть в обществе некоторый перепуг в связи с делом «Гоголь-центра».

— А что лично вы об этом думаете?

— Поскольку режиссерская профессия связана с тем, что нужно доискиваться до всяких мелочей и вещей, которые следует проанализировать, я думаю, Кирилл Серебренников слишком переоценил своих покровителей наверху. А там, наверху, происходит тоже непредсказуемая динамика, и мы не знаем, кто там поднимается ввысь, кто опускается и что вообще происходит.

Но кроме печальных событий, о которых я упомянул, нам есть о чем подумать: например, установка в Орле монумента в честь Ивана Грозного. Садистический царь, изувер, тиран… Все дореволюционные историки не отнесли его к тем личностям, в которых можно усмотреть положительные и серьезные черты, повлиявшие на нашу историю. Тем не менее на открытие монумента в Орел слетелись все ведущие идеологи нашего времени — байкер Хирург, режиссер Кургинян, еще кто-то, но самым интересным стало заявление губернатора Орловской области, что не убивал Иван Грозный сына — тот захворал, и царь повез его в Петербург, который, правда, к тому времени еще не был основан. Это, конечно, отвлечение от темы нашей беседы, но театр наш каким-то образом все-таки связан с тем, что происходит в жизни, в обществе.

— Открывая 91-й сезон «Ленкома», вы об этом будете говорить на сборе труппы?

— Скажу о тех радостях и огорчениях, которые были в предыдущем сезоне. Об успешных гастролях в Германии, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге. Были выпущены спектакли («День опричника» и «Странный народ эти взрослые». — М.Р.). И есть еще один спектакль, который косвенно связан с «Ленкомом», я имею в виду «Аудиенцию» в Театре Наций, в постановке Глеба Панфилова, с Инной Чуриковой в главной роли — актрисой, которая должна играть только то, что она хочет, она имеет на это право. Правда, мы рассчитывали, что этот спектакль выйдет у нас, но наши продюсеры столкнулись с запредельными цифрами (декорации, которые нужно было приобрести в Англии, костюмы). В итоге премьера состоялась в Театре Наций.

— Но это вчера, а что произойдет завтра в «Ленкоме»?

— 13 сентября состоится официальная премьера режиссера Павла Сафонова «Сны господина де Мольера» по пьесе «Кабала святош». Ну а дальше будет моя работа, связанная с Шекспиром. Я очень долго от этого имени уклонялся, помня слова бывшего директора Большого театра, когда тот предлагал мне поставить оперу. «Для биографии», — сказал он, и тогда я нашел прекрасный повод, чтобы потянуть время, признался, что изучаю партитуры Верди, рассматриваю их на предмет доработки и сокращений… Но теперь будет все-таки Шекспир — такая вольная фантазия на тему шекспировских трагедий и комедий. Будет называться «Фальстаф и его друг принц Уэльский». В роли Фальстафа, естественно, Сергей Степанченко.

— Конкурентов по весу и попаданию в физический образ у артиста Степанченко в вашем театре нет.

— Нет, конечно. А принцем будет Дмитрий Певцов. Ну а после, надеюсь, к постановке приступит Александр Морфов, и мы надеемся, что свое слово он сдержит. Я в этом особенно заинтересован, потому что ему верят артисты, его любят, понимают, его спектакль по роману «Пролетая над гнездом кукушки» давно с успехом идет в репертуаре. Мне показалось по его глазам, что он еще окончательно не выбрал названия, но произнес нам: «Франкенштейн». Мы вздрогнули от неожиданности, но все-таки с удивлением и надеждой будем ждать, когда он начнет работать.

— Поскольку известно, что вы не выпустите спектакль, пока драматургию хорошенько не отредактируете под себя, то боюсь предположить, что станет с Шекспиром…

— Он, конечно, пострадает. Но больше всего я боюсь не вас, а Алексея Бартошевича, главного шекспироведа. Но вы знаете, когда-то Товстоногов сказал (и Басилашвили это подтвердил), что он побоялся Шекспира в связи с его архаичностью, тяжеловесностью, ну и обилием действующих лиц. Вот вы, например, не ответите мне на вопрос: какая разница между Гедегилом и Глендовером?

— Надо бы подумать, но вряд ли.

— И вот, честно скажу, я тоже. Это же муравейник, и я не понимаю, как в театре «Глобус» все эти артисты помещались, как оплачивалась их работа. Написать приказ о распределении ролей — это для меня большая задача, потому что людей надо сгруппировать в сторонников одного принца, другого — там два брата. И тут совершенно неожиданно возникла тема перерождения, можно сказать, тема фашизма, экстремизма, когда человек постепенно приобретает качества, которые его не украшают. Размышляя по этому поводу, я понял, что даже такая культурная нация, как Германия, в свое время прельстилась Адольфом Гитлером… У него были качества, которые импонировали толпе, возможно, и непросвещенной, но Германия была парализована. И вот на примере принца Генриха Уэльского мне хочется попробовать нащупать перерождение из обыкновенного солдата, каким был Гитлер, в фанатика, в общем, морального урода, вставшего во главе великой нации.

— Прекрасная тема! Но у нас пока нет фашизма…

— У нас фашизма нет, у нас совершенно другая ситуация, но… Могут из этого самого памятника Ивану Грозному вырасти некие слои, смогут опоясать общество… Может быть, это не будет называться фашизмом, может, появится какой-то более мягкий вариант, как у Муссолини, но опасность такая есть. В наше сложное, непредсказуемое время с этим надо бороться.

— Не менее актуальная тема — художник и власть. Вопрос: художнику нужно иметь покровителей?

— Опасно, во всяком случае, в наше время. Может быть, я сейчас не слишком искренен, но я бы не хотел иметь какого-то покровителя на самом-самом верху. Как мне сказал один уважаемый человек: «Там, наверху, штормит очень». И если целиком и полностью связаться, то это может до добра не довести.

— Но у вашего театра всегда были покровители от верховной власти: Борис Ельцин, Юрий Лужков… Да и у вас лично — большое количество государственных наград. Вы не опасались?

— Нет, знаете, не опасался. В период Ельцина я чувствовал с его стороны некую поддержку, он дарил автомобили коллективу и был расположен. И Лужков многое сделал для нас. Это была такая социальная поддержка, и ни Ельцин, ни Лужков не вмешивались в нашу работу, творческую деятельность, — просто помогали людям, например, получать квартиры. Но все меняется, приходит новое время, и оно иногда отличается от того, что было прежде. Но если говорить о Кирилле Серебренникове, то с его стороны, как мне кажется, была допущена некоторая неосторожность. Хотя он замечательный режиссер, и я одним из первых оценил его «Пластилин». Казалось бы, все было безоблачно и прекрасно, но наступила сложность, которую ему надо пережить. И я от всей души желаю, чтобы этот период в его жизни и творчестве прошел и благополучно закончился.

— Вопрос последний: не о звездах «Ленкома», а о молодых актерах, адвокатом которых хочу выступить. Практически во всех крупных театрах ежегодно принимаются в труппу молодые актеры, а спектакли ставятся только на звезд. Какой шанс при рыночной экономике (публика несет деньги только на имена, реже — на названия) у сильных молодых актеров прорваться? Как в свое время прорвались Караченцов, Абдулов, Певцов, Лазарев, Шагин…

— Знаете, здесь нужно стечение обстоятельств. Как говорила Екатерина II: «Попасть в случай». Что это значит? Это в нужный момент и в нужное время проявить вовремя сноровку, обаяние, талант. И чтобы была возможность с чистым сердцем получить какую-то роль. Вот сейчас у нас поднимается, с моей точки зрения, такой человек — Амельченко Максим Николаевич, вот на него я возлагаю надежды. Но не могу вам сказать, что у нас есть группа в 12 человек, которая может играть Гамлетов. Кто-то же должен и Фортинбрасов играть.